Лесли Пирс - Секреты

Как только от супа пошел пар и все остальное было на столе, она позвонила в гонг. Потом, когда вся семья пришла в гостиную и села на свои места, она налила суп в супницу, предварительно подогрев ее.

Ральф Бэйли что-то рассказывал о ночной службе в церкви, когда Адель вошла с супницей. Она была тяжелая и горячая, и Адель думала, как будет лучше — поставить ее на стол и разлить там по тарелкам или поставить на боковой столик. Но миссис Бэйли положила рядом с собой подставку, так что она, очевидно, хотела, чтобы супница стояла на столе. И вдруг Адель поскользнулась. Она попыталась удержать супницу, но не смогла, и супница упала на пол, разбившись от падения, а овощной суп вылился на нее, на ее руки и разлился по всему полу.

— Ты полная идиотка! — заорал мистер Бэйли, подпрыгивая со своего стула, стоявшего во главе стола. — Какого черта ты делаешь?

Для Адель все это было унизительно. Ее правая рука была ошпарена, и когда она взглянула на пол и увидела, какой устроила беспорядок, а также большую плоскую пуговицу, на которой поскользнулась, она начала плакать.

— Простите! — воскликнула она. — Я поскользнулась на пуговице.

И тут же стала лазить по полу на четвереньках, отчаянно пытаясь собрать осколки фарфора из супной лужи и кусочков овощей.

— Пуговица! — сказала миссис Бэйли высоким от возмущения голосом. — Что пуговица делает на полу?

Все еще стоя на четвереньках, Адель пробормотала, что дети играли с пуговицами и одна, вероятно, закатилась сюда. Лаура Бэйли сказала что-то насчет того, что она перекладывает на детей вину за собственную глупость. Мистер Бэйли обозвал ее бесполезной, а Ральф спросил, что они будут есть.

— Ну хватит вам! — перекрикнул остальных Майкл. — Адель не виновата, это был несчастный случай. У нее уже в любом случае кончился рабочий день, и в кухне масса другой еды.

Он обошел вокруг стола, поднял Адель с пола и увидел ее красные руки.

— Пойди и прополощи их холодной водой, — сказал он мягко и с сочувствием в глазах. — Я здесь уберу.

Адель в слезах кинулась вон. Но их сердитый разговор долетал до нее, даже несмотря на шум льющейся воды.

— Только ты могла нанять такую тупицу в качестве горничной, — услышала она, как сказал мистер Бэйли, очевидно, своей жене, тут присоединился Ральф с каким-то саркастическим замечанием по поводу того, что она не распаковала их с женой чемоданы. — Право же, мама, — продолжал он, — ты должна нанять квалифицированных людей.

Через несколько минут в кухню зашел Майкл с грудой кухонных салфеток, которыми он промокал суп.

— Самое худшее я вытер салфетками, которые нашел в том шкафу, — сказал он. — Я надеюсь, они не принадлежат к числу фамильных драгоценностей.

— Нет, это просто обычные салфетки, — сказала она, взяв их у него из рук. — Отстираются. Это не так отвратительно, как пьяная рвота твоей матери, которую мне много раз приходилось убирать.

Она знала, что это было жестокое замечание, но ведь и все они были жестоки к ней.

— Ты иди и ужинай, — сказала она, отворачиваясь от него, чтобы не наблюдать шок на его лице. — И смотри не поскользнись на оставшемся беспорядке. Я помою пол, как только они закончат ужинать.

Когда он ушел, Адель закрыла за ним кухонную дверь и подержала обожженную руку под проточной водой. Она думала, как люди становятся такими бессердечными, как Бэйли, и горячо надеялась, что с ними случится что-нибудь неприятное, что преподаст им урок.

Позже она услышала, как вся семья уходит из столовой, а спустя совсем немного времени из гостиной прозвенел звонок. Она проигнорировала его и вынула из раковины ведро с горячей водой, которой собиралась помыть пол. Но когда она зашла в столовую, ее лицо исказилось. Они даже не потрудились обойти остатки овощей на полу, а просто прошлись по ним и разнесли по всей комнате, возможно, даже по гостиной. Пролитый суп явно не повлиял на их хороший аппетит, потому что вся еда была съедена подчистую.

Она закончила мыть пол в столовой и как раз составляла посуду со стола на поднос, когда вошел мистер Бэйли.

— Ты что, глухая? Мы звонили, чтобы ты подала кофе, — сказал он воинственно.

— Я заканчиваю в семь часов, — сказала она, глядя прямо ему в глаза. — Я еще здесь и убираю со стола, потому что сегодня Рождество.

— Ну если у тебя такая точка зрения, можешь убираться прямо сейчас, — сказал он, погрозив ей своим пухлым пальцем.

Адель знала, как тяжело найти работу, и ей уже нравилось, что у нее есть собственные деньги. Она собиралась было извиниться, и тут ей вдруг пришло в голову, что если она сейчас отступит, то потеряет чувство собственного достоинства, а это было для нее намного важнее, чем просто деньги.

— Прекрасно, — сказала она, снимая передник и швыряя его на стол. — Я с большим удовольствием приготовлю рождественский ужин для своей бабушки, которая по-настоящему оценит мои старания.

Он был готов вспыхнуть, и на мгновение она подумала, что он собирается ее ударить.

— Как ты смеешь? — прошипел он. — Ты разлила суп по всей комнате и не отвечаешь на звонки. Что ты за прислуга?

— Я такая прислуга, которая увольняется, — сказала она с большей смелостью, чем на самом деле у нее была. — Хватит уже с меня оскорблений, я их не заслуживаю.

— Ты наглая маленькая тварь! — взорвался он. — Моя жена сказала, что ты можешь быть очень колкой, и теперь я понял правду — ты пользуешься ее добрым характером.

— Каким добрым характером? — возразила Адель, рассерженная и готовая сражаться с ним любым оружием. — Вы знаете не хуже меня, кто она такая, разве не из-за этого вы вышвырнули ее из собственного дома? Если бы не я, она умерла бы голодной смертью в грязном доме.

— Убирайся вон! — крикнул он дрожащим от ярости голосом, указывая на дверь.

— Я как раз это и делаю, — сказала она, идя к кухне, чтобы забрать свое пальто. Она на секунду задержалась в дверях, обернулась на мистера Бэйли и широко улыбнулась. — Гусь уже поддавлен на завтра, и вам просто нужно будет поставить его в печь часов в шесть утра, когда начнете растапливать ее. Начинка, овощи и пудинг в кладовой. Счастливого Рождества.

Он прыгнул к ней и ударил ее по лицу.

— Как ты смеешь? Кем ты себя считаешь?

— Я себя никем не считаю, я просто знаю, кто я есть, — сказала она, сдерживаясь, чтобы не тронуть горевшую щеку. — И я намного более приятный человек, чем вы, это уж точно.

Он схватил ее за руку, и она приготовилась к очередному удару, но он не ударил ее, просто протащил по коридору по направлению к входной двери.

— Убирайся сию же минуту! — заорал он на нее, не обращая внимания, что был сильный дождь и она все еще была без пальто.

— Тогда будет лучше, если вы, уезжая, заберете с собой жену, — парировала она, выходя на дождь. — Она не найдет здесь никого, кто возился бы с ней как нянька, как это делала я.

Дверь захлопнулась прежде, чем она успела закончить фразу.

Дождь лил еще сильнее, чем днем, и к тому времени, как Адель шага спускаться с холма, она промокла до нижнего белья, а в ее туфлях хлюпала вода. Слезы смешивались с каплями дождя на ее лице, но это были слезы гнева, а не раскаяния.

— Адель, подожди меня!

Она повернула голову на звук голоса Майкла и увидела, как он спешит по дороге к ней, но решительно продолжала тащиться вперед.

— Адель, я так сожалею, — выдохнул он, поравнявшись с ней.

— Это я должна тебя жалеть, — сказала она резко. — Твой отец отвратителен.

— Я знаю, — согласился он, переводя дух от бега. — У меня нет для него оправданий.

— Он ударил меня и вышвырнул вон, — сказала она возмущенно. — Он не имел права так поступать. Я делала все, что могла, для твоей матери. Мне теперь жаль ее, я начинаю понимать, почему ее нервы так расстроены.

— Пожалуйста, вернись, — умолял он. — Мама так побледнела, когда услышала, что ты ушла. Она знает, что без тебя не справится.

— Хорошо, — сказала вызывающе Адель. — Надеюсь, что вся твоя семья будет страдать, они этого заслуживают.

— И я тоже? — спросил он, схватив ее за руку.

— Нет, ты не заслуживаешь, — сказала она, стряхивая его руку. — Я всегда думала, что мне не повезло с матерью. Но теперь, когда увидела твоих родителей, я поняла, что ты заслуживаешь больше жалости. А теперь иди домой и оставь меня в покое.

— Если ты думаешь, что я тебе позволю одной пойти домой в темноте и в дождь, ты ошибаешься, — сказал он.

— Ты рискуешь восстановить бабушку против себя, — предупредила она его. — Не рискуй, Майкл.

— А я все-таки рискну, — сказал он. — Мне нужно перед ней извиниться.

Они не разговаривали всю дорогу, потому что ветер был таким сильным, что сбивал их с ног, а дождь был больше похож на ледяной душ.

Хонор была уже в постели, когда они добрались до коттедж, поэтому Адель пришлось постучать в окно спальни, чтобы она их впустила. Бабушка открыла дверь со свечой в руке, на ее плечи поверх ночной рубашки была наброшена шаль.

— Что случилось? — спросила она, потом, увидев, что на Адель нет пальто, быстро втащила ее внутрь, резко сказав Майклу, что надеется, что у него есть хорошее объяснение, почему он привел ее домой вымокшей до костей.

Как только Адель очутилась в доме, она тут же выложила все, что произошло.

— А ты, Майкл? Почему ты не защитил ее? — спросила бабушка, зажигая масляную лампу.

Майкл объяснил, что не присутствовал при развязке.

— Я не знал, что отец так себя поведет, — сказал он. — Он все время повторял: «Почему она не отвечает на звонок?» — и я сказал, что пойду посмотрю, но он велел мне оставаться на месте. Брат сказал, чтобы я не вмешивался, и тут я услышал крики отца. Мне так стыдно, что я не вмешался раньше.

— Это было трусостью с твоей стороны, но я прекрасно понимаю, ведь он запугивал тебя всю жизнь, — сказала бабушка решительно. Она подтолкнула Адель по направлению к ее комнате, велев ей быстро снять с себя мокрую одежду.

Майкл стоял на месте, повесив голову, и с его одежды на пол шала дождевая вода.

— Когда-нибудь тебе придется восстать против отца, — сказала резко Хонор. — Хамы процветают на слабости других. Но я считаю, ты не законченный трус, потому что ты все-таки побежал за Адель и у тебя хватило смелости объясняться со мной. Но теперь тебе лучше пойти домой и выбраться из этой мокрой одежды.

— Мне так жаль, миссис Харрис, — проговорил Майкл.

Хонор увидела, что он дрожит от холода и шока.

— Тебе не нужно извиняться за своего отца, — сказала она. — Я, безусловно, с этим разберусь, но думаю, что ради мира в твоем доме единственное, что ты должен сказать, — это то, что проводил Адель домой.

— Мне так стыдно, — прошептал Майкл. — Я не хочу быть частью семьи, где так плохо обращаются с людьми. Ральф почти такой же жестокий, как отец.

— Мы не выбираем семью, в которой родились, — сказала Хонор уже чуть мягче. — Ну, иди домой, Майкл.

Хонор смотрела, как Адель заснула на кушетке, и внутренне улыбалась. Девочка боролась со сном с тех пор, как они закончили рождественский ужин, но наконец проиграла эту битву.

Хонор подумала, что она выглядит такой хорошенькой, лежа на кушетке с распущенными волосами, вьющимися вокруг раскрасневшегося лица, поджав ноги, скрытые новым платьем. Это шерстяное платье темно-светло-розового тонов так шло ей, и Хонор была в восторге оттого, что оно отлично сидит, потому что это была самая экстравагантная одежда, которую она когда-либо сделала. Потому, что ей не только пришлось купить выкройку, так как все выкройки, которые были у нее, уже устарели, но и потому, что оно было косого кроя и на него ушло почти пять ярдов ткани.

Когда Адель примерила его, то пошутила, что выглядит как Уоллес Симпсон. Хонор была далека от мысли, что Адель может выглядеть как это худое путало, но американка подсказала ей идею для платья — драпированный лиф, узкие рукава в три четверти и облегающая бедра юбка клеш были почти фирменным знаком миссис Симпсон. Тем не менее Хонор думала, что Адель оно шло гораздо больше, потому что у нее была идеальная фигура и прелестной формы ноги.

Ей понадобятся к этому платью какие-нибудь туфли на каблуках и приличные пальто и шляпа, подумала Хонор, в раздумье глядя на внучку. Ей самой казалось довольно странным, что после того как она многие годы рассматривала одежду просто как способ согревания тела, никогда не обращая внимания на то, как она выглядит, вдруг для нее стало так важно, чтобы Адель была хорошо одета.

— Майкл, я предполагаю, — пробормотала она себе под нос.