Но Чар не была русалкой, и в Беверли-Хил ее привели дела. Два дня она провела в этом отеле ради предстоящих пяти минут. Она была гвоздем программы ежегодного банкета в честь выпускников колледжа дизайнеров. Ее коллекция будет в центре внимания. Журналисты, освещающие показы моделей, будут щелкать затворами своих фотокамер, делать заметки, пристально вглядываться в каждое платье, прежде чем решить, заслуживают ее усилия похвалы или недостойны даже пары строк в их отчетах. Чар сосредоточилась на предстоящем показе.

— Ну, мисс Броуди, ваш выход.

Чар вздрогнула. Раздавшийся рядом голос вывел ее из задумчивости.

— Все готово? — спросила она, подняв руку.

— Еще пять секунд. Когда мигнет лампочка.

И, не успев дать последние наставления, ведущая мягко, но властно положила руку на плечо Чар и подтолкнула ее к выходу. Оказавшись в световом пятне на подиуме, она услышала вежливые, обязательные аплодисменты. Замешкавшись на мгновение, она прошла по возвышению, длинной лентой проходящему по зрительному залу. Когда публика увидела платье Чар во всем его великолепии, она взорвалась от восторга. Аплодисменты не стихали до тех пор, пока Чар наконец не заняла место на кафедре и не успокоила зрителей, подняв вверх руку.

Сияющая, улыбающаяся, купающаяся в лучах успеха, Чар испытала то, о чем мечтают все модельеры. Сегодня она чувствовала себя на вершине славы. Она даже представить себе не могла, как это прекрасно, когда тебя превозносят не два-три человека, а приветствует целый зал. В какой-то момент она осознала, что показ ее моделей будет длиться не более пяти минут. Такой краткий и такой бесконечно долгий отрезок времени. Опустив голову, Чар просмотрела свои заметки и дала себе клятву, что навсегда запомнит каждую секунду из предстоящих пяти минут. Будет помнить всю жизнь.

Высоко подняв голову, Чар произнесла четко и уверенно:

— Добрый вечер, я, Чар Броуди, представляю свои работы, выполненные в мастерской «Броуди Дизайн».

И в то же мгновение заиграла музыка, сцену и подиум осветили яркие прожекторы и появилась первая манекенщица в удивительно простом платье из желтой органди. Его короткая и очень широкая юбка создавала иллюзию полностью раскрывшегося цветка.

— Платье для летнего дня, — комментировала Чар, — напоминает цветок лютика. Выполнено из органди. Ноги остаются открытыми для загара. Очень широкая юбка создает впечатление легкости, воздушности. Рукава обработаны фестонами. Облегающий лиф из набивного атласа.

Первая манекенщица грациозно двигалась по подиуму. Она кружилась, отчего ее юбка взлетала колоколом, замирала в картинной позе и снова продолжала движение. И в тот момент, когда под шум аплодисментов девушка скрылась за кулисами, ее сменили две женщины в более изысканных туалетах. Гордо вскинув головы, с томной чувственностью в движениях, они прошли на подиум.

— Платья для коктейля. Две вариации на одну и ту же тему…

Голос Чар то взлетал вверх, наполненный энергией, то стихал, подчиняясь ритму музыки и движениям манекенщиц. Они улыбались. Теплая волна доброжелательности, исходившая от восхищенного зала, захлестывала Чар. Она знала, что теперь это чувство — чувство успеха, навсегда станет частью ее жизни. Может быть, сегодняшний вечер многое изменит. Может быть… Может быть…

Звук собственного голоса доносился до Чар словно издали. Ее мысли были далеко, в будущем. И в этих сладостных мечтах она не представляла свою жизнь без Флетчера. Он был здесь, в зале, чтобы запечатлеть ее триумф на бесчисленных фотографиях. И Чар знала, что в эту минуту он чувствовал то же, что и она: уникальность момента, душевный подъем и ощущение полноты жизни.

Наконец Чар произнесла последние слова, показ ее моделей был окончен. Она прищурилась от яркого света. Манекенщицы собрались на подиуме и ждали, чтобы она присоединилась к ним. Всем вместе им предстояло в финале пройти по возвышению, купаясь в лучах славы, выпавшей на долю Чар. Она счастливо улыбалась, принимала аплодисменты, как дань признания ее таланта. Показ был завершен.

Стоя за кулисами, Чар наблюдала, как упаковывали платья, привезенные для шоу, и готовили их к отправке. Кто-то как нельзя более кстати предложил Чар стакан сухого белого вина. Сбросив туфли, Чар устало опустилась на большой чемодан, уговаривая себя, что волнение, вызванное признанием ее таланта, — пустяк по сравнению с огорчением от возможного провала. Неожиданно рядом оказался Флетчер. Его теплая ладонь дружески легла на плечо Чар. Инстинктивно она накрыла его руку своей.

— Когда завершаешь какое-нибудь важное дело, обычно испытываешь страшную пустоту. Я несколько месяцев не мог выйти из депрессии, когда продал свою компанию, — ласково улыбнулся Флетчер.

— Но ты, по крайней мере, сам все бросил и ушел, — грустно сказала Чар, — а у меня было всего пять минут, и я хотела, чтобы они длились вечно.

— У тебя будет гораздо больше времени, чтобы наслаждаться успехом, если только эти аплодисменты выражали настроение публики. — И Флетчер, с явной неохотой убрав руку с плеча Чар, отошел в сторону.

Чар молча проводила его глазами, не в силах вымолвить ни слова от усталости. Флетчер казался таким сильным, он мог бы обнять ее, прижать к себе, заставить вновь затрепетать, как тогда в Париже…

— До этого еще далеко, Флетчер, — тихо сказала Чар. — Когда я стояла там, на подиуме, я чувствовала, будто кто-то смотрел на меня через объектив, чтобы в один прекрасный момент поместить мой портрет на обложке «Ярмарки тщеславия», — засмеялась девушка. — Это смешно, я знаю. Но было так приятно находиться в центре внимания, сознавать, что людям пришлась по душе моя работа.

— В конце концов это обязательно случится. Никто еще не добивался успеха за несколько дней, — сказал Флетчер.

— Ты добивался, — напомнила ему Чар, — или ты меня обманывал, рассказывая о своих компьютерах?

— Нет, не обманывал, — засмеялся Флетчер, — но я никогда не говорил, что успех пришел ко мне в одночасье. Я говорил тебе, что в молодости был удачлив и немало попотел, упорно работая. Но сейчас это не имеет значения, честное слово. Эта часть моей жизни — уже прошлое.

Чар хотелось многое сказать ему сейчас, но она почувствовала, что от усталости и внезапно навалившейся на нее слабости она не в состоянии ворочать языком.

— Девочка моя, — неожиданно сказал Флетчер, словно обращаясь к ребенку.

На его лице отразилось внимание, забота и даже откровенная жалость. И без слов было ясно: что-то не так. Может быть, она вдруг потеряла свою привлекательность? Или Париж и страсть, охватившая их на вершине Эйфелевой башни, — только сон? Чар уже было собралась рассказать Флетчеру, что Росс больше не стоит у него на пути, и посмотреть, как он отреагирует на эту новость, как Флетчер протянул руку и заставил ее подняться.

— Пойдем. Ты так устала, что не можешь даже сообразить, как переставляют ноги при ходьбе, хотя это гораздо легче, чем размышлять, как и почему к одним успех приходит внезапно, а другим приходится за него бороться. Я не хочу больше слушать никаких возражений. Последние два дня я наблюдал, как ты отдавала распоряжения. Теперь моя очередь. Обувай туфли, мы уходим.

— Но банкет еще не кончился, — запротестовала Чар, — я не хочу уезжать домой.

— А ты и не поедешь домой, ты останешься здесь, в отеле, отдохнешь немного в одном из номеров. Не беспокойся. Я не собираюсь разорять «Броуди Дизайн», все за мой счет. Три сотни за ночь — это пустяк, если друг нуждается в отдыхе.

И Флетчер без дальнейших разговоров взял Чар под руку и, достав из кармана ключ от номера, повел ее к лифту.

— Флетчер, я не нахожу эту мысль удачной, — слабо сопротивлялась Чар, пока они поднимались на седьмой этаж.

И как только она могла подумать, что его интерес к ней ослабел? Пора бы ей уже изучить немного его характер. Флетчер терпеливо ждал своего часа и, дождавшись, добивался того, чего хотел. Точно так же он вел себя тогда на берегу, когда рассердил ее, и под парижскими звездами, когда от страха у нее захватило дух. Чар слышала учащенное биение своего сердца. Она знала, что ей следует сказать, но пока он уверенно вел ее по коридору, никак не могла сосредоточиться.

— Нет. Не говори ничего. Я отказываюсь слушать. Только «да, Флетчер», — и больше ничего. Понятно? — властно спросил он.

— Да, Флетчер, — вздохнула Чар, радуясь, что это согласие далось ей так легко.

Усталость внезапно прошла, и она с нетерпением ждала следующего движения Флетчера. Было бы так приятно, если бы он нежно провел ладонью по обнаженной спине, обнял бы и поцеловал, как тогда в Париже. Снял бы тонкие бретельки, удерживающие платье на плечах. Что, если так и будет?

И что тогда делать ей? Она не хотела допускать, чтобы он завладел ее чувствами, но больше не могла отрицать очевидного: ее страстно влекло к Флетчеру. Особенно когда они были наедине, как сейчас.

— Ну вот. Семь ноль два, — тихо сказал Флетчер, и его голос гулко отозвался в пустом холле.

— Семь ноль два, — повторила Чар, с удовольствием вслушиваясь в эти цифры. Она считала, что они приносили ей удачу.

Вдруг она почувствовала, что Флетчер больше не держит ее за локоть. Он обернулся и положил ключ ей на ладонь.

— С тобой все будет в порядке?

Взгляд его черных глаз с длинными, загнутыми кверху ресницами пронизывал Чар, смелые видения кружили голову. В этот вечер на нем была простая рубашка с расстегнутым воротом и закатанными рукавами. Как легко он мог выскользнуть из джинсов, расстегнуть остальные пуговицы на рубашке…

— Конечно, не сомневайся, — ответила Чар, и ее голос прозвучал так же бесстрастно, как и его. В чем проблема, ведь она взрослая. У нее есть жизненный опыт, так что нет причины чувствовать себя мотыльком, летящим на огонь, нет оснований для трепета и слабости в коленках.

— Хорошо.

Взяв у нее ключ, Флетчер вставил его в замок и, повернув, открыл дверь и пропустил Чар в номер, поразивший ее своим великолепным убранством. Чар, прошелестев платьем, прошла так близко, что у Флетчера закружилась голова от пленительного аромата ее духов.

— Спокойной ночи. Если буду тебе нужен, я — в семьсот десятом. Ты была сегодня великолепна!

Флетчер Хокинс оставил ее одну! Спать! В одиночестве!

В возмущении Чар сняла с ноги туфлю и, подняв ее над головой, собиралась швырнуть вслед Флетчеру. Хорошо, что вовремя остановилась. Не стоило портить дверь, если удар предназначался для чьей-то головы. Сейчас он, вероятно, растянулся на кровати и посмеивается над ней. Он точно знал, чего ждала от него Чар сегодняшним вечером. Это был тот самый Флетчер, о котором говорил когда-то Росс, — надменный, самоуверенный, сующий свой нос во все дела. И почему он казался ей таким необычным, волнующим, загадочным? Привлекательности в нем было не больше, чем в долговязом студенте-отличнике, увлекшем ее во время учебы в колледже, а потом бросившем из-за какой-то вертлявой красотки.

Ну, Чар ему еще покажет! Она тоже умеет играть в эту игру. Он убедится, как она может быть холодна и неприступна. Сняв вторую туфлю, Чар упала на постель и, включив телевизор, стала обдумывать, как отомстить Флетчеру.


— Мистер Кроун? Вас срочно просят к телефону, пройдите, пожалуйста, в фойе.

Луис Кроун кивнул молодому человеку и обратился к своим соседям по столику.

— Кто-то же должен работать, дорогие мои, не правда ли?

Перед тем как редактора издававшейся на Западном побережье газеты «Дамская одежда» позвали к телефону, элегантно одетые люди, сидевшие рядом с ним за столом, вели непринужденную беседу.

С интересом наблюдавший за происходившим из-за соседнего столика редактор «Калифорнийской моды» тоже извинился перед своими спутниками и вслед за Луисом Кроуном вышел к телефонам, установленным в фойе.

Подняв трубку, Луис обнаружил, что от приятной беседы за уставленным деликатесами банкетным столом его отвлекла Мелинда Пастернак, и расстроился. Хотя он редко встречался с ней, она все время надоедала Луису. Мелинда ухитрялась выглядеть всегда настолько нелепо, что было непонятно, как она могла писать о моде, ведь, чтобы удержаться в этом бизнесе, нужен соответствующий имидж.

— Луис, — сказала она. — Сегодня у меня нет времени болтать, поэтому молчи и слушай, что я тебе расскажу, — отрезала она, поэтому ему ничего не оставалось как сесть и обратиться в слух. Мысленно он послал ее к черту, но не прерывал. Он ждал, что она скажет дальше. — Сегодня в отеле был показ моделей от «Броуди Дизайн»?

— Ты же знаешь, что да. Я писал об этом в еженедельном обзоре.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты нашел этого дизайнера.

— Чар Броуди? — усмехнулся Луис. — Это было милое маленькое шоу, но, я думаю, брать у нее интервью нет смысла. Это не пойдет. «Дамскую одежду» не интересуют модельеры местного значения…