Лесли Пирс - Секреты

Но он пошел за ней, собираясь сбросить хворост, который подобрал, у коттеджа и затем удалиться. Он замерз и проголодался, у него болели ноги, и он был крайне разочарован, что после восторга от неожиданной встречи с Адель все кончилось так плохо.

Но когда они приблизились к коттеджу, в дверях появилась миссис Харрис. Адель еще больше набрала скорость, и из-за шума ветра Майкл не расслышал, что она говорила бабушке. Она бросила тележку снаружи и кинулась в дом. Миссис Харрис решительно зашагала ему навстречу.

— Чем ты ее расстроил? — спросила она со строгим выражением на лице.

— Я не знал, что она расстроена, — честно сказал он, кладя хворост на землю и отряхивая пальто. — Я возвращался из гавани Рай и столкнулся с ней. Мы на какое-то время зашли в замок Кэмбер, и вдруг она сказала, что ей нужно домой. Я не знаю, что с ней, лучше спросите ее. Может быть, она расскажет вам.

Хонор гневно посмотрела на него.

— Она уходила из дома в совершенно нормальном настроении.

— Ну тогда ее явно расстроило мое объяснение в любви, — сказал он резко и пошел прочь.

— Не смей от меня уходить, Майкл Бэйли, — сказала она громовым голосом. — Иди сюда.

Майкл не посмел ослушаться ее и вернулся.

— Послушайте, миссис Харрис, — сказал он. — Я на самом деле не знаю, что на нее нашло. Скажите ей, что я позвоню ей в общежитие сегодня вечером. Моя машина сломана, поэтому я не могу отвезти ее в Гастингс.

— Значит, завтра утром ты еще будешь здесь? — спросила она.

Майкл кивнул.

— Тогда приходи ко мне, — сказала она. — По-моему, настало время нам поговорить вдвоем.

Хонор помахала, когда автобус отъехал. Адель пошла прямо к заднему сиденью, и, судя по тому, как она шлепнулась на место и слабо помахала ей рукой, Хонор поняла, что она будет плакать всю дорогу до общежития.

Хонор стояла и смотрела, как автобус поехал в сторону Винчелси и его фары осветили старый Лэндгейт. Она всегда ненавидела январь с его холодом, ранними сумерками и потому, что в этом месяце умер Фрэнк. Сегодня она чувствовала себя еще более покинутой, чем обычно в это время года. Почтальон сказал ей утром, что объявили, что всем детям в школах будут раздавать противогазы, и она догадалась, что к Адель снова вернулись ее тайные страхи и мучают ее.

Но хотя было ужасно, что правительство серьезно обеспокоено тем, что немцы могут открыть газовую атаку против гражданского населения Англии, ее первым страхом была Адель. Она, безусловно, не призналась в том, что произошло сегодня между ней и Майклом, но Хонор догадалась по своему опыту.

Майкл пришел в коттедж на следующее утро в начале десятого. Хонор пригласила его войти и предложила ему чашку чая. Он зашел с опаской, и она не сомневалась, что он думает, что она начнет его распекать.

— Ты вчера вечером поговорил с Адель по телефону? — спросила она.

— Нет, сказали, что в ее комнате никто не отвечает, — ответил он.

Хонор на мгновение задумалась. Она знала, что Адель должна была быть в своей комнате, но, очевидно, не захотела разговаривать с ним.

— Какая досада, — сказала она в конце концов. — Я надеялась, что вы все выясните.

— Я пытался, — сказал он, и в его голосе прозвучала сердитая нотка. — Но я не знаю, что такого мог сделать, что расстроило ее.

— Ты вчера сказал, что объяснился ей в любви. Ты действительно имел в виду то, что говорил? — спросила Хонор.

— Конечно, я бы не сказал этого, если бы не имел в виду, — произнес он с некоторым возмущением. — Но мне кажется, она не отвечает мне взаимностью.

— Почему ты так думаешь?

Он опустил глаза на свои руки, лежащие на коленях.

— Я не могу это объяснить.

— Возможно, Адель тоже не может объяснить то, что чувствует, — сказала Хонор. — Я и про себя знаю, что не могу это объяснять. Легко говорить о цветочках, животных и прочих подобных вещах, И намного тяжелее обсуждать мысли и чувства.

Он не ответил и продолжал смотреть на свои руки.

— Ты не должен забывать, что, когда Адель начала работать на твою мать, это поставило ее совершенно на другую ступеньку по отношению к тебе, — сказала Хонор, пытаясь быть мягкой и вызвать его доверие. — Она была служанкой, а ты был во всех отношениях ее хозяином. Она знает, что твои родители никогда не примут ее как равную тебе.

Он обиженно взглянул на нее своими синими глазами.

— Я ей сказал, что мне все равно, что они подумают. В моих глазах она равная мне. Миссис Харрис, посмотрите на себя. Пусть вы живете на болотах, но вы более чем равная моей матери, и вы об этом знаете.

— Да, но меня воспитывали в приличном доме директора школы, и я вышла замуж за человека из хорошей семьи. Такое происхождение дает девушке уверенность в собственной значимости, которая не проходит даже в связи с переменой личных обстоятельств. У Адель нет такой уверенности. Она воспитывалась в среде рабочего класса и прошла в жизни через такое, что только подорвало остатки ее уверенности в себе.

Он выглядел удивленным.

— Вы хотите рассказать мне что-то о ее прошлом?

— Не я должна тебе об этом рассказывать, — сказала Хонор, вдруг осознав, что Адель не простит ей, если она разгласит все подробности без ее позволения. — Но если ты действительно любишь Адель, тебе придется завоевать ее полное доверие, чтобы она почувствовала, что может рассказать тебе все.

Выражение лица Майкла сменилось на подозрительное.

— Это что-то, что касается ее матери, правда? — осторожно спросил он. — Когда я впервые встретил ее, она рассказала мне, что приехала сюда жить, потому что ее мать больна. Но она никогда не упоминала о ней с тех пор. Где ее мать? Почему Адель не видится с ней?

— Мы не знаем, где ее мать, — сказала Хонор. — Что касается меня, мне все равно, она сбежала из дому, когда ее отец был тяжело болен, не подумав о нас обоих. Я даже не знала, что у меня есть внучка, пока не объявилась Адель у моего порога почти семь лет назад.

У Майкла широко открылись глаза и отвисла челюсть.

— Я больше ничего тебе не расскажу, — сказала Хонор. — Тебе придется сделать так, чтобы сама Адель рассказала тебе обо всем. Все, чего я прошу, — это обращаться с ней мягко, ей в прошлом причиняли много боли и много запугивали.

Она заварила еще один чайник и, пока занималась чаем, поглядывала на Майкла. Он сидел, глубоко задумавшись, вероятно, еще в бОльшем удивлении, чем с утра, когда пришел сюда.

Вчера вечером она бы сорвалась, предупредила бы, что, если он еще раз дотронется до Адель, ему придется иметь дело с ней. Но утром до нее дошло, что такая линия поведения была бы неправильной. Она не хотела отпугнуть его, и в любом случае чутье подсказало ей, что ее внучка, вероятно, слишком сильно отреагировала на обычную попытку потрогать ее. Он был чувствительным и очень интеллигентным молодым человеком, и если кто-то и сможет добраться до сердца Адель и вылечить ее душевную рану, то это будет именно он.

— Так что это за слухи по поводу того, что ты собираешься вступить в ВВС? — спросила она весело, ставя чайник на стол.

— Не делай этого, это ужасно! — воскликнула Адель, схватив Майкла за руку, в которой он держал травинку. Они лежали под весенним солнцем на Галечном мысе рядом с Истборном. Когда она на минутку задремала, Майкл провел травинкой по ее ноздре.

— Ну тогда проснись, — сказал он, широко улыбаясь. — Я хочу поговорить.

Была Пасха, прошло около трех месяцев с их размолвки в январе, Майкл отпросился на ночь через несколько дней после этого и приехал к Адель, чтобы уладить ситуацию. Она была вся в слезах и извинялась, говоря, что не знает, почему была такой странной с ним в тот день. Майкл повел ее ужинать и, как только она снова расслабилась, убедил ее рассказать о матери и о ее детстве в Лондоне.

Рассказ о том, что она пережила, был шоком для него, и конечно, он огорчился, поняв, что она не до конца ему доверяла, если утаивала такие важные события своей жизни. Но когда она излила всю боль и грусть своего прошлого, он увидел, что ей стало легче, и это объяснило многие вещи, которые приводили его в недоумение в прошлом.

Майклу не хотелось расставаться с Адель в тот вечер, потому что она очень разволновалась, и он даже не мог сказать, когда увидится с ней снова. Он написал ей, вернувшись в лагерь, рассказывая, как сильно он ее любит и как он счастлив, что между ними больше нет тайн. Когда он позвонил ей через несколько дней, она снова была такой же веселой и энергичной, как и прежде, и сказала ему, чтобы он не беспокоился из-за нее, что у нее все в порядке и что ей жаль, что она под Новый год была в таком ужасном и странном настроении. Они не смогли увидеться до этого дня, но разговаривали по телефону как ни в чем не бывало.

— Так о чем ты хочешь поговорить? — спросила она, переворачиваясь со спины на живот и опираясь на локти. — О, я знаю, о том, как тебе идет форма и какой ты в ней красивый.

Майкл рассмеялся.

— Нет, это я уже знаю, и еще я знаю, что буду лучшим пилотом в мире.

— Ну тогда больше почти не о чем разговаривать, — сказала она. — Если ты только не хочешь послушать о суднах, графиках температуры или о пациентах в моей палате.

Майкл проводил у матери все пасхальные каникулы, якобы зубря и готовясь к выпускным экзаменам, которые ждали его в Оксфорде через несколько дней. Адель удалось получить три выходных дня, чтобы провести их с ним, но завтра она собиралась начать работу в отделении гинекологии.

Им повезло с погодой, было необычно тепло и солнечно для апреля, и Майкл, которого только что приняли в ВВС, был очень возбужден и почти ни о чем больше не мог говорить.

— Я думал, ты мне расскажешь больше про «Пихты», — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. — По-моему, там случилось что-то очень ужасное, раз ты оттуда прошла пешком до самого Рая.

Больше всего Майкла расстраивало, когда они перезванивались или переписывались, ее нежелание обсуждать серьезные вещи. Они рассказывали друг другу, что происходит с ними каждый день, обсуждали работу, друзей, кое-какие сплетни. Майклу же хотелось знать больше подробностей из детства Адель, и, размышляя о том, что она уже успела ему рассказать, он понял, что она не сказала практически ничего о том месте, которое называла «Пихтами» и откуда сбежала. Это явно было ужасное место, иначе бы у нее не было необходимости сбегать оттуда в поисках совершенно незнакомого ей человека. Майкл подумал, что большинство людей пытались бы объяснить, чем это место было так ужасно. Разумеется, за исключением случая, если бы то, что произошло с ними там, было настолько отвратительно, что они были бы не в состоянии говорить об этом.

Ему на ум снова и снова приходили загадочные замечания миссис Харрис по поводу прошлого Адель в тот раз, когда она велела ему прийти поговорить. Он в полной уверенности ожидал, что получит взбучку и что ему запретят встречаться с Адель. Потому что именно так поступило бы большинство родителей или опекунов девушки, если бы они подозревали, что молодой человек к ней подбирается, имея не совсем честные намерения.

И все же миссис Харрис была спокойной и ни в чем его не обвиняла. Она только пыталась выудить у него, что Адель рассказала ему о своем прошлом.

Когда Адель в конце концов призналась, что ее мать поместили в клинику для умалишенных, Майкл подумал, что это и есть та ее тайна, из-за которой она испытывает чувство вины. И только значительно позже он начал сомневаться в этом. Почему она должна была бояться раскрыть это? У него такая же сумасшедшая мать, поэтому он вряд ли был бы от этого в ужасе. Должно было быть что-то еще, и он преисполнился решимости узнать это.

Майклу не очень хотелось проводить все пасхальные каникулы с матерью — оставаться с ней больше чем на пару дней всегда было мукой. Но он не смог договориться, что приедет только на те три дня, когда Адель была свободна, и ему пришлось, сжав зубы, водить мать по магазинам и по старым подругам в надежде, что, когда он начнет уходить из дома один, она не поднимет скандал. К счастью, она ничего не заподозрила, когда он якобы поехал в Брайтон за какой-то особенной книгой, потом обедал с другом из Оксфорда, который жил неподалеку, и когда сегодня придумал отговорку, что хочет погулять по холмам. Может быть, ей точно так же было скучно в его обществе, как и ему с ней. Он надеялся, что никто не доложит ей, что его видели с Адель, потому что в противном случае приступ ярости был бы гарантирован.

Радость от встречи с Адель и возбужденное состояние оттого, что его недавно приняли в ВВС, означали, что он еще не готов к тому, чтобы мягко расспросить ее про «Пихты». Последние два дня он мучил ее разговорами о полетах и, разумеется, о серьезной возможности войны, а также о том, что она могла означать для них. Адель могли перевести в военный госпиталь или даже в гражданский госпиталь в Лондон, а у него не было ни малейшего представления о том, где он мог бы базироваться. Но оставалось мало времени, и после сегодняшнего дня у него вряд ли получилось бы встретиться с ней до конца июня или июля.