— Хорошо, миссис Маккэслин, — сказала миссис Лаани, забирая у Арден покупки и поспешно удаляясь.

Арден была очень обеспокоена тем сочувственным взглядом, который был на лице женщины.

Она провела руками по юбке и удивилась тому, что у нее были влажные ладони. Сдерживая панику, она повернула ручку двери и вошла в кабинет Эндрю.

— Дорогой, я…

Первое, что она увидела, была бутылка виски на полированной поверхности письменного стола Эндрю. Она смотрела на нее, не отрываясь, несколько секунд, затем перевела взгляд на стакан с виски, стоящий рядом с бутылкой. Рука Эндрю. И только тогда она поняла, насколько это выглядит неестественным.

Она подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, и ее даже передернуло от той ненависти, которую она в них увидела. Его волосы буквально стояли дыбом, но не ветер растрепал их. Рука маньяка рвала их на себе. На щеках ходили желваки, когда он скрипел зубами, а на виске яростно билась жилка.

— Входите, миссис Маккэслин, — сказал он голосом, который Арден никогда у него не слышала. Он был полон сарказма и отвращения. — Мне кажется, вы знаете нашего гостя.

И только тут Арден заметила мужчину, с удобством устроившегося в глубоком кресле напротив стола Эндрю. Он повернулся, и она увидела насмешливое лицо Рональда Лоуэри. У нее подкосились ноги, и она облокотилась на дверь, ища опору.

Эндрю грубо расхохотался.

— Ты прекрасно притворяешься удивленной, увидев своего бывшего мужа, хотя Рон сказал мне, что последнее время вы довольно часто виделись.

В горле у нее встал ком, но она сумела с ним справиться. Она должна была заставить Эндрю увидеть то, что было на самом деле.

— Эндрю, — умоляла она, протягивая к нему руку. — Эндрю, что он сказал тебе?

— Много, много чего рассказал, — ответил он, продолжая презрительно посмеиваться. — Я уж подумал, что я — прямо-таки король среди грешников. Мне казалось, что меня вряд ли удивит предательство. Но поздравляю вас с вашей непревзойденной изобретательностью.

— Пожалуйста, Эндрю, — молила Арден, шагнув в комнату. — Послушай меня. Я не знаю, что он сказал тебе, но…

— Ты позволила своему мужу оплодотворить себя моей спермой и носила моего ребенка в течение девяти месяцев, а затем ты отдала его… или, я лучше скажу, продала его… за пятьдесят тысяч долларов, которые твой муж получил от меня? Ты сделала все это?

Слезы ручьем лились по ее лицу.

— Да, но…

— А затем твое сердце перевернулось, и ты приехала на Гавайи, чтобы втереться ко мне в доверие, влезть в мою жизнь? Ведь так?

— Не так!

— Будь все проклято, какой же я был дурак! — Стул отлетел в сторону, когда он резко встал. Эндрю осушил стакан с виски и бросил его на стол. Он повернулся к ним спиной, как будто ему было омерзительно смотреть на них.

— Было совсем не так, — сказала Арден. — Не так.

Не обращая внимания на ее просьбы понять ее, он повернулся к ней:

— И сколько же вы планировали получить с меня? А?

Он спрашивал ее, а не Рона.

— Ничего.

— Ничего! Ничего? Мои деньги, моего сына? Когда же будет достаточно? Ты уже сломала мне жизнь своей ложью.

Она сглотнула, пытаясь привести в порядок мысли, которые мелькали у нее в голове. Арден совершенно не могла думать, когда Эндрю сердился на нее, когда его взгляд был таким твердым и холодным, как алмаз.

— Он связался со мной по телефону несколько недель назад. Сказал, что расскажет тебе, кто я, если… — Она дрожала от страха, когда услышала его рык, но упрямо продолжала: — Если я не дам ему двадцать тысяч долларов. Он игрок и в долгах у ростовщиков. Вот почему ему нужны были деньги тогда, когда ты заплатил ему за Мэта. Мне тоже нужны были деньги для Джоу. И я хотела освободиться от Рона. — Она видела, что он не понимает ее, тогда она потерла лоб, а Эндрю поставил стул и уселся на него. Всем своим видом он показывал, что ему безразлична ее дилемма. Но она должна была заставить его понять. — Я заплатила ему пять тысяч долларов перед тем, как мы уехали на континент. Эндрю, это были мои деньги, не твои. Мои. И я бы отдала ему вдвое больше, чтобы он не устроил эту сцену.

— Так ты собиралась платить и дальше этому мерзавцу, чтобы я не узнал, на какой лживой стерве женат. Твоя забота о моем благополучии просто восхищает меня.

Она всхлипнула и покачала головой:

— Нет, Эндрю, нет. Я собиралась рассказать тебе все сама.

— Когда? Когда же, Арден? Мне очень интересно знать. Когда Мэт пойдет в школу? Когда он закончит колледж? Или, может быть, когда поведет к венцу свою невесту, ты похлопаешь меня по руке и скажешь: «О, между прочим, я — та самая женщина, которая родила его». Таковы были твои планы?

Оскорбительные слова обрушились на нее, как удары деревянного молотка.

— Я больше не могла бы жить с этим секретом. Я люблю тебя и Мэта. Я собиралась все рассказать тебе… сегодня вечером.

Услышав ее слова, он взвыл от хохота, уродливого и насмешливого.

— Сегодня вечером! Как трогательно, не так ли? — Он уставился на нее, насупив брови. — Ты думаешь, я поверю тебе сейчас, когда ты лгала мне с самого начала?

— Я не лгала!

— Все это проклятое дело было сплошной ложью! — взвыл он. Он снова резко вскочил со стула. — Когда я думаю о том, как ты одурачила меня… — Он покачал головой и невесело рассмеялся. — Такая чинная и правильная, такая вежливая, такая милая, такая… — Он махнул рукой в ее сторону, а затем опустил ее, как бы говоря, какой жалкой и презренной он ее считает.

Его внимание снова привлек Рон, который сидел, как стервятник, предвкушая, что окровавленный скелет достанется ему и он прикончит его.

— Пошел вон, — только и сказал Эндрю.

Злорадная ухмылка тут же исчезла с лица Рона.

— Минутку. Мы еще не договорились, что будем делать со всем этим.

— Если думаешь, что я дам тебе хоть один цент, ты просто сумасшедший и преступник. И если ты немедленно не исчезнешь, я превращу тебя в кровавую котлету, а потом передам полиции.

Рон стоял, трясясь от гнева.

— Ты запоешь по-другому, когда я расскажу газетчикам мою щекотливую историю о тебе, твоей жалкой жене и как ты пришел ко мне, умоляя найти мать для твоего ребенка. Это превратит твоего драгоценного сына в человека второго сорта. Ну и уж конечно, я расскажу им, что ты сейчас женат на биологической матери своего ребенка. Может быть, я не стану рассказывать, что я искусственно оплодотворил Арден. Может быть, я позволю им думать, что Мэт появился естественным образом. А это сделает его незаконнорожденным.

Арден вздрогнула, а Эндрю театрально пожал плечами:

— И кто же, ты думаешь, поверит такой небылице? Особенно если ее рассказывает врач, который потерял практику, уважение своих клиентов, который по уши в долгах у всех, включая мафию, и который живет как бомж. Угадай, кому поверят — мне или тебе? Знаменитости моего уровня постоянно становятся жертвами сумасшедших, которые стремятся сорвать куш по-быстрому, и пресса знает об этом. Да они рассмеются тебе в лицо, Лоуэри.

Арден видела, как быстро Рон теряет самоуверенность, которая как будто вытекает из него вместе с потом.

— Но у меня есть юрист. У него документы. Он поддержит меня.

— Так ли? Если бы ты был на его месте, кого бы поддержал? Профессионального игрока в теннис международного класса на подъеме или отвергнутого мужа, жаждущего мести за то, что его бросила жена? Даже друзья твоего уровня вряд ли настолько глупы. Ну а если что, я могу откупиться, и мои деньги не сравнить с твоими, так что он будет молчать.

Лицо Рона приобрело желто-серый оттенок. Эндрю обошел стол.

— Еще раз говорю: пошел вон. И если ты когда-либо покажешься на глаза кому-нибудь из членов моей семьи или прислуге, я запру тебя так, что только твоя мафия и сможет до тебя добраться. А ты сам знаешь, что они сделают с тобой, когда найдут.

— Вы не можете так просто избавиться от меня, Маккэслин.

— Могу, и ты об этом знаешь. Вот почему воняешь от страха.

Рон посмотрел на Арден, и его взгляд налился ненавистью.

— По крайней мере, тебя я уничтожил. Он теперь презирает тебя так же, как и я всегда презирал тебя.

Через несколько мгновений она услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Время шло. В кабинете не было слышно движения. Смертельный покров окутал их. Эндрю пристально смотрел в окно на бесконечное движение океана. Арден не отрывала глаз от его спины, размышляя, как она смогла бы убедить его простить ее. Почему она не рассказала ему сама? Почему? Если бы можно было начать все сначала, она бы рассказала ему все. Она представила себе, как он берет ее на руки и шепчет понимающе: «Ты сделала то, что должна была сделать тогда. Я не могу винить тебя за это. Я знаю, что ты вышла за меня замуж потому, что любишь меня, а не потому, что хочешь быть рядом с Мэтом. Я знаю. Я понимаю».

Но вместо этого он был переполнен яростью и уязвленной гордостью. Арден не узнавала его лицо, когда он повернулся к ней.

— Ты еще здесь? Я подумал, что ты уйдешь со своим первым мужем. Интересно, какие новые приключения вы бы нашли?

Она опустила голову.

— Это никогда не было для меня приключением. Я сделала это ради Джоу.

— Значит, Джоу действительно был. А я-то уже начал сомневаться.

Ее голова дернулась, и, пошатываясь, она пошла в его сторону.

— Я сделала это, чтобы продлить его жизнь. Я сделала это, потому что это был единственный способ освободиться от невыносимого замужества, от человека, к которому я питала отвращение. Когда ты перестанешь жалеть себя, может быть, ты сможешь посмотреть на все это непредвзято и понять, как трудно было мне.

— Жалеть себя! — закричал он. — Я не чувствую ничего, кроме презрения к моей слепой глупости. Каждый раз, когда я вспоминаю о том, как я смотрел на тебя, как тщательно планировал встречи, как юнец, приглашающий даму на первый танец, как я сидел здесь, разговаривая с тобой, когда у меня трусы лопались. А как тебе удавалось сохранить такое строгое лицо? Не понимаю, почему ты не расхохоталась.

— Все было не так, Эндрю, — с жаром протестовала Арден. — Сначала, да, я хотела познакомиться с тобой из-за Мэта. Я хотела увидеть моего сына, — крикнула она. — Что в этом плохого? Но когда встретила тебя, я полюбила тебя тоже. Даже больше, чем Мэта. — Ей было трудно в этом признаться, но это была правда.

— Ничего ты не хотела, кроме как соблазнить меня.

— Соблазнить… — не веря своим ушам, начала она. — Ты, наверное, память потерял, а заодно и способность здраво мыслить? Если бы в этом было дело, я бы справилась в первый же вечер.

— О нет, только не ты. Ты — очень расчетливый стратег. Если бы ты затащила меня сразу в постель, я бы никогда не подошел к тебе снова. Нет, ты приманивала меня всем своим придуманным сопротивлением. Для мужчины, на которого все время женщины вешаются, это самое действенное средство.

— Да, у тебя был большой выбор девиц. Они стаями ходили за тобой по пятам. Поэтому не стоит изображать из меня искусительницу, которая заманила тебя в ловушку, обещая секс, который больше нигде нельзя было бы получить. — Его упрямство раздражало ее все сильнее, и она повысила голос. — Ты — подарок, на который я не рассчитывала. Моя цель была стать хорошим другом, но никак не любовницей. Потом я влюбилась в тебя, но не смогла найти достаточно мужества, чтобы рассказать тебе, кто я на самом деле, потому что боялась, что ты поведешь себя так, как и делаешь сейчас. Твоя гордость, твой пылкий темперамент мешают тебе разумно взглянуть на ситуацию, Эндрю.

Ее грудь вздымалась от волнения под тонким шелковым свитером. Эндрю вдруг понял, что он, не отрываясь, смотрит на нее, и отвел взгляд, посылая гневные проклятия куда-то в потолок.

Даже сейчас, зная о ней все, она привлекала его так, как ни одна другая женщина. Она была такая чертовски красивая. Он все еще хотел ее. Он отчетливо вспомнил тот первый раз, когда он увидел ее сидящей за столиком под зонтом на балконе. Его привлекла ее безмятежность. Он хотел быть рядом с ней, впитывать покой, который, казалось, она излучала.

Как могла она так его дурачить? Почему он не смог разглядеть расчет в ее глазах? Его не могло там не быть, и не важно, что она отрицает это сейчас. Она тщательно спланировала все задолго до того, как он впервые увидел ее. Ну хорошо, частично его гнев можно отнести на счет уязвленной гордости. Какому мужчине понравится, что им манипулировали, как марионеткой, и вынудили полюбить и жениться? Какой мужчина, каким бы гордым он ни был, мог бы такое вынести?

Он продолжал повторять, что ненавидит ее. Но почему тогда он хотел целовать ее, забыв обо всем на свете, отдать ей все свое разочарование, которое на волосок отделялось от страстного желания? Почему он так сильно жаждет поддержки ее тела и радости ее смеха и ее исцеляющей любви? Он больше всего ненавидел ее за то, что она сделала его слабым.