Со дня приезда он впервые произнес имя друга. Оно сорвалось с языка само собой и повисло в воздухе. Наступило молчание: каждый из троих ушел в собственные, когда-то приятные, а теперь болезненные воспоминания.

Фоксберн заговорил первым.

– Когда Роберт… умер, Чарлтон прислал прочувствованное письмо. Надо поблагодарить.

Коултон глубже натянул шляпу на косматую седую голову.

– Если будет нетрудно, передайте, что надеюсь в ближайшее время встретиться с ним в деревне. Он не виноват в том, что сын вырос неблагодарной свиньей. У каждого дерева бывают дурные семена. – Управляющий потянул носом, как будто принюхивался. – С юга приближается гроза. Пора возвращаться от греха подальше.

Словно подтверждая предсказание, порыв теплого ветра взметнул конские гривы, а вдалеке послышался глухой, но отчетливый раскат грома. На душе сразу стало неуютно и тревожно.

Обострившийся на военной службе инстинкт предупреждал, что в Билтмор-Холле не все ладно. Возможно, неурядицы не имели существенного значения, и все-таки прием гостей следовало бы отменить. Почему-то не хотелось, чтобы Дафна хотя бы на короткое время оказалась в этом неспокойном месте.

К сожалению, в этот самый момент она скорее всего уже находилась в дороге.


– Завтра приедут мисс Ханикот и сестры Шербурн. – Хью положил в чашку кусок сахара и сел в кресло напротив Бенджамина, который тоже пил чай. Напиток не самый привычный, но граф решил, что во время визита к Чарлтону ясная голова на плечах не помешает.

Конечно, при упоминании о Дафне он сразу насторожился, однако постарался сохранить скучающее выражение лица.

– И остальные гости, наверное, тоже.

Хью заинтересованно склонился.

– Да, но, насколько могу судить, вас главным образом интересует присутствие мисс Ханикот.

Бенджамин сурово посмотрел поверх чашки на юнца, хотя понимал, что взгляд над золотым ободком стакана с виски оказался бы более впечатляющим.

– И почему же тебе так кажется?

– Видел вас рядом с ней на музыкальном вечере в доме Ситонов и в Воксхолл-Гарденз. Вы выглядели… счастливым.

Бенджамин едва не разлил чай.

– Счастливым?

– Ну, может быть, это и преувеличение. Во всяком случае, менее несчастным, чем обычно.

– К чему ты клонишь, Хью?

Лорд Билтмор поставил чашку на стол и переплел пальцы – точно так же, как это делал Роберт.

– Хотя мисс Ханикот мне очень нравится, – веско произнес он, – она ни разу не посмотрела на меня так, как смотрит на вас.

– Может быть, не будь ты ослом…

– Бенджамин, я говорю абсолютно серьезно. Считаю, что она к вам неравнодушна. С одной стороны, данное обстоятельство меня бесит, но с другой… с другой, считаю, что в вашей жизни не хватает такого человека, как она.

– Ради всего святого, Хью! Не хватало еще, чтобы ты занялся устройством моей личной жизни!

– Не осмеливаюсь мечтать ни о чем подобном. Просто хочу, чтобы вы знали: для меня мисс Ханикот не больше чем добрая приятельница. Признаюсь, когда-то надеялся на большее, но потом понял, что любовь должна быть взаимной.

Граф хотел отделаться небрежным замечанием – просто потому, что так поступал всегда. Но отговорка означала бы, что он отвергает благородное самопожертвование Билтмора. Он тоже поставил чашку и произнес:

– Роберт гордился бы таким братом.

Хью печально улыбнулся.

Чтобы развеять мрачное настроение, Бенджамин предложил:

– Как, по-твоему, до поездки к Чарлтону я успею обыграть тебя в бильярд?

Виконт встал и подал старшему другу трость.

– Подозреваю, для этого потребуется не одна попытка. Готов бороться до победного конца.

– С каждым днем ты становишься все увереннее. Роберт действительно порадовался бы.


А уже через несколько часов граф Фоксберн и виконт Билтмор стояли на крыльце дома барона Чарлтона. Старинный кирпичный особняк напоминал бы огромный ящик, если бы трудолюбивый плющ не заплел его по самые трубы. Издалека Бенджамин восхищался и глубокими эркерами на фасаде, и внушительной простотой архитектуры, однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что одна из ставен слетела с петель, а мощеная дорожка поросла высокими сорняками.

Хью дернул шнур звонка, и вскоре дверь открыла полная женщина – судя по связке ключей на поясе, экономка. Круглые очки повторяли форму румяных щек.

– Чем могу помочь? – с подозрением осведомилась она.

Виконт заговорил первым.

– Я лорд Билтмор, а это мой друг, граф Фоксберн. Я недавно вернулся из…

– Лорд Билтмор? – На лице экономки появилась осторожная улыбка. – Мы слышали о вашем приезде, сэр. Входите, пожалуйста. Я – миссис Парфит.

– Спасибо. – Хью снял шляпу, и Бенджамин последовал его примеру. Экономка держалась вполне дружелюбно и могла послужить надежным источником информации.

– Глубоко сожалеем о смерти вашего брата, – продолжала миссис Парфит. – Трудно представить человека более достойного.

Бенджамин услышал в голосе искреннюю печаль и сразу проникся симпатией к доброй экономке. Иногда он забывал, что не один на белом свете скорбит о гибели Роберта.

– Спасибо, – отозвался Хью. – Брат всегда считал лорда Чарлтона своим другом.

– О, действительно. – Миссис Парфит перевела взгляд с Хью на Бенджамина и обратно. – Все слуги рады вашему приезду в Билтмор-Холл. Но что же вас сюда привело?

– Хотелось бы повидать лорда Чарлтона, – вступил в разговор граф. – Просим извинить за то, что не предупредили о визите заранее: подумали, что сможем рассчитывать на короткую встречу.

– Не знаю. – Экономка неопределенно покачала головой. – Барон давно никого не принимает, но сегодня у него выдался хороший день.

– Надеюсь, лорд Чарлтон не болен? – с осторожным сочувствием вставил Хью.

– К сожалению, назвать его здоровым нельзя. На физическое самочувствие не жалуется и в то же время явно не в себе.

– Если сегодняшний визит неуместен, мы готовы приехать в другое время, – предложил Хью.

Однако Бенджамин не хотел упускать реальной возможности. Если у барона хороший день, то вопрос о портретах окажется весьма кстати.

– С другой стороны, общение, как правило, вселяет бодрость, – вставил он. – Тем более что надолго мы не задержимся.

– Мистер Хэллоуз обычно не одобряет присутствия посетителей.

– В детстве мы с Роулендом часто играли вместе, – возразил виконт.

– А сейчас он дома? – уточнил граф.

Миссис Парфит поправила очки.

– Нет. Уехал в деревню.

– В таком случае будем считать, что путь свободен. – Бенджамин заговорщицки улыбнулся. – Короткий разговор развеселит барона, а сыну вовсе не обязательно знать о нашем появлении.

– Но он может вернуться с минуты на минуту.

В ответ лорд Фоксберн пожал плечами.

– Если это произойдет, вы всегда сможете сказать, что пытались меня удержать, однако я не принял отказа.

Экономка усмехнулась.

– Тем более что это недалеко от истины, правда?

– Да.

– Что ж, договорились. Провожу вас наверх, в спальню хозяина, но только на короткое время. А если окажется, что барон спит, ни в коем случае не будите. Нельзя прерывать его отдых.

– Обещаем, – заверил Бенджамин.

Однако, поднимаясь по лестнице, он внезапно испугался. Что если портрет Дафны висит в коридоре или, что еще хуже, в спальне? Придется срочно придумывать повод, чтобы отослать Хью прочь, не дожидаясь, пока тот узнает героиню. Оставалось положиться на судьбу.

Миссис Парфит прошла по коридору второго этажа и открыла дверь в просторную спальню. В комнате было три окна, но свет проникал только через одно из них, а два других оставались закрытыми плотными шторами. На голых стенах не было ни единой картины. Барон сидел в большой кровати и держал на коленях раскрытую книгу.

– Милорд, вас хотят видеть два прекрасных джентльмена, – сообщила миссис Парфит таким тоном, каким разговаривают с глупыми детьми.

– Что такое? – Барон захлопнул книгу и выпрямился. Посмотрел на Хью стеклянными глазами и воскликнул: – Боже праведный! Роберт?

Лорд Билтмор подошел ближе.

– Нет, лорд Чарлтон, я Хью, младший брат Роберта.

Проклятие! Барон действительно был далеко не в лучшей форме.

Он недоверчиво прищурился и громко вздохнул.

– Да, конечно. Просто на миг показалось, что ты очень похож на брата.

Бенджамин никогда не замечал сходства – общим был разве только слегка раздвоенный подбородок. Впрочем, со стороны всегда виднее: возможно, он слишком тесно общался с обоими, а потому и воспринимал каждого в отдельности. Очень уж не хотелось, чтобы Чарлтон оказался сумасшедшим.

– Мы с лордом Фоксберном приехали вас навестить.

Бенджамин тоже подошел и протянул руку.

– Рад вас видеть, Чарлтон.

Барон ответил довольно энергичным рукопожатием, однако во взгляде мелькнуло легкое недоумение.

– В прошлом году мы вместе охотились, – пояснил граф. – Вы, Роберт и я. Роберт подстрелил фазана, а ваша собака…

– Молли! – громко воскликнул барон. – Молли подпрыгнула и схватила птицу прямо в воздухе! Да, – добавил он тише. – Помню.

– Мы очень расстроились, услышав о вашем нездоровье, – заметил Хью.

– О, ничего особенного. Так, легкая слабость, легкая забывчивость. Но Роуленд обо всем заботится. Как хорошо, что, прежде чем покинуть этот мир, Элинор успела подарить мне сына. Если бы не Роуленд, не представляю, что произошло бы со мной, поместьем и слугами. Все мы здесь скучали без вас, – добавил он искренне. – А смерть Роберта – настоящая трагедия. Сначала ушел старший брат, потом он. Но из тебя, Хью, получится прекрасный виконт и рачительный хозяин. Смело берись за дело!

Бенджамин не надеялся услышать даже нескольких связных предложений, но, кажется, у барона наступило просветление. Как же логичнее перевести разговор на портреты?

– Вы с Робертом часто встречались до его отъезда в армию?

Старик сжал пересохшие губы и надолго задумался. Казалось, он перебирает воспоминания, как хозяйки содержимое огромного сундука.

– Нет, не очень часто. Хотя вспоминаю, как в один из вечеров играли в карты.

– Расскажите, пожалуйста.

– Мы собрались в «Колючей розе» – одном из местных пабов, – Роберт, Хокинс, Людвиг и я. Пропустили по несколько пинт пива, и Роберт предложил сыграть партию-другую. Так, ничего серьезного – не больше чем дружеский турнир в очко. Поначалу. Но потом Хокинс – это тот сквайр, который живет в паре миль к югу отсюда, – потребовал, чтобы я поставил на кон портреты английской красавицы.

Бенджамин остолбенел.

– Что это за портреты? – уточнил он, с усилием шевеля губами.

– Так я их называю, – пояснил Чарлтон. – У меня было две картины, написанных лондонским художником, и на обеих была изображена удивительная золотая леди.

– И кто же она такая? – зачарованно спросил Хью.

Чарлтон грустно улыбнулся.

– Если честно, не думаю, что она существует на самом деле. Скорее всего волшебный образ – плод разгоряченного творческого воображения. Только богиня способна излучать неземной свет. Старик Хокинс самым бессовестным образом хотел заполучить портреты. Конечно, я наотрез отказался. Я вообще не собирался ставить их на кон. Но потом выпил лишнего и начал проигрывать. А в итоге даже не заметил, как поставил на «Английскую красавицу в шезлонге».

Неужели старик начисто лишен фантазии?

– Так вы называете картину?

– Звучит, конечно, простовато, но зато описание точное.

– И что же, Хокинс выиграл? – Хью нетерпеливо подался вперед и жадно ловил каждое слово.

– Нет. – Старик задумчиво потер заросший щетиной подбородок. – Эту партию выиграл Роберт. Что тут скажешь? Договор есть договор. Возможно, он простил бы мне ставку, но все равно на следующий день я отправил ему картину. Самое тяжкое переживание с тех пор, как похоронил дорогую жену, да упокой Господь ее душу.

– Не помню, чтобы доводилось видеть портрет в Билтмор-Холле, – покачал головой Хью. – Надо будет хорошенько проверить кладовку.

– Бесполезное занятие, – снисходительно усмехнулся барон. – Роберт был влюблен в изображенную на портрете женщину. Глупо, конечно, – почти то же самое, что смертному влюбиться в Афродиту. Сказал, что заберет ее в Лондон, и пригласил навещать в любое время, когда захочется. – Чарлтон хрипло рассмеялся.