Вскоре после этого приехал доктор, а вот Мэри так и не появилась. Ричард волновался как ребенок. Наконец повязки были сняты. Сначала перед глазами Ричарда поплыли разноцветные круги, но через несколько минут все обрело свои очертания, и Ричард смог разглядеть лица — обеспокоенного Хоукера и улыбающегося доктора.

— Как же я рад видеть твою уродливую физиономию, Хоукер! — воскликнул Ричард. — Должен признать, ты похорошел за последнее время!

Сержант весело рассмеялся и отошел к окну, предоставляя доктору возможность провести дальнейший осмотр пациента. Он еле заметно кивнул кому-то за окном и взглядом проводил отъезжающую коляску.

— Где же Мэри? — снова спросил Ричард. Ему не терпелось поскорее увидеть ее.

Хоукер виновато отвел глаза.

— Она... вышла немного подышать, сэр...

— Что ж, передай ей, как только она вернется, что я хочу ее видеть.

Сержант не ответил, хотя прекрасно понимал, что через несколько часов его командир все равно узнает правду.

***

День тянулся нескончаемо долго. Уже начали сгущаться сумерки, когда Хоукер принес сэру Ричарду ужин.

— Где Мэри, старина? Почему она избегает меня сегодня?

— Ее нет, сэр.

— Нет?! Что это значит?

— Она уехала.

— Но куда?

— Обратно в Англию. Она села в коляску, как только удостоверилась, что с вами все в порядке, — запинаясь доложил сержант.

В течение нескольких минут Ричард тщетно пытался побороть внезапный приступ боли.

— Она сказала, почему уезжает? — наконец проговорил он.

— Сказала, что плохо себя чувствует, сэр. Мисс Мэри очень устала, ухаживая за всеми нами. Она сказала, что хочет поскорее вернуться домой, пока ей не стало хуже, — Хоукер опустил руку в карман и выудил оттуда письмо. — Она просила меня передать вам вот это, сэр.

Непослушными пальцами Ричард схватил сложенный пополам листок бумаги и, невзирая на запрет доктора напрягать зрение, прочел:

“Мой дорогой Ричард, только что я совершила самый недостойный, самый трусливый поступок в своей жизни — я уехала, не попрощавшись с тобой. Но я знаю, что так будет лучше. Если бы я осмелилась еще раз посмотреть тебе в глаза, то проявила бы непозволительную слабость и согласилась стать твоей женой. Уверена, что ты и сам понимаешь, какую ошибку мы чуть было не совершили. Ты сделал мне предложение, потому что ты честный и благородный человек, но я не могу принять такую жертву с твоей стороны. Я дала себе слово, что никогда не стану сожалеть о том, что произошло между нами. Я бы не могла быть счастливой в браке, зная, что ты не любишь меня. Когда-нибудь ты еще повстречаешь свою любовь и тогда, быть может, помянешь, меня добрым словом. Да хранит тебя Господь. Мэри”.

Спазм перехватил горло Ричарда. Он еще раз пробежал глазами строчки, выведенные красивым женским почерком -почерком, который, по какой-то необъяснимой причине, показался ему знакомым. Мэри освободила его от обязательств, которыми он связал себя прошлой ночью, но хотел ли он этого? Он не был в этом уверен. Он был многим обязан этой девушке и не мог позволить ей вот так исчезнуть из его жизни. Он обязан разыскать Мэри!

— Она не оставила адреса, — Ричард поднял глаза на Хоукера. — Ты не знаешь, где я могу ее найти?

— Не знаю, сэр. Мисс Мэри увезла с собой всех нанятых на время слуг и, конечно, ту женщину, которая повсюду сопровождала ее. В доме осталась только чета французов.

— Они бельгийцы.

— По мне все одно, сэр. Хотите, я позову экономку?

Ричард кивнул, хотя понимал, что это бесполезно. “Мадемуазель Мария никогда не говорила о своем доме”. Экономка лишь предложила сэру Ричарду дождаться ее хозяина, итальянца, который должен вернуться в конце месяца. Возможно, он знает адрес мадемуазель Марии.

Но Ричарду не пришлось ждать так долго. Спустя неделю он прочитал в газете о гибели пассажирского судна “Альбатрос”, направлявшегося в Саутгемптон. Среди пропавших без вести пассажиров были миссис и мисс Мэри Смит.

Глава вторая

Леди Дартвуд взирала на подъезжающую к дому карету с поистине детским восторгом. Наконец экипаж остановился, и хорошо вышколенный кучер немедленно помог пассажирке выйти. Молодая, элегантно одетая женщина, кутаясь в роскошный меховой жакет, поспешила войти в дом.

— Она здесь, Брин! Она приехала! — вскричала леди Дартвуд.

— Дорогая, не стоит так волноваться! — отозвался ее муж. — Ради бога, сядь. В твоем положении вредно прыгать...

— Я знаю, милый, — с улыбкой ответила Верити, — это так любезно с твоей стороны — без конца напоминать мне о моем положении, — она с нежностью погладила свой округлый животик. — Элизабет чудесная девушка. Я уверена, что ты будешь от нее без ума.

Виконт Дартвуд встал из-за стола и подошел к супруге.

— Я обещаю, что отнесусь к ней так, как она того заслуживает, Верити, — сказал он, обнимая ее. — Уверен, раз ты так высоко отзываешься о школьной подруге, она действительно прекрасный человек. Но восхищаюсь я только тобой, моя любовь. Другие женщины перестали существовать для меня, как только я тебя увидел.

Дверь в кабинет виконта отворилась, и девушка лет двадцати с небольшим в сопровождении слуги вошла в комнату.

— Клянусь, Элизабет, — воскликнула виконтесса, обнимая ее, — с каждым годом ты становишься все прелестнее. И... Что это? Ты сбавила в весе?

— А ты прямо-таки расцвела, моя дорогая Верити. Сияешь здоровьем! — Элизабет протянула руку виконту. — Как поживаете, милорд? Ваша жена так часто рассказывала мне о вас в своих письмах, что мне кажется, будто я знаю вас всю жизнь.

— В свою очередь должен добавить, мисс Бересфорд, — ответил виконт, целуя протянутую руку, — что с тех пор, как Верити получила ваше письмо, она ни о чем другом не говорит.

— Не слушай его, Элизабет! — рассмеялась Верити. — Мне вредно волноваться. И давайте покончим с формальностями!

— Учитывая обстоятельства, вам следует держать ее взаперти, сэр, — улыбнулась Элизабет. — У нашей дорогой Верити слишком живой нрав, ей не сидится на месте, а беготня может повредить ее здоровью. Что же до формальностей, я согласна с вашей супругой и прошу вас не называть меня “мисс Бересфорд”. Однако вынуждена признаться, что многочисленные сокращения моего имени мне также не нравятся. Я не вынесу, если вы будете называть меня Лиззи, Элизой или Бет.

Виконт благосклонно выслушал эту тираду и снова поклонился. Гостья ему определенно нравилась. Она была очаровательна, умна и обладала безупречными манерами. И именно поэтому, когда Элизабет задержалась к ужину, виконт нетерпеливо поинтересовался у супруги:

— Куда подевалась твоя подруга, дорогая? Знаешь, она не только весьма привлекательная особа, но и достаточно рассудительна...

Верити едва удалось скрыть улыбку. Такая оценка в устах ее мужа, скупого на похвалу, означала, что он очень высокого мнения о человеке.

— Не имею представления, милый, — улыбка на лице виконтессы внезапно погасла. — Я, наверное, рассказывала тебе, что у нее было тяжелое детство. Она мало говорила о себе, но все же мне удалось узнать, что брак ее родителей оказался неудачным. Элизабет была очень привязана к отцу и совсем не общалась с матерью. А что касается ее сестры...

— Мм, — пробормотал виконт, — надеюсь, ты предупредила нашу гостью, что леди Чилтэм может нагрянуть сюда в любую минуту?

Верити нахмурилась. Она от всей души презирала сестру Элизабет и лорда Чилтэма. Однако сами Чилтэмы словно бы не замечали такого к себе отношения. Более того, они искренне полагали, что раз их поместье располагается всего в трех милях от поместья виконта, то они вправе навещать соседей, когда им вздумается.

— Она дурно вела себя с Элизабет, — вместо ответа сказала виконтесса, — бедная девочка всегда возвращалась в пансион в синяках после каникул.

— Моя дорогая, братьям и сестрам свойственно ссориться, — спокойно отозвался виконт.

— Да, разумеется, но Эвадна на семь лет старше Элизабет. — Верити вдруг повеселела. — Хотела бы я посмотреть, осмелится ли она теперь нападать на мою дорогую подругу. Элизабет очень изменилась с тех пор, как уехала жить к бабушке. Я думаю, Эвадна умрет от зависти, когда увидит ее.

— Еще бы! — не сдержал своих чувств виконт. — Элизабет отнюдь не похожа на увядающую фиалку — в отличие от сестрицы. Они совершенно разные.

— Это правда, — согласилась Верити, — в школе Элизабет была очень застенчивой, но, к счастью, повзрослев, она превратилась в сильную, уверенную в себе женщину. Даже большое горе — не так давно она потеряла бабушку — не вывело ее из равновесия.

В этом, однако, проницательная виконтесса ошибалась. Прежде чем судить о душевном состоянии своей подруги, ей не мешало бы поговорить с горничной Элизабет. Именно эта женщина, нанятая когда-то в качестве няньки, лучше остальных понимала, что пришлось пережить ее драгоценной хозяйке. Агата Стигвелл — так звали преданную горничную — стала свидетельницей череды драматических событий в жизни Бересфордов. На ее глазах старшая Эвадна обижала сестренку, а миссис Бересфорд словно не замечала того, что происходило у нее под носом. И только бабушка беззаветно любила Элизабет, забрав ее при первой же возможности к себе в Бристоль. Правда, имелся еще отец. Но он так редко навещал семью, что поневоле возникало сомнение, существует ли он вообще.

Агата никогда не сожалела о том, что помогла юной мисс убежать в Бристоль, когда умер мистер Бересфорд. У бабушки девочка словно расцвела. Наконец о ней заботились, ее любили. Однако, к сожалению, миссис Смитсон была слаба здоровьем. Особенно ее подкосил приезд дочери, которая явилась, чтобы забрать беглянку.

Агате не удалось подслушать разговор, произошедший между миссис Смитсон и миссис Бересфорд, но после него между матерью и дочерью пробежала черная кошка. Миссис Бересфорд немедленно покинула дом миссис Смитсон, и, надо признать. Агата об этом ничуть не сожалела. Она никогда не любила хозяйку, а посему при известии о ее кончине, случившейся два года назад, не проронила ни слезинки.

Что же до мисс Элизабет, понять, что чувствует девушка, было невозможно. Агата точно знала, что мисс не стала оплакивать почившую мать и даже отказалась носить траур. Только смерть миссис Смитсон по-настоящему расстроила Элизабет. С тех пор ее будто подменили. Впрочем, Агата заметила, что поездка в Брюссель пошла на пользу молодой хозяйке. Элизабет посвежела и перестала плакать. Однако на ее прекрасном лице застыла печаль. Она стала еще более задумчивой и замкнутой.

— Почему ты так странно смотришь на меня, Эгги?

Агата отвела глаза. Ее длинные, худые пальцы теребили бахрому; на шерстяной шали.

— Вам это только чудится, госпожа. Я всего лишь подумала, как это мудро с вашей стороны — принять приглашение леди Дартвуд. Слишком долго вы сидели взаперти. Ваша бабушка не одобрила бы подобного поведения.

— Знаю, знаю... — Элизабет вздохнула. — Бабушка даже просила меня отказаться от траура по ней. Я сдержала данное ей обещание и не ношу черных одежд.

Элизабет встала из-за туалетного столика, забрала у горничной шаль и завернулась в нее. Кивнув Агате, она вышла из комнаты и направилась в гостиную, где некоторое время назад встретилась с давней подругой и ее мужем. Там она застала весьма трогательную картину: виконт и виконтесса сидели на софе подле друг друга и о чем-то оживленно шептались.

Завидев Элизабет, виконт немедленно поднялся на ноги и поклонился, как того требовали приличия.

— Боюсь, Верити забыла предупредить вас о том, что мы ожидаем и других гостей. Должен приехать мой хороший друг, мы вместе служили. Он обещал быть сегодня, но может и задержаться.

Элизабет кивнула. Пока она поудобнее устраивалась в кресле, виконт налил ей бокал мадеры.

— Кажется, весь прошлый год вы пробели в Брюсселе? Значит, у вас была прекрасная возможность отпраздновать победу. Верити говорила, что вы ухаживали за ранеными солдатами?

— Да, я жила в Брюсселе, — ответила Элизабет, слегка запинаясь, — но вынуждена признаться, что поводов для радости находилось немного. Если бы вы знали, сколько людей полегло в этой войне! Я никогда не забуду, что творилось в городе после решающей битвы! — Она тряхнула головой. — Славе всегда сопутствуют смерть и страдания.

Верити посмотрела на мужа и увидела, как он уважительно кивает, слушая Элизабет. Их разговор был прерван внезапным шумом, донесшимся из коридора.

— Что такое, Брин? Должно быть, приехал твой друг?

— Да, вероятно, это он.

Верити дождалась, пока муж выйдет из комнаты, и тут же заговорщически подмигнула Элизабет.

— Я только что заметила, что у вас с Брином одинаковый цвет волос. Вы могли бы быть братом и сестрой! — сказала она, подсаживаясь поближе к подруге.

— Хотелось бы мне иметь такого брата — серьезно проговорила Элизабет. — Тебе очень повезло с мужем, Верити. Такой обаятельный!