Вначале Адель полагала, что ей всегда будет не хватать Лондона с его магазинами, кинотеатрами и толпами людей. Находясь в «Пихтах», она тосковала по рыбе с жареной картошкой, по трамваям, и ее раздражала деревенская тишина. И все же в первое лето здесь, как только она достаточно окрепла, чтобы выходить из дома, она благодаря бабушке познакомилась с красотой бабушкиных любимых болот и обнаружила мир более прекрасный и волнующий, чем все то, о чем она когда-либо мечтала.

Это не было унылым и бесплодным местом, как она сначала подумала. Это был дом для всевозможных растений, птиц и другой дикой природы. Когда они гуляли, одновременно собирая хворост, бабушка указывала ей на разных птиц и говорила, как они называются. Она могла различить каждую из них по крику, знала каждое растение и травинку. Адель медленно охватывало это волшебство, и она полюбила гулять одна, наслаждаясь покоем и красотой, Она вспоминала, что в Лондоне летом листья на деревьях были вялыми и грязными от пыли и сажи. Она обычно вспоминала неприятный запах канализации и гниющей еды, жаркие липкие ночи, когда она не могла спать, постоянный шум машин, крики и скандалы людей. Теперь же все звуки, которые доносились через окно ее спальни, были тихими: блеяние овец, уханье совы, плеск волн на галечном пляже.

Бабушка разрешила ей не ходить в школу до самого начала осеннего семестра в сентябре, но, к своему удивлению, Адель не чувствовала себя одинокой без других детей. В доме было множество книг, она могла рисовать карандашами и красками, шить и вязать. А еще бабушка научила ее плавать и ездить на велосипеде.

Адель улыбнулась сама себе, вспомнив, как она в самый первый раз увидела бабушку в купальном костюме. Это был очень старомодный трикотажный костюм темно-синего цвета с красной полоской вдоль груди, почти как комбинезончик младенца, прикрывавший ее до самых колен и локтей. И все-таки у нее была хорошая фигура для пятидесятилетней женщины, все еще стройной, с крепкими мышцами и с ногами красивой формы. И она умела плавать как рыба, ныряя в волны с ликованием ребенка. Она сказала, что отец научил ее, когда ей было всего пять лет, несмотря на то что в то время это считалось неприличным для девочки. У отца была сестра, которая утонула в реке, и поэтому он считал, что все дети должны уметь плавать, потому что вода привлекает их.

Хонор была хорошим учителем, удивительно терпеливой и очень подбадривавшей. Показывала ли она Адель, как варить варенье и печь хлеб, рассказывала ли, как отличить сорняки от полезных растений, учила ли ее ездить на велосипеде — у нее был талант объяснять все так, что Адель немедленно понимала суть, а потом она отходила и давала девочке попробовать самой.

Адель сейчас делала такие вещи, которые даже не могла себе представить в Лондоне. Она могла освежевать кролика почти так же хорошо, как бабушка, она умела готовить и могла развести огонь всего от одной спички и потом поддерживать его, научилась ощипывать кур и рубить дрова.

Собирая цветы можжевельника, Адель думала о будущем, а не обо всем том, чему уже научилась. Через три месяца, в июле, ей будет четырнадцать лет и она сможет оставить школу и пойти работать.

Спад, или Депрессия, как его называли некоторые, продолжался, и ситуация становилась все хуже, потому что многие предприятия закрывались. Хотя в руки Адель редко попадали газеты, она видела реальное влияние безработицы в Рае, когда ходила в школу. Мужчины стояли вдоль набережной группками, и на их лицах была написана озабоченность и почти наверняка голод. Она видела, как их жены с вытянутыми лицами заглядывали с тоской в витрины. И многие дети на самых бедных улицах Рая были такими бледными, худыми и сонными как мухи, что Адель часто чувствовала себя виноватой, потому что у нее было вполне достаточно еды.

Ее бабушка имела очень категоричные взгляды по поводу тяжелого положения бедных, хотя она не относила себя к ним. Она сердилась на так называемый Тест средств, потому что он означал, что некоторым семьям пришлось продать свою мебель и другие пожитки, чтобы иметь право на пособие по безработице. Она считала аморальным, что богатые продолжали покупать автомобили и дорогую одежду и ездили отдыхать во Францию или в Италию, и при этом платили своей прислуге деньги, которых едва хватало на еду. Когда она услышала, как двоих мужчин арестовали за то, что они украли овцу на болоте, потому что их семьи голодали, она пошла в Рай и высказала полиции все, что думает. Она указала на то, что семьи этих несчастных будут страдать еще больше, если их посадят в тюрьму. И что такое одна овца, если фермер даже не знал точно, сколько у него овец?

Адель имела лишь приблизительное представление о том, что происходит в других частях Англии и в остальных странах, периодически посещая кинотеатр в Рае. В «Пэйс-Ньюс» она видела простаивающие доки, оборванных мужчин, размахивавших флагами и выпрашивавших работу, огромные очереди у супных кухонь в Америке, гангстеров, убивающих друг друга в таких городах, как Чикаго, и какой-то зловещий приход к власти в Германии человека по имени Адольф Гитлер.

Она иногда чувствовала себя немного виноватой, что меньше переживала реальные события в мире, чем историю в одном голливудском фильме, который однажды они с бабушкой видели. Но было так хорошо смотреть, как шикарные кинозвезды танцуют и поют в ослепительной одежде, одним глазом взглянуть на мир, в котором дома были, как дворцы, и у всех были большие машины, шубы и бассейны.

Бабушка очень любила замечать, что «Голливуд — это наркотик для серой массы», и она, вероятно, была права, но даже несмотря на это, Адель не могла не думать, что если она получит хорошее место работы, возможно, она сможет покупать красивую одежду и сделать так, чтобы бабушка не работала так много и гордилась ею.

* * *

— Извини!

Адель вздрогнула от неожиданного звука мужского голоса и, повернувшись, увидела мальчика с велосипедом.

— Извини. Я не хотел тебя напугать, — сказал он извиняющимся тоном.

Красивый голос и шикарная одежда выделяли его среди местных мальчиков, которых она знала в лицо. Ему могло быть около шестнадцати лет, у него был свежий цвет лица, блестящие черные волосы, и он был высоким и стройным.

— Я не слышала, как ты подъехал, — сказала она, сильно краснея, потому что знала, что покажется бродяжкой любому, кто одет в серые фланелевые брюки с заглаженными складками и твидовую куртку, как с витрины портного.

В школе Адель выглядела так же, как и ее одноклассники, и часто была одета лучше их, потому что бабушка отлично шила, и у нее было платье с передником и блуза не хуже, чем из магазина. Но когда она была не в школе, ей нужно было носить практичную одежду, и Хонор сшила брюки, которые Адель носила, заткнув их в высокие сапоги, с много раз штопанным джемпером темно-синего цвета. Одна девочка в школе с сарказмом сказала, что она — точная копия ее бабушки.

— Этот ветер так воет и заглушает все звуки, — добавила она нервно.

— Я должен был позвонить в звонок, — сказал с улыбкой мальчик. — Но это показалось бы ужасно грубо. Я только хотел узнать, проеду ли я так в гавань Рай.

У него была милая улыбка и прекрасные темно-синие глаза, и ей понравились его хорошие манеры. Большинство мальчиков, которых она знала, были очень неотесанными.

— Тебе будет тяжело проехать туда на велосипеде, — сказала она. — Там на некоторых участках болотисто и масса гальки. В тех местах замечательно гулять, но если ты хочешь доехать туда на велосипеде, лучше поехать по дороге.

— На самом деле я просто разведываю все вокруг, — сказал он и с любопытством посмотрел на ее корзину с цветами можжевельника. — А зачем ты их собираешь?

— Чтобы делать вино, — сказала она. — Моя бабушка его делает.

У него был удивленный вид.

— А на что оно похоже?

— Она не разрешает мне его пить, — сказала Адель с усмешкой. — Но я один раз попробовала. Оно сладковатое и пахнет цветами. Говорят, что с одного стакана можно напиться, а с двух упасть пьяным замертво.

Он рассмеялся.

— Так твоя бабушка все время пьяная?

— Нет, она только продает его, — сказала Адель с упреком. За два года она уже привыкла, что люди высмеивают ее бабушку, и отлично научилась защищать ее.

— Я просто пошутил, — сказал он. — Я никогда не встречал людей, которые делают вино, мои родители покупают его у торговца винами. А я мог бы купить для них бутылку вина попробовать?

Адель не знала, как ответить на этот вопрос. Бабушка всегда продавала все свое вино одному человеку в Рае. Он давал ей бутылки и затем продавал его своим клиентам вместе с вином из бузины, одуванчиков и другими винами, которые она делала.

— Мне нужно будет спросить у нее, — пояснила она. — А ты здесь на каникулах?

— Не совсем, — сказал он. — Моя бабушка только что умерла, поэтому я приехал с родителями, чтобы помочь дедушке организовать похороны. Он живет в Винчелси.

— А твоя бабушка случайно не миссис Уайтхауз? Моя бабушка только вчера упомянула, что она умерла. Если это так, мне очень жаль.

— Да, это она, — кивнул он. — Ей было за семьдесят, и она была хрупкого здоровья, так что этого следовало ожидать. Я не очень хорошо ее знал. Мама привозила нас сюда, когда я был совсем маленьким, но я думаю, что бабушке было слишком тяжело справляться с шумными мальчишками. Мы будем здесь, пока мне не придется возвращаться в школу после пасхальных каникул.

— В школу? — воскликнула Адель, не подумав. Все, кого она знала, оканчивали школу в четырнадцать лет, а он был наверняка старше.

— Ну да, — сказал он, явно ошеломленный ее замечанием. — А ты что, уже окончила?

— Нет, но я окончу этим летом, — сказала она. — Я как раз думала о том, чтобы найти работу, когда ты подъехал.

Он посмотрел на нее долгим, холодным взглядом, и Адель почувствовала, что он оценивает ее поношенную одежду и думает, что, может, ему не следует болтать с кем-то таким, как она.

— Я думаю, здесь это будет нелегко, — сказал он в конце концов, но у него был сочувствующий, не покровительственный тон. — Мы ездили в Рай вчера во второй половине дня, и мои родители оба заметили, что люди, вероятно, очень страдают от депрессии. А на какую работу ты рассчитываешь?

— На любую, за которую будут платить, — выпалила она, и даже самой себе показалась такой же резкой, как и ее бабушка.

Адель ожидала, что он попрощается и уедет, но, к ее удивлению, он опустил велосипед на землю и начал рвать цветы с куста можжевельника.

— Меня зовут Майкл Бэйли, и если я тебе помогу, ты быстрее закончишь, — сказал он с улыбкой. — И потом, может быть, ты покажешь мне, как пройти в гавань Рай? Конечно, в том случае, если у тебя нет более интересного занятия.

Его улыбка была такой широкой и такой приветливой, что Адель не могла не улыбнуться в ответ.

— Меня зовут Адель Талбот, — сказала она. — Но я должна отнести эти цветы домой, пока они не высохли.

— Это вежливый способ сказать, что ты не можешь или не хочешь пойти со мной?

Адель очень мало контактировала с мальчиками, поэтому она, безусловно, еще не научилась давать уклончивых ответов. Она имела в виду только то, что сказала: что ей нужно занести цветы домой, хотя, вероятно, она должна была сказать «сначала», чтобы было более ясно. Но теперь, когда он дал ей время подумать над этим, она не была уверена, правильно ли будет пойти гулять с человеком, которого она совершенно не знала.

— Почему такой человек, как ты, захотел пойти со мной погулять? — спросила Адель, обороняясь.

Он склонил голову набок и оценивающе посмотрел на нее.

— Такой человек, как я?

— Ну посмотри на себя! — сказала она, снова покраснев. — Настоящий джентльмен. Если твои родители увидят тебя со мной, у них будет сердечный приступ.

Он нахмурился и произнес:

— Не понимаю почему, — причем сказал это таким тоном, как будто на самом деле не понимал. — Почему нам нельзя погулять и поговорить и даже подружиться? Ты здесь сама с собой не чувствуешь себя одиноко?

Адель покачала головой. Вероятно, она была странной, и некоторые девочки в школе так говорили, но она никогда не чувствовала себя одиноко на болотах, она любила это место.

— Здесь так много всего, на что можно смотреть, чтобы не чувствовать себя одинокой, — она пожала плечами. — Я смотрю на диких гусей, проверяю, когда появятся первые ягнята, ищу дикие цветы. Мне намного более одиноко, когда я в городе в окружении людей.

Адель ожидала, что он привычно для нее фыркнет и назовет ее странной, но когда она подняла глаза, чтобы с вызовом посмотреть на него, то вместо этого увидела понимание и одобрение. Ее снова поразили его глаза, не только из-за их темно-синего цвета, но и из-за глубокого взгляда.