Тернер сел, разинув рот, пораженный тем насколько все, что он чувствовал, оказалось просто. Почему ему нужно было так много времени, чтобы понять это? Это должно было быть ясно как божий день. Он любит Миранду. Он любит в ней все, от изящно изогнутых бровей до порой саркастических насмешек и очаровательного наклона головы, когда что-то привлекает ее внимание. Он любит ее остроумие, ее теплоту, ее верность. Он даже любит то, как расположены глаза на ее лице. И вот теперь она подарила ему ребенка. Она лежала там, в кровати и трудилась много часов, испытывая боль, все для того, чтобы подарить ему ребенка. На глаза ему навернулись слезы.

— Я хочу ее увидеть, — произнес он задыхаясь от эмоций.

— Доктор осматривает ребенка, он будет готов через минуту, — ответила его мать.

— Нет. Я хочу видеть Миранду.

— О. Хорошо, почему бы нет. Подожди немного. Доктор Уинтерз?

Они услышали приглушенное ругательство, а затем ребенка сунули в руки бабушке. Тернер заглянул в приоткрытую дверь.

— Что случилось?

— Она теряет слишком много крови, — мрачно произнес доктор.

Тернер, застыв от ужаса, смотрел вниз на свою жену. Всюду была кровь, казалось, она лилась из нее потоком, ее лицо было смертельно бледно.

— О, Господи, — сдавленным голосом сказал он. — О, Миранда..


Сегодня я родила тебя. Я еще не знаю твоего имени. Они даже не позволили мне подержать тебя. Я думаю, что могла бы назвать тебя в честь своей мамы. Она была прекрасной женщиной и всегда крепко обнимала меня перед сном. Ее звали Кэролайн. Я надеюсь, что Тернеру понравится это имя. Мы никогда не обсуждали имена для тебя.

Действительно ли я сплю? Я могу слышать все, что делается вокруг меня, но, кажется, я ничего не говорю им. Я попытаюсь вспомнить все эти слова в моей голове, чтобы записать их позже.

Я думаю, что я сплю….


Глава 20


Доктору удалось остановить кровотечение, но он удрученно качал головой, пока мыл руки.

— Она потеряла много крови, — сказал он мрачно, — Она очень слаба.

— Но она выкарабкается? — с тревогой спросил Тернер.

Доктор Уинтерс печально пожал плечами:

— Мы можем только надеяться.

Не принимая такой ответ, Тернер обошел доктора и сел на стул у постели жены. Он взял ее безвольную руку и сжал ее.

— Она выживет, — сказал он хрипло. — Она сможет.

Леди Ридланд откашлялась.

— Доктор Уинтерз, у вас есть предположения, что могла вызвать такое кровотечение?

— Это мог быть разрыв в матке. Вероятно, это случилось, когда выходил послед.

— Такое часто случается?

Доктор кивнул.

— Боюсь, что мне пора идти. Меня ждет еще одна пациентка, и мне надо хоть немного поспать, чтобы суметь должным образом помочь ей.

— Но Миранда.., — леди Ридланд осеклась, посмотрев на свою невестку с тревогой и страхом.

— Я больше ничего не могу сделать для нее. Мы можем только надеяться и молиться, что ее тело залечит разрыв, и он не будет снова кровоточить.

— А если это случиться? — решительно спросил Тернер.

— Если случится, надо наложить чистый бандаж, так как сделал я. И пошлите за мной.

— И если мы все это сделаем, есть хоть один чертов шанс, что вы доберетесь сюда вовремя? — язвительно процедил Тернер, от горя и ужаса растеряв всю свою вежливость.

Доктор не ответил, лишь кивнул головой.

— Леди Ридланд. Лорд Тернер.

Когда дверь за ним закрылась, леди Ридланд подошла к сыну.

— Тернер, — мягко сказала она, — тебе надо отдохнуть. Ты не спал всю ночь.

— Ты тоже.

— Да, но я …, — она умолкла. Если бы ее муж умирал, то она хотела бы быть с ним. Она наклонилась и поцеловала Тернера в макушку. — Я оставлю тебя с ней.

Он обернулся к ней и его глаза опасно вспыхнули.

— Черт побери, мама! Мне не нужно говорить ей последнее «прощай»! Не говори так, будто она умирает!

— Конечно, нет, — но ее глаза, наполненные сочувствием и горем, сказали ему совсем другое. Она тихо вышла из комнаты.

Тернер не сводил глаз с бледного лица Миранды, его горло сдавил спазм.

— Я должен был сказать тебе, что я люблю тебя, — хрипло произнес он, — Я должен был сказать тебе. Это ведь все, что ты хотела услышать, да? А я был слишком глуп, чтобы понять это. Я думаю, что я любил тебя все время, любимая. Все время. Каждую минуту, с того момента, в карете, когда ты сказала мне, что любишь меня. Я был…

Ему показалось, что что-то шевельнулось в ее лице и он умолк. Но это была всего лишь его собственная тень, скользившая по ее лицу оттого, что он раскачивался взад и вперед.

— Я был так удивлен, — продолжил он, как только смог снова говорить. — Так удивлен, что кто-то мог любить меня и не желать поработить меня. Так удивлен, что ты могла любить меня и не хотела меня изменить. И я…я не думал, что смогу снова полюбить. Но я был неправ!

Он судорожно стискивал руки, едва сдерживая себя, чтобы не взять ее за плечи и встряхнуть.

— Я был не прав, черт побери, и это была не твоя ошибка. Это была не твоя ошибка, котенок. Это была моя ошибка. Или может быть Летиции, но определенно не твоя.

Он поднес ее руку к губам.

— Это никогда не было твоей ошибкой, котенок, — сказал с мольбой в голосе, — Вернись ко мне. Пожалуйста. Я клянусь, ты пугаешь меня. Ты ведь не хочешь напугать меня, правда? Уверяю тебя, это выглядит не очень-то красиво.

Ответа не последовало. Он отчаянно желал, чтобы она кашлянула или беспокойно пошевелилась или еще хоть что-нибудь. Но она просто лежала, так неподвижно, что леденящий ужас охватил его и он отчаянно перевернул ее руку, чтобы нащупать пульс на внутренней стороне запястья. Тернер вздохнул от облегчения. Пульс был. Едва ощутимый, но был.

Он утомленно зевнул. Он совершенно вымотался, и его веки слипались, но он не мог позволить себе заснуть. Он должен был быть с ней. Он должен был видеть ее, слышать, как она дышит, видеть, как отблески света играют на ее коже.

— Здесь слишком темно, — пробормотал он, поднимаясь на ноги, — Это похоже на покойницкую.

Он стал обыскивать комнату, судорожно открывая ящики тумбочек и шкафов, пока не нашел еще несколько свечей. Он зажег их все, рассовав по светильникам. И все равно было еще слишком темно. Он кинулся к двери и, распахнув, ее завопил:

— Брейли, мама, Оливия!

На его зов немедленно явились человек восемь, опасаясь худшего.

— Мне нужны свечи, много свечей, — сказал Тернер, бодрым голосом заглушая свой страх и усталость. Несколько горничных немедленно понеслись прочь.

— Но здесь уже и так достаточно светло, — произнесла Оливия, заглядывая в комнату. Она замерла, увидев Миранду, ее лучшую подругу с младенчества, лежащую так неподвижно.

— С ней все будет в порядке? — прошептала она.

— С нее все будет прекрасно, — огрызнулся Тернер. — При условии, что здесь будет немного больше света.

Оливия откашлялась.

— Можно мне войти, я хочу ей кое-что сказать.

— Она не собирается умирать! — взорвался Тернер. — Ты слышишь меня? Она не собирается умирать. Не никакой нужды говорить ей прощай. Ты не должна прощаться с ней.

— Но если все-таки она… — упорствовала Оливия, смахивая слезы, катящиеся по щекам. — Я должна прикоснуться…

Потеряв всякий контроль, Тернер схватил сестру за плечи и прижал к стене

— Она не собирается умирать, — сказал он глухим убийственным голосом. — И я был бы признателен, если бы вы все прекратили думать иначе.

Оливия судорожно кивнула. Тернер внезапно отпустил ее и уставился на свои руки так, будто они были чужими.

— Боже мой, — срывающимся голосом произнес он. — Что я делаю?

— Все в порядке, Тернер, — Оливия осторожно, успокаивающе коснулась его плеча. — Ты просто устал.

— Нет, я не могу. Не сейчас, когда она нуждается во мне, я должен быть сильным для нее, — он шагнул назад в комнату и сел рядом с женой. — Сейчас я — не имею значения, — пробормотал он, с трудом сглотнув. — Ничто не имеет значения, только Миранда.

Близорукая горничная вошла в комнату, принеся несколько свечек.

— Зажгите их все, — приказал Тернер, — Я хочу, чтобы здесь было светло как днем. Вы слышите меня? Как днем, — он вернулся к Миранде и погладил ее по лицу, — Она всегда любила солнечные дни, — он в ужасе замолк и отчаянно посмотрел на сестру. — Я хотел сказать, она любит солнечные дни.

Оливия больше не могла видеть брата в таком состоянии, она кивнула и тихо вышла.

Несколько часов спустя, леди Ридланд вошла в комнату с маленьким свертком на руках, завернутым в розовое одеяльце.

— Я принесла твою дочь, — произнесла она мягко.

Тернер оглянулся, потрясенно поняв, что совсем забыл о существовании этого крошечного человечка. Он недоуменно уставился на нее.

— Она такая маленькая.

Его мать улыбнулась.

— Обычно все младенцы такие.

— Я знаю, но….посмотри на нее, — он протянул к ней свой указательный палец. Крошечные пальчики схватили его с удивительной силой. Тернер взглянул на мать с изумлением от вида этой новой жизни, так ясно написанном на его застывшем лице.

— Я могу подержать ее?

— Конечно, — леди Ридланд осторожно вложила сверток в его руки, — Она твоя, ты же знаешь.

— А вот и ты, да? — он посмотрел вниз на розовенькое личико и коснулся крошечного носика, — Как твои дела? Добро пожаловать в мир, котенок.

—Котенок? — удивилась леди Ридланд, — Какое забавное прозвище.

Тернер покачал головой.

— Нет, это не забавно. Это прекрасно, — он посмотрел на мать. — Как долго она еще будет такой маленькой?

— О, я не знаю. По крайней мере, еще некоторое время, — она подошла к окну и раздвинула шторы. — Светает. Оливия сказала мне, что ты хотел больше света в этой комнате.

Он кивнул не в силах отвести от дочери взгляда.

Леди Ридланд закончила суетиться у окна и вернулась к нему.

— Да, Тернер… у нее карие глаза.

— Правда? — он снова взглянул на ребенка. Ее глазки были закрыты — она спала. — Я знал, что так и будет.

— Это хорошо, она не хотела бы разочаровать своего папу в свой первый день, не правда ли?

— Или свою маму, — Тернер посмотрел на все еще смертельно бледную Миранду и прижал к себе этот крохотный комочек новой жизни. Леди Ридланд поглядела на синие глаза своего сына, точно такие же, как у нее, и сказала:

— Осмелюсь предположить, что Миранда надеялась на синие глаза.

Тернер неловко сглотнул. Миранда любила его так долго и преданно, а он отверг ее. Теперь он мог потерять ее, и она никогда не узнает, что он понял, какой тупой задницей он был. Она никогда не узнает, что он любит ее.

— Осмелюсь предположить, что она их получит, — сказал он сдавленным голосом. — Ей только надо будет подождать до следующего раза.

Леди Ридланд прикусила губу.

— Конечно, дорогой, — сочувственно произнесла она. — Ты уже подумал, как назовешь девочку?

Он удивленно вскинул голову, сообразив, что никогда не думал над тем, какое имя дать ребенку.

— Я… Нет, я забыл об этом.

— Оливия и я думали о некоторых симпатичных именах. Что ты скажешь о Джулиане? Или Клэр. Я предложила Фиону, но Оливии не понравилось.

— Миранда никогда бы не позволила назвать свою дочь Фиона, — сказал он тупо. — Она всегда ненавидела Фиону Беннет.

— Ту маленькую девочку, которая живет неподалеку от Хейвербрикса? Я не знала об этом.

— Это спорный вопрос, мама. Я не назову ее никак, пока не посоветуюсь с Мирандой.

Леди Ридланд снова сглотнула.

— Конечно. Дорогой. Я буду только…, я оставлю тебя пока. Побудь немного со своей семьей.


Тернер посмотрел на свою жену, потом на дочь.

— Это твоя мама, — прошептал он, — Она очень устала. Ей понадобилось много сил, чтобы ты родилась. Не могу понять почему. Ты ведь такая маленькая. — Он коснулся одного из ее крошечных пальчиков, словно подтверждая это. — Я не думаю, что она успела тебя увидеть. Но я знаю, что она бы очень хотела. Она взяла бы тебя на руки, обняла и поцеловала тебя. Ты знаешь почему? — он неловко смахнул слезу. — Потому что она любит тебя, вот почему. И я держу пари, что она любит тебя даже больше, чем меня. И я думаю, что она должна любить меня совсем мало, за то, что я вел себя не так, как должен был.

Он украдкой взглянул на Миранду, чтобы удостовериться, что она очнулась прежде, чем он добавил:

— Мужчины могут быть задницами. Мы глупы и тупы, и мы редко открываем свои глаза достаточно широко, чтобы видеть все те подарки, что преподносит нам судьба. Но я вижу тебя, — добавил он, улыбаясь дочери. — И вижу твою маму, и я надеюсь, что ее сердце достаточно большое, чтобы простить меня в последний раз. Думаю, что это так и есть. У твоей мамы есть благородство.