Но Миранда не рассчитывала на ненасытное любопытство своей подруги.

— О, правда? — выдохнула она, наклонившись вперед. — Действительно ли есть разновидность мужского недомогания?

— Я не должна была говорить об этом, — поспешно сказала Миранда, молча принося извинения своему отцу. — Это очень смутит его.

— Но…

— И твоя мама еще больше разочаровалась бы во мне. Это не для ее чутких ушей.

— Чутких ушей? — фыркнула Оливия. — Можно подумать, ее уши менее чутки, чем мои.

«Ее уши, может быть, и нет, но все остальное, определенно, да», — подумала Миранда кисло.

— Ни слова больше об этом, — твердо сказала она, — Я оставляю это твоему потрясающему воображению.

Оливия проворчала что-то, но, наконец, вздохнула и спросила:

— Когда ты отправишься домой?

— Я дома, — напомнила ей Миранда.

— Да-да, конечно. Это твой родной дом, но я тебя уверяю, все Бивилстоки очень сильно скучают по тебе, так когда же ты вернешься в Лондон?

Миранда прикусила нижнюю губу. По-видимому, не все Бивилстоки скучают по ней, иначе б кое-кто из членов семьи не оставался бы так долго в Кенте. Однако возвращение в Лондон — единственный шанс побороться за свое счастье, а пребывание здесь, в Камберленде, жалуясь в свой дневник и угрюмо уставившись в окно, способно заставить ее чувствовать себя бесхребетной дурой.

— Если я и дура, — пробормотала она сама себе, — то, по крайней мере, должна быть позвоночной…

— Что ты сказала?

— Я сказала, что возвращаюсь в Лондон, — произнесла Миранда решительно. — Отец вполне может обойтись и без меня.

— Великолепно. Когда мы отправляемся?

— Хм… через два-три дня, я думаю, — Миранда на самом деле не ощущала столько храбрости, чтобы лишить себя передышки перед встречей с неизбежным. — Мне нужно упаковать вещи, и ты, несомненно, устала от поездки через всю страну.

— Немного. Возможно, мы должны остаться на неделю. Надеюсь, ты не устала от деревенской жизни. Я бы не возражала против небольшого отдыха от лондонской толпы.

— О, нет, все в порядке, — уверила ее Миранда.

Тернер может подождать. Он, определенно, не женится за это время на ком-нибудь еще, а она сможет потратить эти мгновения на восстановление бодрости духа.

— Отлично. Тогда, может, мы покатаемся верхом сегодня? Умираю, как хочу проскакать галопом.

— Прекрасно. — Чай заварился, и Миранда стала разливать дымящуюся жидкость. — Я думаю, что неделя, как раз то, что надо.


* * * * *

Неделю спустя Миранда убедилась, что не может вернуться в Лондон. Никогда. Ее менструация, которая была настольно регулярной, что действительно была ежемесячной, не пришла. А должна была начаться за несколько дней до приезда Оливии. Миранда постаралась унять свое беспокойство из-за этих первых дней, говоря себе, что сильно расстроена. Затем в волнениях, связанных с приездом Оливии, она забыла об этом. Но сейчас все было спокойно уже больше недели. А тут ее начало выворачивать каждое утро. Хотя Миранда и вела добродетельный образ жизни, но все же была деревенской девушкой и знала, что это значит.

Боже мой, ребенок. Что ей теперь делать? Ей нужно сказать Тернеру; этого не избежать. Как бы она ни хотела не использовать невинную жизнь, чтобы принудить его к браку, этому, очевидно, не суждено сбыться. Но как она может лишить своего ребенка его права по рождению? Но мысль о возвращении в Лондон была сущим мучением. И она устала преследовать его и ожидать его, и надеяться и молиться, что, может быть, однажды он придет любить ее. На этот раз он мог без намека на чувства прийти к ней.

И должен, не так ли? Он джентльмен. Он может не любить ее, но она, конечно же, совершенно неверно судит о нем. Он не вправе уклониться от своего долга.

Миранда слабо улыбнулась себе. Что ж, все к тому идет. Она — долг. Она должна получить его — после стольких лет мечтаний она действительно должна стать леди Тернер, но будет ничем иным, как долгом. Она положила руку на живот. Это должен был быть момент радости, но вместо этого ей хотелось только плакать.


* * * * *

В дверь гардеробной постучали. Миранда испуганно подняла глаза и не могла вымолвить ни слова.

— Миранда! — голос Оливии звучал настойчиво. — Открой дверь. Я слышу, что ты плачешь.

Миранда сделала глубокий вдох и направилась к двери. Сложно будет сохранить этот секрет от Оливии, но она должна попытаться. Оливия была предана ей и никогда не подрывала веры Миранды, но Тернер был ее братом. Невозможно предугадать, как поведет себя Оливия.

Миранда бросила быстрый взгляд в зеркало, перед тем как подойти к двери. Она могла вытереть слезы, но не стоило винить в своих покрасневших глазах цветение летнего сада. Она сделала несколько глубоких вдохов, приклеила на лицо сияющую улыбку, какую только сумела изобразить, и открыла дверь.

Она не одурачила Оливию ни на минуту.

— Боже мой, Миранда, — проговорила она, суетливо взяв ее руки в свои. — Что случилось с тобой?

— Я в порядке, — уверила ее Миранда. — Мои глаза всегда чешутся в это время года.

Оливия отодвинулась немного, посмотрела на нее мгновение, а затем пинком захлопнула дверь.

— Но ты такая бледная…

Желудок Миранды возмутился, и она судорожно вздохнула.

— Я думаю, что подхватила что-то типа… — Она подняла руки вверх, надеясь, что это закончит ее предложение. — Возможно, мне лучше присесть.

— Ты точно не могла съесть что-то плохое, — сказала Оливия, помогая дойти до кровати. — Ты едва ли прикоснулась к еде вчера, и в любом случае, я съела все, что было приготовлено, и даже больше. — Она слегка подтолкнула Миранду к кровати, пока сама взбила подушки. — И я чувствую себя хорошо, как никогда.

— Вероятно, насморк, — пробормотала Миранда. — Ты должна поехать в Лондон без меня. Я не хочу, чтобы ты тоже заболела.

— Вздор. Я не могу оставить тебя одну в таком состоянии.

— Я не одна. Мой отец здесь.

Оливия посмотрела на нее.

— Ты знаешь, я никогда не стремилась недооценивать твоего отца, но я с трудом представляю, чтобы он знал, как ухаживать за больными. И я даже не уверена, что он помнит о том, что мы здесь.

Миранда закрыла глаза и утонула в подушках. Оливия была права, конечно. Она обожала своего отца, но правда в том, что, когда доходит до дела, и надо вступать во взаимодействие с другими человеческими существами, он был совершенно безнадежен.

Оливия села на край постели, матрас прогнулся под ее весом. Миранда попыталась не обращать на нее внимания, притвориться, что она не знает, что даже если она закроет глаза, Оливия будет смотреть на нее, ожидая, когда же она смирится с ее присутствием.

— Пожалуйста, Миранда, скажи мне, что случилось, — мягко сказала Оливия. — Это из-за твоего отца?

Миранда покачала головой, но в этот момент Оливия села поудобнее. Матрас качнулся под ней, имитируя движение лодки, и хотя Миранда никогда в жизни не страдала морской болезнью, ее желудок начало крутить, и внезапно стало необходимо…

Миранда выпрыгнула из кровати, столкнув Оливию на пол, и схватила ночной горшок как раз вовремя.

— Боже милостивый, — сказала Оливия, почтительно — с самообладанием — сохраняя дистанцию. — Как долго с тобой такое?

Миранда уклонилась от ответа. Но ее желудок возмутился в ответ.

Оливия сделала шаг назад.

— Э—э… я могу что-нибудь сделать?

Миранда покачала головой, благо волосы были аккуратно убраны назад.

Оливия смотрела на нее некоторое время, затем пришла с тазиком и влажным кусочком ткани.

— Вот, держи, — сказала она, держа это перед собой на вытянутых руках.

Миранда благодарно кивнула.

— Спасибо, — прошептала она, вытирая лицо.

— Не думаю, что это насморк, — сказала Оливия.

Миранда снова покачала головой.

— Я уверена, что рыба прошлой ночью была превосходной, и я даже не могу представить…

Миранде не нужно было видеть лицо Оливии, чтобы растолковать ее временную остановку дыхания. Она знала. Она могла не верить в это, но она знала.

— Миранда?

Миранда застыла, уныло склонившись над ночным горшком.

— Ты… ты не…?

Миранда судорожно вздохнула и кивнула.

— О Боже. О Боже… О-о-о…

Это, возможно, был единственный момент в ее жизни, когда Миранда увидела, что Оливии не хватает слов. Миранда вытерла рот и, когда ее желудок наконец-то встал в некое подобие покоя, смогла отдвинуться от ночного горшка и сесть прямее.

Оливия все еще смотрела на нее, как на привидение.

— Как? — наконец, спросила она.

— Обычным путем, — резко ответила Миранда. — И уверяю тебя, нет никаких причин бежать в церковь.

— Прости. Прости, прости, — поспешно проговорила Оливия. — Я не хотела расстраивать тебя. Это просто… хм… ты должна знать… э-э… это такая неожиданность.

— Это неожиданно и для меня тоже, — ответила Миранда вялым голосом.

— Это, возможно, не так и удивительно, — сказала Оливия, не подумав. — Я имею в виду, если ты… если ты была… — Она не договорила, понимая, что ей лучше замолчать.

— И все же это сюрприз, Оливия.

Оливия помолчала еще пару мгновений, будто пытаясь выйти из шока.

— Миранда, я должна спросить…

— Нет! — предупредила ее Миранда. — Пожалуйста, не спрашивай меня, кто он.

— Уинстон?

— Нет! — яростно ответила она. Затем пробормотала, — Боже мой.

— Тогда кто?

— Я не могу сказать тебе, — произнесла Миранда надтреснутым голосом. — Это был… это был некто очень не подходящий. Я… Я не знаю, чем я думала, но, пожалуйста, не спрашивай меня снова. Я не хочу говорить об этом.

— Хорошо, — сказала Оливия, понимая, что было бы глупо давить на нее сейчас. — Я не буду спрашивать тебя больше, я обещаю. Но что мы собираемся делать?

Миранда не могла не почувствовать, как тепло разливается по телу от услышанного слова «мы».

— Послушай, Миранда, а ты уверена, что все правильно поняла? — внезапно спросила Оливия, ее глаза засветились надеждой. — У тебя могла быть просто задержка. У меня такое постоянно.

Миранда бросила красноречивый взгляд на ночной горшок. А затем, покачав головой, сказала:

— У меня никогда не было задержек. Никогда.

— Тебе надо уехать куда-нибудь, — сказала Оливия. — Скандал будет невообразимый.

Миранда кивнула. Она планировала написать письмо Тернеру, но не могла сказать об этом Оливии.

— Лучшим выходом для тебя будет покинуть страну. Континент, возможно. Как у тебя с французским?

— Неважно.

Оливия устало вздохнула.

— Ты никогда не дружила с живыми языками.

— В отличие от тебя, — сказала Миранда ехидно-раздраженно.

Оливия не удостоила ее ответом, предложив:

— Почему бы тебе не поехать в Шотландию?

— К моим бабушке и дедушке?

— Да. Только не говори мне, что они отправят тебя обратно из-за твоего положения. Ты всегда говорила, какие они замечательные.

Шотландия. Да, это отличное решение. Она известит Тернера, и он присоединится к ней там. Они могли бы пожениться без официального оглашения бракосочетания, и затем все будет, если не хорошо, то, по крайней мере, улажено.

— Я буду сопровождать тебя, — решительно произнесла Оливия. — Я останусь настолько, насколько смогу.

— Но что скажет твоя мать?

— О, я скажу ей, что кто-то заболел. Это ж срабатывало раньше, не так ли? — Оливия бросила проницательный взгляд на Миранду, который ясно говорил, что она знала, что заставило ее придумать эту историю о ее отце.

— Что-то слишком много больных людей вокруг...

Оливия пожала плечами.

— Эпидемия. Все больше причин для нее оставаться в Лондоне. Но что ты скажешь своему отцу?

— О, что-нибудь, — ответила Миранда, отмахнувшись. — Он не следит за моими передвижениями.

— Что ж, хоть какая-то польза. Мы уезжаем сегодня же.

— Сегодня? — слабо откликнулась Миранда.

— Вещи уже собраны, и нет времени ждать.

Миранда посмотрела на свой еще плоский живот.

— Нет, я полагаю, время есть.



13 Августа 1819 года

Сегодня я с Оливией приехала в Эдинбург. Бабушка и дедушка были слегка удивлены, увидев меня. Но намного больше их удивила причина моего визита. Они были молчаливы и серьезны, но ни минуты не позволили мне почувствовать, что разочарованы или стыдятся меня. Я всегда буду любить их за это.

Ливви отослала записку своим родителям, что сопровождает меня в Шотландию. Каждое утро она спрашивала, не пришла ли моя менструация. Как я и предвидела, ее нет. Я постоянно смотрю на свой живот. Я не знаю, что я ожидаю увидеть. Конечно же, он не вырастет внезапно, и, определенно, не так рано.