— Я был бы вам очень признателен, милорд, если бы вы позволили мне серьезно поговорить с вами.

— Сколько пожелаете, — отозвался Девениш. — Вы чем-то озабочены?

Сквайр побагровел. Это был кряжистый мужчина средних лет с обветренным лицом, сельский дворянин, сам работающий на земле.

— Это касается исчезнувших девушек, милорд.

И он начал рассказывать, длинно и подробно, о дочери бернсайдского мельника, которая пропала полгода назад.

— Отец говорит, она была хорошая девушка, а за несколько недёль до исчезновения совершенно изменилась, стала непослушной, нахальной, а потом пропала, и с тех пор ни слуху ни духу.

Его рассказ повторял то, что рассказывал Хуби.

— А почему вы… я… должны беспокоиться из-за пропавших девушек? — спросил Девениш, просто чтобы удостовериться в искренности собеседника.

— Ну как же, милорд, они божьи создания, а сегодня я узнал, что еще несколько человек исчезло. Это меня беспокоит, особенно потому, что одна из них, Кейт Хуби, была лучшей подружкой мельниковой дочери.

— Странно, очень странно, — произнес Девениш. — Я разделяю вашу тревогу. Не могли же они все взять и убежать в Лондон, что-бы там разбогатеть.

Джон Сквайр решил, что его первое неблагоприятное впечатление о милорде, возможно, было обманчиво.

— Так, значит, вы прикажете провести расследование, милорд…

— Да, я скажу мистеру Стэммерсу, чтобы он занялся этим.

— Благодарю. Мельник — хороший человек, и его заботы — мои заботы.

Девениш, провожая его взглядом, подумал, что, поскольку об исчезновениях ему сообщили уже двое местных, он может говорить об этом, не боясь вызвать подозрения. Он осмотрелся в поисках Друсиллы и сразу же ее увидел. Она, правда, держала на руках пухлого младенца, но он все-таки решил немедленно приступить к делу.

— Вам надо сесть, ребенок слишком тяжел, — заметил он.

Девениш показал на одну из каменных скамей, стоявших по краю лужайки, подождал, пока она сядет, и сел рядом.

— Знаете, — негромко проговорила Друсилла, глядя на Девениша, — вы последний, кого я могла представить сидящим рядом с женщиной, которая держит слюнявого ребенка — у него зубки режутся. Вот как бывает обманчиво первое впечатление.

Роберт, стоявший неподалеку, удивился, услышав громкий смех Девениша. Что же такое сказала мйссис Фолкнер, что заставило желчного Девениша развеселиться?

— Вот уж не думал, что надо заехать в глухую провинцию, чтобы найти женщину не менее острую на язык, чем я сам. А если серьезно, я не просто так подошел к вам. Джон Сквайр только что поведал мне странную историю о загадочном исчезновении нескольких девушек. У вас никто не пропадал? Или поместье Фолкнеров так благополучно, что из него никто не убегает в Лондон за богатством?

— Знаете, милорд, — серьезно ответила Друсилла, вытирая слюнявый рот ребенка, — тут не над чем смеяться. Родители девушек в отчаянии. Ну а из моих людей никто не пропадал.

— Исправляю свою ошибку. Из вашего ответа я заключаю, что к этому делу надо отнестись серьезно. У ребенка что, во рту неиссякаемый источник? Мы оба вымокнем, если он будет так пускать слюни.

Словно догадавшись, что речь идет о нем, младенец подался к Девенишу и мокрой ручонкой провел по отвороту его роскошного сюртука.

— О боже! — Друсилла схватила ручку ребенка. — Я не должна была садиться рядом с вами, пока у меня Джеки. Это самое беспокойное дитя в семье Милнер, и я решила дать его бедной матери немножко отдохнугь. — Выпалив это, она неожиданно расхохоталась, а Девениш, достав красивый платок, принялся с невозмутимым видом вытираться. — Простите, — проговорила Друсилла. — Я не должна была смеятъся, но ваше лицо…

— Да, не должны были, — согласился Девениш. — А вы не думаете, что он в любой момент может написать вам на платье?

— Ой! — Друсилла вскочила и инстинктивно сунула Джеки в руки Девенишу. Тот ловко усадил ребенка на вытянутых руках в нужной позе и подождал, пока тот окропит траву вместо его и так уже испорченного сюртука. — Господи боже мой!. — воскликнула Друсилла. — Я должна была раньше догадаться, что ваша смекалка не уступает вашему остроумию.

Свидетели этой сцены, среди которых были Роберт с удивленным выражением на лице и застывшая с открытым ртом мисс Фолкнер, зачарованно наблюдали, как надменный лорд Генри Александр Девениш, четвертый граф Девенишский и Иннескортский, начал вытирать Джеки своим носовым платком.

Джеки, который громко кричал, мгновенно умолк, как только Девениш строго сказал ему:

— А ну-ка, юноша, молчать, а то будет плохо.

Друсилла тихо проговорила:

— Как вам это удалось? Еще никто не мог заставить его замолчать, если уж он расплакался. Вы в самом деле должны предложить свои услуги Милнерам вместо уволившейся няни.

Девениш, держа Джеки, достал из кармана золотые часы и, повертев ими перед младенцем, рассеянно ответил:

— У меня был маленький брат.

Когда прибежали супруги Милнер, которым сообщили о казусе, они увидели, как их неуемный отпрыск смеется, пуская пузыри, и старается дотянуться ручонкой до качающихся на цепочке часов.

— О, милорд, — проговорила, задыхаясь, миссис Милнер. — О, ваш прекрасный сюртук… о, зачем вы…

— Ничего, — спокойно сказал Девениш. — Мне тут сказали, что он с самого утра в первый раз ведет себя как надо, значит, дело стоило того.

И раз уж сам Лорд Всемогущий, как Друсилла называла его про себя, изволил так сказать, то никто из присутствующих не посмел ему перечить.

Бедная мисс Фолкнер почему-то расстроилась больше всех. Единственное, что смогла понять позже ее невестка, так это то, что Корделия почему-то решила, будто случившееся порочит имя Фолкнеров.

Она резко сказала Друсилле:

— Дорогая, я тебе говорила, ничего хорошего не выйдет из твоей возни е этим ужасным ребенком. Посмотри, в каком ты виде! Твое платье испорчено, а что до сюртука лорда Девениша…

— Очень удобно, — мягко проговорил Девениш, — давать умные советы. Вы совершенно правы. Мы оба, миссис Фолкнер и я, будем счастливы избавиться от забот об этом чертенке, а вы с радостью поухаживаете за ним. — И он сунул Джеки в руки ошеломленной мисс Фолкнер. — Можете взять мои часы, если он опять заплачет, — сочувственно предложил он. — Это помогает.

— Ох, Девениш, вы превзошли сами себя, — выдавила Друсилла, задыхаясь от смеха. — Давайте его сюда, Корделия, мое платье все равно уже испорчено. Я отдам Джеки матери, когда она немножко придет в себя и отдохнет от него.

— По-моему, нам всем требуется отдых от него, — совершенно спокойно сказал Девениш. — Жаль, больше не приносят жертвы Молоху.

— Девениш! — в один голос воскликнули Друсилла и Роберт.

— А кто такой Молох? — спросила мисс Корделия Фолкнер, но тут же до нее дошло. — Ой, да это же божество, которому приносили в жертву детей. Ах, лорд Девениш, вы же это не серьезно?

— Вполне серьезно, — ответил Девениш, подмигнув Друсилле — мол, шучу

Гилс, с интересом наблюдавший за дурачествами старших, сказал:

— Мне кажется, дети такие противные. Не понимаю, зачем их заводят.

— Ну, вас же завели, — негромко сказал Девениш. — Немножко просчитались, да?

— Мне кажется, — вмешалась Друсилла, — нам пора угомониться. Знаете, Девениш, вы плохо на нас влияете. Я полностью согласна с тем, что вы сказали недавно, — что у вас нет души.

Однако сказала она это со смехом. Гилс следил, как она, спасая Джеки от дурного влияния Девениша, вручила его матери и направилась вместе с ними к дому. Когда они отошли на значительное расстояние — мисс Фолкнер шла рядом с Друсиллой, что-то выговаривая ей, — Гилс сказал доверительным тоном Девенишу и Роберту:

— Вы знаете, сэр, я не согласен с тем, что вы плохо на нас влияете.

Со дня гибели Джереми я ни разу не слышал, чтобы Дру так смеялась.

— Но то, что ваша сестра смеется, не свидетельствует ли, скорее, о моем дурном на нее влиянии? — менторским тоном произнес граф.

— Ни в коем случае, сэр. — Гилс был так же серьезен, как и Девениш. — Знаете, когда был жив Джереми, она все время смеялась. — Он помедлил, нахмурившись. — Кроме нескольких последних месяцев перед тем, как Джереми убили, — продолжил он задумчиво. — Помнится, она была необычно тиха. Джереми говорил мне, будто она расстроена тем, что никак не родит ему наследника, хотя, глядя на большинство детей, я просто не могу понять, чего тут расстраиваться.

— Вы поймете, а пока можете выбросить это из головы, — сказал Девениш, откладывая в памяти странное замечание Гилса. — Придет день, когда вы сами захотите иметь наследника.

Позже, когда Девениш и Роберт возвращались в коляске домой, последний заметил:

— Сегодня, Хэл, у тебя было на редкость хорошее настроение. Куда подевался твой сарказм? Прости, что спрашиваю, но что это за маленький братишка? Я всегда думал, что ты единственный ребенок. Во всяком случае, так говорил твой дед.

— Все так, Роб, но, учитывая, что он неизменно заблуждался во всех своих суждениях, нет ничего удивительного, что он ошибался и в этом тоже.

Граф был уже явно не в настроении, поэтому Роберт больше не открывал рта до Трешем-Холла. Он был уверен, что произошло или было сказано что-то такое, что повергло Девениша в глубокие размышления. Его лицо хранило выражение, которого Роберт ни разу не видел после их приключений на континенте, выражение, появлявшееся лишь в моменты испытаний и опасностей.

Странно, какие испытания и опасности могут быть в сонном Суррее?

Глава четвертая

Друсилла бьша так возбуждена событиями дня, что ночью никак не могла заснуть, да и ночь выдалась слишком жаркой.

Непонятно почему, но ей не удавалось выбросить из головы милорда Девениша. То вспоминался его насмешливый голос, то он вставал перед глазами с маленьким Джеки на руках, в его взгляде светилась нежность, которой она от него совершенно не ожидала.

Мало того, она испытывала такое смятение чувств, какого никто прежде в ней не вызывал, даже муж. Все же надо признать то, что она чувствовала к Джереми, было скорее дружбой, чем любовью.

Но почему при мысли о лорде Девенише ей тут же приходит в голову страстная любовь?

От наплыва мыслей и чувств Друсилла не могла лежать спокойно, лицо ее пылало, во всем теле ощущалось напряжение.

Часов в одиннадцать какой-то звук — крик птицы или животного — заставил ее поднять голову от подушки. Не зажигая свечи — ночь была лунная, — Друсилла встала, раздвинула шторы и открыла окно. Звук раздался снова. Это были приглушенные человеческие голоса, один смеялся, другой произнес: «Тш-ш-ш».

Друсилла посмотрела вниз. Два человека — она видела лишь их очертания — пересекли бегом, держась за руки, лужайку возле дома, спустились по ступеням и пошли по дорожке. Узнать их было невозможно.

Наступила тишина. Мужчина и женщина больше не появлялись. Кто это может быть? Вероятно, слуги, кто еще отважится разгуливать по поместью среди ночи?

Заснула Друсилла очень поздно, и утро настало очень быстро. Она приказала принести ей завтрак в постель и съела булочку с маслом, запивая шоколадом. В голове царила полная сумятица после вчерашних событий. Корделия Фолкнер хотела было зайти к ней, но она отговорилась мигренью и сказала, что пойдет в церковь лишь на вечернюю службу

Приняла она только миссис Роллинс, домоправительницу. Это была высокая сухопарая женщина лет под пятьдесят, фанатично преданная Фолкнерам, гроза служанок.

Друсилла без всяких предисловий рассказала миссис Роллинс о том, что видела ночью, и поинтересовалась, возможно ли, чтобы двое слуг покинули дом без разрешения и незамеченными.

— Совершенно исключено, мадам, чтобы кто-то из слуг вышел из дома ночью без ведома Бриттона или Летти Хамфрис, — заявила миссис Роллинс.

Бриттон, молодой человек, исполнявший обязанности помощника дворецкого, занимал отдельную комнату рядом со спальней слуг в мансарде и в десять часов вечера запирал ее на ключ. Таким же образом поступала со служанками старшая горничная Летти, строгая пожилая женщина.

Старшие слуги имели отдельные комнаты, но все они были солидного возраста, а Друсилла была уверена, что те, кого она видела, молоды.

— Кто-нибудь из деревни, мадам, — высказала предположение миссис Роллинс. — Шляются по ночам.

— Но ведь отсюда далеко и до Большого Трешема, и до Малого, — заметила, хмурясь, Друсилла. — И почему именно сюда они пришли? Им было бы гораздо удобнее гулять в поместье Трешем-Холл.

— Меньше вероятности, что заметят, — предположила практичная миссис Роллинс.

Этот малозначительный случай почему-то встревожил Друсиллу. Она приказала себе не думать больше об этой чепухе. Просто не выспалась, вот и все. Сойдя вниз, она застала мисс Фолкнер, которая собиралась на утреннюю службу в Болыпой Трешем.

— Ты очень бледна, — с беспокойством заговорила та, увидев Друсиллу. И не к месту заметила: — Лорд Девениш, может быть, значительный человек, но вряд ли его назовешь стёпенным.