— Я действительно обещала Пилар прислать часть новой коллекции, но я не могу объяснить, как случилось, что она до сих пор ничего не получила. Я велела Кэрол проследить за отправкой. Я должна проверить списки поставок, я…

— Перестань. Довольно! — в отчаянии крикнул Флетчер, отвернувшись. — Я больше этого не вынесу. Мне ненавистна мысль, что для тебя жизнь — это только бизнес. Чар, знаешь, до этой минуты я все еще любил тебя. Я не мог вытеснить из памяти твою улыбку, твой голос, твои прикосновения. Но после сегодняшней нашей встречи я, вероятно, окончательно излечусь. Тебя больше ничего не трогает. Ничего, кроме доходов твоей компании. В чем они выражаются? В миллионах? Хорошо, дорогая, я надеюсь, это принесет тебе счастье. Я надеюсь, что эти деньги и отчеты будут согревать тебя по ночам. И все твои консультанты будут стоять на страже твоих интересов. Малышка, ты совсем не та женщина, в которую я был влюблен. И я не знаю, где ты найдешь того, кто полюбит тебя сейчас, тебя, новую Чар Броуди.

— Господи, Флетчер, — взорвалась Чар, — мне надоело выслушивать твои обвинения и упреки. Послушать тебя, так у меня на голове змеи вместо волос и при одном взгляде на меня люди превращаются в камни. Неужели я и в самом деле так ужасна? Тебе не кажется смешным, что только ты видишь во мне монстра? Росс не видит. Мои служащие вполне довольны. Магазины наперебой просят о сотрудничестве. Скажи мне, Флетчер, где черный изъян в моей душе? Может быть, ты с помощью рентгена обнаружил, как ужасна Чар Броуди, в то время как все другие считают меня вполне нормальной?

— Тут нет никакого фокуса, Чар. Я думаю, все это видят не хуже меня. Просто я немного честнее, чем остальные. Но загляни сама в свою душу и скажи, что ты там видишь?

И Флетчер бросил на стол большой конверт, его содержимое рассыпалось. На столе оказались фотографии Чар.

— Смотри, Чар, смотри! И скажи мне, куда исчезла настоящая Чар Броуди.

И Флетчер быстро ушел, оставив Чар неподвижно сидеть за элегантным белым столом. Перед ней лежала кипа фотографий, и на каждой была она, Чар. Она долго молча сидела, не двигаясь, не в силах взять в руки ни один из снимков. Наконец она стряхнула с себя оцепенение. Это были те фотографии, которые Флетчер не использовал для своей статьи. Чар разложила их на столе, и ее сердце содрогнулось от того, что она увидела. Она готова была заплакать. Нет, нет, нельзя. Она должна посмотреть все.

Вот самая первая фотография. Как богиня, стоит она на ночном берегу в темно-зеленом шифоновом платье, на ее лице доверчивое и наивное выражение. А вот другой снимок. Первый проблеск любви. Этот кадр сделан на смотровой площадке Эйфелевой башни в ту ночь, когда весь Париж лежал у ее ног. Как удивительно сияют ее глаза, с губ готовы сорваться слова восхищения. А на этой фотографии Флетчер запечатлел ее в облаке черного шелка. Как счастливы были они тогда, когда любили друг друга на холодном полу в старой тесной мастерской! На нее смотрела женщина, готовая отдать всю себя, душу и тело любимому. Это был момент истинного счастья. Успех был на пороге, в ее жизни была любовь, дружба, весь мир открывался перед ней.

Сложив эти фотографии в аккуратную стопку, Чар с трудом перевела взгляд на другие снимки, лежавшие на столе. Она по очереди брала их в руки, с каждого на нее смотрело одно и то же лицо. Улыбка больше не освещала его, в глазах затаилась тревога, губы были сжаты, маленькая морщинка пролегла между бровями.

Разве Чар сама не замечала этого, когда смотрелась по утрам в зеркало и делала макияж? Неужели теперь она всегда так выглядит? Она тщательно следила за собой, элегантно одевалась, посещала дорогой парикмархерский салон, но ни один самый искусный мастер не мог сменить выражение ее глаз или снять печать озабоченности с ее лица.

Отложив фотографии, Чар подняла голову. Она боялась расплакаться. Она давно подозревала, что с ней происходит что-то не то, но не хотела задумываться над этими изменениями. Всегда находилась масса дел, которые нужно было срочно завершить, забот, которые требовали ее участия. Поэтому так легко было отмахнуться от тревожных мыслей.

Теперь, на этих снимках размером восемь на десять, она видела женщину, в которую превратилась. В ее глазах не было и тени той энергии, которая рождала полет творческой фантазии. Она была озабочена бесчисленными проблемами компании. В мозгу Чар звучал один вопрос. Даже Флетчер забыл его задать. Со всем своим богатством, славой и признанием, так быстро достигнув всего, о чем мечтала, была ли она счастлива?


Солнце село, в кабинете стало темно. Служащие проходили мимо двери, спеша домой, а Чар сидела за столом, снова и снова задавая себе один и тот же вопрос. И ответ каждый раз звучал одинаково. Наконец она взяла сумку и вышла из офиса.

Уже началась ежевечерняя уборка. Пройдя мимо уборщиц, Чар толкнула дверь цеха и, проходя к выходу, заметила полоску света под дверью небольшой комнатки рядом со складом. Странно, кто это так поздно работает, подумала Чар и заглянула в дверь.

Оказалось, это Тереза. Она расшивала черным бисером длинные рукава очаровательного оранжевого вечернего платья. Журнал «Вог» уже заказал эксклюзивную фотографию этой модели. Чар была этому очень рада, но сейчас она смотрела на платье и ничего не чувствовала. Она знала только, что ее имя будет на этикетке, прикрепленной к платью. Больше она не имела к нему никакого отношения. Это была работа Джерри Кордовы. Думая, что осталась незамеченной, Чар хотела тихонько уйти, но Тереза спросила:

— Тебе что-нибудь нужно, Чар? — Темноволосая женщина приветливо посмотрела на свою хозяйку и отложила работу.

Чар ласково улыбнулась.

— Тебе пора домой, Тереза. Ты слишком много работаешь.

— Мне это нравится. Работа доставляет мне удовольствие, — пожала плечами Тереза и улыбнулась в ответ.

— Благодарю тебя, Тереза. Я ценю твое отношение. И завтра же тебе это докажу.

— В этом нет необходимости, Чар, — ответила она, поднимая платье и возвращаясь к работе.

— Нет, есть. Добро всегда стоит благодарности. Спокойной ночи, Тереза. Пожалуйста, не работай так поздно.

Продев иголку сквозь прозрачный шифон, Тереза взяла с платмассовой тарелки бусинку и прислушалась к удалявшимся шагам Чар. Ее каблучки гулко стучали в помещении пустой фабрики. Тереза услышала, как сторож Макс попрощался с Чар, и прошептала:

— Какая трогательная забота. Вот спасибо!


Чар ехала медленно, спешить было некуда. Все, что нужно было сделать, сделано. Если судьба будет к ней благосклонна, сегодня ей удастся исправить еще одну ошибку. Чар понимала: она не успокоится, пока не переступит один порог, и надеялась, что небеса помогут ей в этом.

Нужно было переодеться. Дорога к ее новому дому в Корона-дель-Мар показалась бесконечной. Но сейчас, хотя было уже поздно, обратный путь в Коронадо представлялся приятной прогулкой. Напряжение последних месяцев неожиданно отступило. Она успокоилась и делала то, что давно должна была сделать.

Свернув с автострады, Чар подъехала к торговому центру. Она поставила машину в ярко освещенный подземный гараж и, заперев ее, поднялась по эскалатору в огромный зал на четвертом этаже. Осматриваясь по сторонам, она что-то искала. Наконец среди бесчисленных стеллажей с продуктами для быстрого приготовления Чар заметила маленькую кабинку.

Она направилась прямо к ней, проходя мимо тесно стоявших столиков, не обращая внимания на подростков, удивленно смотревших ей вслед. «Пусть глазеют», — подумала Чар и вошла в кабинку, отодвинув занавеску. Просто они никогда не видели в таком месте женщину в вечернем платье. И никогда не видели женщину, которая точно знает, чего она хочет. До сегодняшнего вечера Чар действительно этого не знала. Она опустила деньги в щель автомата и в ожидании села на жесткую маленькую скамейку. Как она хотела, чтобы все получилось, как было задумано.

Положив пакетик в блестящую вечернюю сумочку, Чар вернулась к машине. Несколькими минутами позже она уже мчалась по мосту в направлении Коронадо.

Когда Чар приехала в Коронадо, было довольно поздно. Машин стало меньше, и, нажав на газ, она, не останавливаясь, проехала через центр города. Остановив машину, она выключила мотор и, легко преодолев два лестничных марша, подошла к двери. За этой дверью был единственный человек на земле, который мог освободить ее жизнь от всех ненужных наслоений, появившихся в ней в последнее время.

Чар решительно постучала. Сразу было видно, что она не собиралась отступать. Но вдруг она испугалась. Испугалась, что ей придется смотреть в его глаза…

— Флетчер?

Флетчер открыл дверь и замер на пороге. Он удивленно посмотрел на Чар, и ей показалось, что в глубине его глаз вспыхнуло воспоминание. Чар приподняла двумя пальцами шифон своей юбки и, подержав секунду, отпустила. Прозрачная ткань темно-зелеными волнами окутала ее колени.

— Я знаю, это, конечно, совсем не то, что в лунном свете на берегу океана, но я подумала, это платье подошло бы…

Для чего бы подошло это платье? Для очередной ссоры или для примирения? Она не смогла найти нужных слов, но в них и не было необходимости. Флетчер придержал дверь и молча пригласил ее войти.

— Я не надеялся, что ты придешь, — сказал он и сел к чертежной доске, за которой обычно работал. Рядом стоял хрустальный бокал, наполненный до краев красным вином. — Хочешь выпить? — предложил он Чар.

Она отрицательно покачала головой и медленно подошла к Флетчеру. В наступившей тишине он слышал ее дыхание, когда, наклонившись, она посмотрела, чем он сейчас занимается. То, что она увидела, тронуло ее до слез.

К доске был прикреплен коллаж из ее фотографий. Боже, так много лиц, и каждое из них — Чар Броуди. Она даже представить себе не могла, что можно было день за днем проследить все изменения в ее жизни, которые безжалостно отразились на ее лице. Чар огорчилась, ей стало стыдно, но все-таки то, что она увидела, поселило в ее душе надежду.

— Чар, ты была так прекрасна, — тихо сказал Флетчер, рассматривая свою работу. Он не оборачивался. Он, может быть, и обращался не к ней, а к той Чар, что жила в его воспоминаниях. — Посмотри, как лунный свет красиво освещает твое лицо. В этом кадре столько движения, хотя на самом деле ты стояла неподвижно. Лунный свет, ветер, ты напряжена, потому что не знаешь, кто я и чего от меня ждать. Мы были одни на берегу в тот вечер, — вздохнул он и, мельком бросив взгляд через плечо, как будто только вспомнил о присутствии Чар, горько добавил: — Ты и сейчас очень красива в этом платье, Чар.

— Я специально надела его сегодня, Флетчер. И я пришла предложить тебе опять начать все сначала. — Чар положила ладони на спинку стула, на котором сидел Флетчер. Она так хотела дотронуться до него, но не решалась. Она понимала, что одним жестом или неосторожным словом может все испортить. — Я не буду умолять тебя, Флетчер, забыть все плохое и простить меня, но ты должен знать, что я люблю тебя. И только сегодня я поняла, что если потеряю тебя, то на всю жизнь останусь одна. Ты — очень гордый человек, Флетчер. Вся моя гордость — в моих моделях и в моей компании. И я горжусь тем, что умышленно, нарочно никому не причинила зла. И еще я горжусь тем, что не боюсь признаваться в своих ошибках. И я начинаю с тебя, Флетчер. И говорю, что я была не права. Я, конечно, не смогу все бросить, но так больше продолжаться не может. Флетчер, я хочу получать удовольствие от жизни, мне надоело постоянно бояться потерять то, что на самом деле не имеет большого значения. Я хочу, чтобы ты вернулся, Флетчер. Я так отчаянно хочу, чтобы ты был со мной!

Чар умолкла. Флетчер все еще сидел к ней спиной. Расстегнув блестящую сумочку, она вынула из нее свое «сокровище» и со вздохом, перегнувшись через плечо Флетчера, положила перед ним небольшой лист плотной бумаги. Флетчер удивленно посмотрел на него.

Перед ним лежали три маленькие дешевые фотографии — мгновенные снимки автомата. Три гроша надежды — вот что это было. И женщина, стоявшая за его стулом, молила Бога, чтобы Флетчер понял: она стала теперь такой же, какой была прежде.

— Ты не должен все решать прямо сейчас, Флетчер, но посмотри, может быть, ты узнаешь меня на этих снимках. Если у тебя это получится, то тогда еще есть надежда. Я люблю тебя, Флетчер Хокинс. И я хочу, чтобы ты вернулся ко мне.

Чар нежно провела рукой по его черным волосам и убрала их с шеи. Флетчер не мог пошевелиться, а Чар наклонилась и поцеловала его чуть выше воротника рубашки. Она не видела слез, переполнявших глаза Флетчера, но почувствовала трепет, пронизавший его тело. Повернувшись к выходу, Чар прошла только полпути, когда голос Флетчера заставил ее остановиться. Он не хотел больше ждать, он понимал, что это неизбежно.

— Чар…

Чар не в силах была оглянуться. Она ждала, что он скажет, стараясь подавить страх. Она надеялась, что счастье не отвернется от нее.