Когда зазвонил телефон, она отреагировала не сразу. Три резких звонка нарушили тишину в мастерской, и раздался щелчок, сопровождавший включение автоответчика. Чар услышала свой собственный голос и подумала, что нужно бы изменить текст приветствия. Оно звучало слишком подобострастно. В нем чувствовалось стремление угодить возможному клиенту. Для дизайнера, пользовавшегося расположением особ королевской крови, это недопустимо. И она довольно засмеялась. Скоро вместо автоответчика у нее будет секретарь.

Развернув рулон черного шелка, Чар накинула конец ткани на плечи подобно шали. В этот момент раздался знакомый голос, откликнувшийся на механическое предложение автоответчика оставить сообщение для мисс Чар Броуди.

— Это Росс. Я уже все знаю. Поздравляю, Чар, это слава! Позвони мне. Думаю, что смогу тебе помочь. Буду рад услышать твой голос. Целую.

На этом сообщение заканчивалось. Раздались короткие гудки. Росс поздравил ее, он думал о ней. Это удивило и обрадовало Чар.

Она прижала щекой черный шелк, лежавший на плече. Медленно повернувшись, она взяла рулон, собираясь перенести его на стол для раскроя, но он выскользнул из рук и, размотавшись, устлал пол черными волнами. Это буйство черного гипнотически подействовало на Чар. Она никогда не задумывалась, что черный может содержать столько разных оттенков: в складках шелк напоминал смолу, на свету блестел подобно антрациту, на сгибах переливался как птичье оперение. Так много оттенков черного — как в глазах Флетчера. Чар раскинула руки. В этом шелке она казалась прекрасной сказочной летучей мышью. Завернувшись в ткань с головы до ног, она отошла от рулона, и черный шлейф тянулся за ней — королевой дизайна. Как она могла забыть о Флетчере? Она вдруг поняла, как сильно соскучилась по нему.

И не успела она подумать о Флетчере, как он неожиданно появился, словно по мановению волшебной палочки. Он щелкнул фотоаппаратом и, опустив камеру, улыбнулся.

Чар приветливо улыбнулась, и по его восхищенному взгляду поняла, что никогда еще не была столь красива. Ее щеки горели, и она ощущала, что их заливает румянец. Темные круги под глазами — следствие бессонной ночи — придавали ей своеобразную пикантность и томность. Флетчер подошел ближе, и ее окутала какая-то волнующая атмосфера. Так было всегда, когда рядом появлялся Флетчер. Он улыбнулся и посмотрел Чар прямо в глаза.

— Дорогая, — сказал Флетчер, — ты нуждаешься в пище.

Чар молчала. Она хотела запомнить это мгновение, этот миг, когда любовь переполняла сердце. Флетчер, светящийся гордостью за Чар, полный желания, был рядом, и сила его чувства удивительным образом захватила Чар.

— И в розах, — добавил он, протягивая ей букет и наблюдая за Чар. Одобрит ли она его дары?

— И в лилиях, и в маргаритках, — прошептала Чар. — Ты принес слишком много цветов.

— Я так не считаю, — ответил Флетчер и восхищенно покачал головой.

Чар опустила глаза. Ни он, ни она не двигались с места. Снаружи, за окнами мастерской, продолжалась жизнь, здесь же время остановилось. Наконец Чар с трепетом в голосе шепнула:

— Флетчер, это успех.

— Да, — тихо ответил он.

Чар сделала несколько шагов ему навстречу, черный шелк струился за ее спиной. Флетчер же стоял неподвижно и ждал, когда она подойдет.

— Я богата, Флетчер.

Она улыбнулась и протянула руки ему навстречу. Чар все еще была в вечернем платье, расшитом голубым и зеленым бисером. Ей в голову не приходило, что нужно переодеться, когда ослепительное будущее распахнуло перед ней свои двери.

Когда она подошла совсем близко, Флетчер ответил:

— Я знаю.

Чар не расслышала в его словах скрытой горечи. Флетчер и сам не понимал, почему к восхищению ею и гордости за ее успехи примешивалась грусть. Он волновался за Чар. Риск был слишком велик, и он хорошо понимал это.

Чар была рядом, она смотрела ему прямо в глаза, ласково улыбаясь, ее губы… Ах, эти губы!

Не отрывая глаз от прекрасного лица Чар, Флетчер поставил сумку с продуктами на стол. Оторвав розовый лепесток, он, положив его на ладонь, погладил большим пальцем, словно убеждаясь в его мягкости и нежности. А потом провел лепестком по шее девушки, легко коснулся ключицы, спускаясь все ниже и ниже, туда, где расшитое бисером платье скрывало ее высокую грудь, волновавшую и манившую его.

Чар попыталась освободиться от черного шелка, тело ее трепетало от прикосновения лепестка, она едва сдерживала порыв страсти. Из груди ее вырвался стон. Откинув голову и закрыв глаза, Чар наслаждалась этой необычной лаской, приведшей ее почти на грань экстаза. И когда второй лепесток, скользнув по плечу, начал свое плавное движение вниз по руке, у Чар уже не было сил сдерживать свои чувства.

Через мгновение Чар и на Флетчера накинула свой бесконечный черный шлейф. Она припала к губам Флетчера, и этот страстный поцелуй требовал, чтобы он не останавливался на полпути. Букет упал к ногам Чар, и Флетчер страстно обнял девушку. Его губы скользнули вдоль ее шеи и дальше вниз, с удивительной точностью повторяя путь розового лепестка. Ноги Чар ослабели, дыхание стало прерывистым, тело налилось тяжестью, кровь гулко стучала в висках. Тесно прижавшись друг к другу, окутанные облаком черного шелка, они опустились на холодный каменный пол.

Черный шелк вздымался волнами, то накрывая их тела, то соскальзывая, создавая препятствие на пути к физической близости. Раздевая Чар, Флетчер резко дернул платье, и оба услышали звук падения сотни маленьких бусинок, рассыпавшихся вокруг. Тонкие нити, крепившие их, не выдержали и лопнули.

Изогнувшись, Чар расстегнула пуговицы на его рубашке, стремясь прильнуть своей обнаженной грудью к его горячей коже. Эта борьба с застежками, когда каждая побежденная пуговица, каждая кнопка и пряжка только усиливали желание, длилась вечно. Наконец они оба избавились от одежды. Флетчер обнял ее за талию и жадно притянул к себе, страстно желая, чтобы она всегда была с ним, чтобы ей не пришлось испытать боли поражения и опустошенности, сопутствующей истинному успеху.

Флетчер тихо застонал, одновременно пронзительно вскрикнула Чар. В гулкой темной мастерской эти бессвязные восклицания звучали странно. Но полные страсти, они так много значили для Флетчера и Чар. Все было забыто — вчерашнее торжество, сомнения, надежды, планы на будущее. Все отступило перед самым главным, самым значительным. Оба понимали теперь: друг без друга жизнь каждого из них будет неполной.

8

— Кэрол, зайди ко мне немедленно!

Чар отпустила кнопку селекторной связи и подумала, что лучше бы они заказали внутреннее переговорное устройство, которое просто реагировало бы на звук голоса. Росс советовал купить именно эту модель. Но что сделано, то сделано. Нажимать на кнопку — не такая уж трудная работа, раздражало то, что в это время она могла бы делать что-нибудь другое.

— Что ты хотела, Чар?

Кэрол заглянула в новый кабинет Чар. В соответствии с ее мечтами в отделке кабинета были использованы самые приятные оттенки голубого и кремового. Огромные фотографии лучших моделей, копия статьи из «Дамской одежды» и один из лучших ее фотопортретов работы Флетчера, оправленные в золоченые рамки, украшали стены. Чар отодвинула стул от своего рабочего стола, жестом пригласила Кэрол сесть. Кэрол подчинилась и вопросительно посмотрела на Чар. Ее губы беззвучно шевелились, это с ней теперь случалось довольно часто. Кэрол понимала, что Чар разговаривает сама с собой, пытаясь вспомнить, за какое дело ей предстоит приняться после того, как отдаст распоряжения помощнице.

Те спокойные, длинные дни, когда Чар просто сидела и рисовала, прошли безвозвратно. Теперь она должна была готовиться к очередному интервью, общаться с представителем крупного универмага, вникать во все детали, связанные с открытием демонстрационного зала в Нью-Йорке, не говоря уже о банкирах, которые словно сговорились и без конца предлагали помочь выгодно вложить те миллионы, которые неожиданно свалились на Чар Броуди. Кэрол нетерпеливо заерзала на стуле. Но она не сердилась на Чар за то, что приходилось ждать.

— Извини, — сказала Чар, убирая наконец в сумку последний альбом с образцами тканей. — Я только хотела получить краткую опись партии товара для магазина Нордстрома. Завтра я часть дня проведу в их главном офисе в Орегоне, потом отправлюсь в Нью-Йорк. Я собираюсь посмотреть, как идут дела в демонстрационном зале, и побеседовать с несколькими кандидатами на пост управляющего. После статьи Флетчера демонстрационный зал, я думаю, привлечет большое внимание. А сейчас ты не могла бы дать мне сведения, о которых я просила?

Кэрол с готовностью выполнила ее распоряжение. Чар обладала прекрасной памятью и многое держала в голове, но она устала, у нее было много других дел, кроме заказа от Нордстрома.

— Мы уже все отправили в их магазин в Орегоне. В Сан-Франциско отправляем вечерние туалеты и повседневную одежду. Мы на восемьдесят процентов работаем на магазины Нордстрома и только одну сотую процента составляют поставки Нейману. Для магазина Бюллока все поставки выполнены. На фабрике работа не прекращается поздно вечером и в выходные.

— Прекрасно. Просто удивительно, что все так сложилось. Прошло всего пять месяцев, а я уже выполнила почти все заказы. Никто не верил, что я смогу это сделать, но я смогла. — Щелкнув замком сумки, Чар достала пачку писем и протянула их Кэрол. — Мне нужно ответить на целую дюжину. Я возьму только те, которые адресованы мне лично. Не сможешь ли ты заняться остальными, пока меня не будет?

— Конечно, Чар, нет проблем.

Но Кэрол не взяла почту из рук Чар. Вместо этого она собрала всю свою храбрость и мысленно напомнила себе, что собирается поговорить всего лишь с мисс Броуди, а не с президентом Соединенных Штатов. Раньше ей не составляло труда общаться с хозяйкой. Сейчас же Кэрол никак не могла начать разговор.

— Кэрол, тебе еще что-нибудь нужно? — с плохо скрываемым нетерпением спросила Чар. Две едва заметные морщинки появились на ее красивом лице. Она была раздражена.

— Да, — ответила Кэрол и тут же пожалела, что завела этот разговор, но было поздно. Раз уж она начала говорить, придется продолжать. — То есть нет, не совсем так. Я имею в виду, что это не имеет отношения к заказам и почте.

— Мы можем все обсудить в машине. Мне действительно некогда. — Чар взяла в руки сумку, надеясь, что ее жесткое расписание заставит Кэрол перенести разговор.

— Нет, это может подождать.

Чар удивленно заморгала. Кэрол произнесла последнюю фразу таким тоном, что сомнений быть не могло: она чем-то недовольна. Чар вздохнула и демонстративно поставила на стол свою объемистую сумку с бумагами и образцами тканей.

— Очевидно, не может. Прости меня, Кэрол, — нехотя извинилась Чар, — сегодня трудный день, и столько еще предстоит. Прости меня.

— Конечно, все в порядке. Просто я давно хотела тебе кое-что сказать.

— Давай, — согласилась Чар.

Она посмотрела на часы, даже не сознавая, что делает. Кэрол не обратила на это никакого внимания, хотя ее эта привычка последнее время начала раздражать. Кэрол не была уверена, что Чар видит стрелки на циферблате своих новых часов, усыпанных бриллиантами, скорее всего она просто хотела убедиться, что они все еще украшают ее запястье. Кэрол почувствовала, как комок подступает к горлу.

— Мы, все те, кто был с тобой с самого начала, работаем с утра до ночи, не за страх, а за совесть, и ты не можешь не признать, что все вместе мы добились неплохих результатов. Я не хочу показаться неблагодарной, последние несколько месяцев были самыми интересными, с профессиональной точки зрения мы приобрели очень ценный опыт. Я думаю, что другие испытывают те же чувства. Но сейчас мы ощущаем свою ненужность, хотя совсем недавно все были одной командой. Да и сегодня, кажется, еще на многое способны.

— Кэрол, как ты можешь так говорить? У нас теперь большая компания. Пять месяцев назад мы работали в мастерской размером меньше этого кабинета. Кэрол, наш упорный труд дал первые плоды.

Кэрол отрицательно покачала головой.

— Нет, упорный труд принес плоды тебе. Это бросается в глаза, Чар. Драгоценности, роскошный автомобиль. Конечно, ты все это заслужила. Прекрасно, что ты можешь позволить себе драгоценности и наряды. Но нам горько сознавать, что мы для тебя — неодушевленные предметы. У нас такое чувство, что ты совсем не считаешься с нами. Мы думали, ты уважаешь в нас и своих друзей, и неплохих мастериц.

— Кэрол, это смешно. Конечно, уважаю. Компания на подъеме. Если я забыла поблагодарить тебя, то прости ради Бога. Я поговорю с Ильзой и с Аланой, с Терезой и Мэгги, и с Оливией, с каждой, как только вернусь.

— Это еще не все, Чар. Компания действительно на подъеме, а о нас ты совсем не думаешь. Мы даже не получили прибавки к зарплате, хотя удвоили выпуск одежды и работаем по двенадцать часов в сутки. Это наш труд превратил «Броуди Дизайн» в процветающую фирму, которой ты владеешь, но мы не получили ничего из этих огромных доходов. Мы все хотим работать здесь и дальше, Чар, но мы не позволим, чтобы ты приглашала в руководители людей из Нью-Йорка. Мы способствовали успеху твоей фирмы. Мы шили, кроили, таскали рулоны с тканями, когда ты была никем. Алана проводила здесь половину своего свободного времени, подсчитывая расходы на оборудование, заполняя бухгалтерские книги, выкраивая каждый цент, чтобы можно было расширить производство. Мы все помогали тебе, потому что понимали: деньги не появятся, пока мы не начнем поставки по этим заказам.