— Майкл! О Боже мой, — пробормотала она, и у нее заколотилось сердце.

На короткое мгновение она не могла прийти в себя от шока. В последний раз она виделась с ним, когда нежно поцеловала его на прощанье на вокзале Чаринг-кросс после тех выходных в Лондоне. Она сохранила воспоминание о лихом молодом человеке в военной форме, с блестящими черными волосами и гладкой кожей, и шесть лет держала этот образ в памяти, спрятанный за слезами и сердечной болью. Но это был не тот Майкл, образ которого она хранила в своем сердце, это был худой незнакомец в гражданских фланелевых брюках, с коротко остриженными волосами и изуродованным шрамами лицом, и ей захотелось убежать и спрятаться.

— Ты никогда не думала, что снова увидишь меня? Или никогда не думала, что я могу так измениться? — подсказал он ей, вопросительно подняв одну бровь.

От звука его голоса у нее пропало желание бежать. Голос был тот же самый, глубокий и низкий и такой непохожий ни на акцент в голосах кокни, который она слышала каждый день в больнице, ни на здешний сассекский провинциальный акцент.

— Я не знаю, что собиралась сказать, — сказала она и подошла к нему ближе. — Я просто не могу найти слов, потому что это так неожиданно. Как хорошо, что ты вернулся. Жаль, что я не знала, что ты придешь, у меня такой вид…

— Ты именно так и выглядела, когда я встретился с тобой впервые на болотах, — улыбнулся он. — Думаю, за шесть лет ты приобрела опыт, у тебя волосы зачесаны наверх, похоже, большинство женщин так носят волосы.

Адель вспыхнула. Она не заплела волосы с утра и даже не дала себе труда расчесать их. Наверное, они выглядели как стог сена.

— Чай готов, — сказала Хонор за их спиной. — Будешь пить там, Майкл, или за столом?

— Я поднимусь, — сказал Майкл и, упершись руками о подлокотники кресла, поднялся на ноги.

Адель наблюдала, как он пошел к столу. Обе ноги были напряжены и напомнили ей о протезах, но, к счастью, это были не протезы, потому что он легко повернулся и оглянулся на нее.

— Видишь, я могу ходить без палки. Я просто держу ее рядом на всякий случай. И мне сказали, нужна лишь маленькая операция, которая все исправит.

По нежному выражению лица, с которым бабушка смотрела на Майкла, Адель поняла, что все прошлые обиды заглажены, достаточно уже одного того, что он здесь. Но Адель очень хорошо понимала, что это не так. Ей придется объяснять, и даже если она все еще была ему небезразлична, ему придется снова учиться доверять ей.

За чаем и бутербродами из рыбной пасты Майлс рассказал, как вчера поехал в Довер встретить корабль, на котором Майкл возвращался домой. Его только утром известили о приезде Майкла. Они ночевали в гостинице в Довере, потому что когда корабль зашел в порт, было уже почти темно.

— Я был как ребенок, который ждет Рождества, — сказал Майлс дрожащим от волнения голосом. — Я был одним из сотни людей, которые ждали своих сыновей, мужей и отцов. Еще я боялся, что мне сказали неверную дату, неправильный корабль, и даже что я не узнаю его. Там было столько мужчин на носилках, столько шума и суматохи. И потом я вдруг увидел его на трапе. Мой мальчик вернулся домой целым и невредимым.

Хонор рассказала Адель, что Майкл попросил, чтобы они сначала поехали в Хэррингтон-хаус, прежде чем ехать в Гемпшир и встречаться с братом и сестрой и их семьями.

— Мне нужно было адаптироваться, — пояснил Майкл, глядя на Хонор и чуть улыбаясь, словно посчитал забавным ее мнение по поводу такого решения. — Мы в лагере только и думали, что о родных, но реальность возвращения домой оказалась для меня чем-то слишком большим. Я знаю, что все будут задавать вопросы, и я так много хочу сказать. Но вместе с тем мне нечего рассказывать.

Хонор была очень удивлена, но Адель хорошо поняла, что именно имел в виду Майкл. Когда-то она вернулась сюда после «блицкрига» с таким же чувством. В эту минуту у нее был миллион вопросов к Майклу, но она поняла, что не сможет задать ни одного.

Она понимала, что не сводит с него глаз, у нее все еще колотилось сердце, и ей хотелось остаться с ним наедине, чтобы она могла ему сказать все, что было нужно сказать.

Майлс объяснил за Майкла, что его лагерь, «Сталаг 8б», находился в Силезии — в Польше, а не в Германии, как они предполагали. Лагерь освободили американцы, и Майкла вместе с другими освобожденными, которые не могли ходить, посадили на грузовики и перевозили с места на место, пока они наконец не вернулись в Англию.

— Мир словно сошел с ума, — сказал Майкл в раздумье. — Тысячи людей тащились с узлами с пожитками, маленькие дети плелись за ними и кричали от голода. Целые деревни сметены с корнем, трупы в канавах, выжженные танки и воронки от бомб. Я мельком видел некоторых людей, которые выжили после концентрационных лагерей. Они были похожи на живые скелеты. Мне до сих пор трудно поверить в то, что я видел в этих местах. Говорят, убитых миллионы.


После чая с бутербродами они вышли во двор посидеть на солнышке. Майкл лег на траву в тени под яблоней, рядом с Великаном, и Адель поняла, что у него нет настроения говорить. По его глазам было видно, как он вымотан, и она подумала, что он еще ничего не сказал о смерти матери, потому что слишком много насмотрелся ужасов за последние несколько недель.

Он неожиданно уснул, и Хонор предложила, чтобы они с Майлсом поехали в Хэррингтон-хаус открыть окна и постелить им постели, а Адель осталась бы с Майклом.

После того как они уехали, Адель взяла почитать книгу, но не могла оторвать глаз от Майкла, спавшего на траве. Она увидела, что шрам от ожога на его щеке был совершенно не таким серьезным или безобразным, как ей показалось сначала. Он хорошо зажил, и как только Майкл наберет немного веса и его волосы достаточно отрастут, чтобы сделать приличную стрижку, шрам почти не будет бросаться в глаза. Она все время невольно смотрела на его губы, хотела лечь рядом с ним, обнять его и поцеловать. В ней всколыхнулись все чувства, которые она так долго подавляла.

Но радость оттого, что она неожиданно осознала, что все еще любит его, смешивалась с болью. Она не знала, сможет ли перенести, если он не ответит ей взаимностью.

Его серые фланелевые брюки и белая рубашка, одежда довоенных времен, которую Майлс взял с собой в Довер, были ему сейчас велики, и брюки не соскользнули с его костлявых бедер только потому, что их поддерживал ремень. Было так странно смотреть, как он спит, его темные ресницы казались крошечными щеточками, и он выглядел таким спокойным и мирным. Она надеялась, это означает, что он почувствовал себя в безопасности и как дома, но возможно, после ужасов лагеря для него любое место показалось бы одинаково тихим и успокаивающим.

Время играло против нее. У нее были только эти выходные для того, чтобы поправить эту ситуацию. Как только она вернется в Лондон, а он начнет встречаться со старыми друзьями и семьей, их влияние может оказаться сильнее, чем ее.

Не поговорив с Майлсом наедине, она не представляла, что между ними уже произошло. Она сомневалась, что Майлс будет таким бесчувственным, что кинется объяснять ему реальную причину, по которой она бросила Майкла столько лет назад, во всяком случае, не сейчас, когда он так изнурен.

Так что она должна сказать, когда Майкл поднимет эту тему? Снова лгать?


Майкл проснулся примерно через час, открыл глаза и вздрогнул, увидев над собой дерево. Он повернул голову, увидел Адель, которая сидела в кресле и смотрела на него, и улыбнулся.

— Я подумал на одно ужасное мгновение, что мне только приснилось, что я вернулся, — сказал он. — Представляю, что ты обо мне подумала, когда я вот так выключился.

— Я подумала, что ты крайне устал, — сказала она. — Тебе потребуется время, много сна и хорошая пища, чтобы окончательно поправиться.

— Сказала точно как медсестра, — усмехнулся он. — Чего я хочу, так это пару кружек пива, поплавать в море и съесть рыбу с жареной картошкой из бумажного пакетика.

— Рыбу очень тяжело достать, — рассмеялась она. — Но поплавать должно быть полезно для твоих ног, и Майлс будет рад сходить с тобой выпить пару кружек.

— А я так надеялся, что ты составишь мне компанию.

Это прозвучало почти как приглашение побыть наедине, но Адель сейчас ни в чем не была уверена. Она чувствовала себя неловко, неуютно и очень неуверенно.

— Я бы составила тебе компанию, но сначала тебе нужно отдохнуть, — сказала она, и даже ей самой показалось, что она будто разговаривала с пациентом, а не со старым добрым другом.

— Ты стала еще красивее, — сказал он. — Тебе все твои пациенты и поклонники это говорят?

Адель покраснела. Он так внимательно смотрел на нее, и ей хотелось ответить что-то остроумное в том духе, что она ценит только его комплименты.

— Я не ухаживаю за моими пациентами достаточно долго, чтобы они заметили во мне изменения, — сказала она и снова испугалась, что это могло прозвучать холодно. — Но мне приятно, что ты так думаешь, — добавила она.

— А мне очень приятно, что ты так подружилась с отцом, — сказал он, застав ее врасплох оттого, что так искусно сменил тему. — Хотя я не представляю, как это могло произойти. Но это лишь один из многих слегка таинственных фактов, с которыми мне придется разобраться.

— Значит, ты хочешь разобраться, так? — сказала она, надеясь, что на этот раз ее тон был более кокетливым. — Имей в виду, произошло столько всего, что я даже не знаю, с чего начать. Это почти как начинать новый пазл.

Он приподнялся и начал растирать правую ногу.

— Болит нога? — спросила она. — Я могу тебе что-нибудь достать от боли?

— Нет, все будет нормально от простого массажа, — сказал он и посмотрел на нее долгим, проникновенным взглядом. — Давай вернемся к пазлу. Я всегда начинал с того, что собирал углы. Как только у меня получалась рамка, я легче находил кусочки. В этом случае рамка, похоже, заключается в том, что моя мать и твоя стали подругами. А это уже само по себе пазл.

— Не совсем, — сказала она нервно.

— Ну, о Роуз я знаю только с твоих слов и только то, что ты рассказывала мне много лет назад, — сказал он. — И она не была похожа на женщину, которая могла бы иметь что-то общее с моей матерью.

— Я подумала совершенно так же, когда впервые услышала об их дружбе, — осторожно сказала Адель. — Но на самом деле у них было много общего. Они обе были предоставлены сами себе, в разлуке с детьми, и обе страдали. Нас всех вместе свело извещение о том, что ты пропал без вести. Бабушка и Роуз сначала ближе узнали Эмили и утешили ее. Потом я пошла навестить ее, встретилась там с Майлсом, и с тех пор все началось.

— Да, но почему ты пошла к маме прежде всего?

— Потому что я понимала, как она убита горем.

— Ты не боялась, что она тебя оттолкнет?

Адель не поняла, имеет ли он в виду, что Эмили могла бы ее оттолкнуть из-за старых обид или из-за того, что она бросила ее сына.

— Думаю, что боялась, но я была так расстроена из-за тебя, что это было сильнее моих страхов.

— Ага! — сказал он, фыркнув. — Ну вот мы и сделали одну сторону пазла. Осталось еще три, а потом вся середина.

— Возможно, тебя будет удивлять многое сейчас, потому что война изменила в какой-то мере каждого. Она уничтожила разницу между классами и сравняла людей. Я думаю, она также помогла многим из нас понять, что в жизни действительно важно, а что нет.

— А что важно для тебя? — спросил он, посмотрев на нее украдкой.

— Это, — махнула она рукой на коттедж и болота вокруг него. — Было время, когда я думала, что это место истопчут немецкие сапоги. Сделать так, чтобы о бабушке позаботились, мои друзья, Майлс и ты.

— Я! — воскликнул он. — Я приблизительно могу догадываться, как мой отец стал важным человеком в твоей жизни, несмотря на то, как он повел себя с тобой в прошлом, потому что он рассказывал мне, что это он сообщил тебе про Роуз и мою мать. Я предполагаю, это могло вас связать. Но какое значение имею я?

— Потому что ты всегда мне был небезразличен, — сказала она просто и стала пунцового цвета, потому что он очень внимательно смотрел на нее.

— Первая любовь и все такое? — спросил он.

— Первая и единственная любовь, — сказала она и наклонилась потуже завязать шнурки на туфлях, чтобы скрыть свое смущение.

— Ты хочешь сказать, что у тебя никого не было?

— Я несколько раз ходила на свидания с разными мужчинами, — сказала она, все еще не поднимая головы. — Но никто из них не был для меня особенным или важным.

— Что у тебя на шее?

Адель инстинктивно прикрыла рукой кольцо, висевшее на цепочке у нее на шее. Оно выскользнуло из блузы, когда она наклонилась.