Граф тоже едва не расхохотался от радости. Редкая удача!

– А где же в таком случае второй портрет? – уточнил он.

– Не понимаю, о чем вы? – Старик вдруг багрово покраснел.

– Но минуту назад вы сказали, что картин было две. Куда делась вторая? Она все еще у вас?

– Да, – после долгого раздумья подтвердил барон. – Только надежно спрятана. – Он с подозрением оглянулся, словно в комнату мог прокрасться французский шпион. – В последнее время из дома стали пропадать вещи. Не могу рисковать самым дорогим, что у меня есть.

– И что же конкретно пропало? – От изумления у Хью округлились глаза.

– Разные небольшие вещицы. Запонки, карманные часы.

– Но ведь это крайне серьезно, – участливо заметил виконт. – Вы сообщили мировому судье?

– Нет. И не собираюсь. Роуленд говорит, что я сам их куда-то засунул и скоро они найдутся. А мировой судья решит, что я окончательно рехнулся, и, возможно, будет прав. Но, если что-нибудь случится с портретом, я не переживу, а потому храню его в безопасном месте.

– Вынести из дома картину солидного размера не так-то просто, – вступил в разговор Бенджамин. – И все равно, если хотите знать мое мнение, вы поступили абсолютно правильно. Она ведь здесь, с вами?

К счастью, барон с энтузиазмом кивнул. Слава Богу. Если считать, что старик не окончательно выжил из ума, то репутации Дафны пока ничто не угрожает.

– Скорее всего Хокинс был бы не прочь заполучить портрет, – добавил Бенджамин, нарочито сгущая краски. Хотелось выяснить, кто еще мог бы узнать Дафну. – А другие соседи видели ваши картины?

– Насколько помню, никто из посторонних в частные комнаты не заходил. Только слуги. Это не те произведения искусства, которые можно повесить в гостиной или столовой. Не готов назвать их неприличными, но дама не полностью одета. Не могу же я оскорбить чувства жены священника, если она вдруг заглянет на чай, правда?

– Ни в коем случае! – горячо поддержал Хью.

Бенджамина разговор поразил. За те пять минут, которые заняло обсуждение портрета, физическое и умственное состояние барона заметно улучшилось. Можно было подумать, что каким-то чудесным образом Дафна вышла из картины и исцелила больного.

Лорда Фоксберна терзала ревность. И мучило любопытство. Но нельзя же напрямую спросить, каким именно образом она позировала для второго портрета! Или можно?

– А как вы называете ту картину, которую храните в надежном месте?

– А! – с нежностью произнес Чарлтон. – Это «Английская красавица у зеркала».

– И вы любите ее больше, чем ту, другую? – Бенджамину было необходимо это узнать.

Старик посмотрел вдаль, словно пытался воссоздать образ в воздухе.

– Несомненно. В портрете ощущается потаенная глубина. Красавица выглядит более беззащитной и в то же время утонченной.

Бенджамин с усилием проглотил застрявший в горле комок. Все оказалось значительно хуже, чем он опасался. Ясно, что Чарлтон ни за что не согласится продать портрет. Но если старик действительно надежно спрятал драгоценность, то, может быть, это и к лучшему. Мисс Ханикот сможет без гнетущего страха разоблачения продолжить сезон и найти достойного и уважаемого супруга.

Впрочем, не исключено, что, по капризу судьбы, портрет когда-нибудь обнаружится на пыльном чердаке или в недрах платяного шкафа. Но героиня уже будет на пару десятилетий старше, и никто ее не узнает. Если же ей самой или кому-нибудь из близких людей образ покажется смутно знакомым, то все лишь посмеются над забавным совпадением. А имя самоуверенного, циничного мизантропа, который в свое время помог определить, где именно скрывается опасная улика, навсегда сотрется из памяти.

Оказывается, он Дафне совсем не нужен.

Но по крайней мере ничто не помешает сообщить ей хорошую новость. И провести вместе с английской красавицей несколько дней, прежде чем она улетит обратно в сверкающий огнями мир.

Ну, а сам он вернется в свою привычную темную пещеру. Туда, откуда не будет видно, как другой человек делит с Дафной ту счастливую жизнь, которую мог бы делить он.

Если бы вернулся с войны целым.

Глава 14

– Вот он! – радостно закричала Оливия и высунула руку из окна. – Билтмор-Холл!

– О, настоящий дворец! – восхищенно вздохнула мама и с надеждой посмотрела на Дафну, словно хотела сказать: «В один прекрасный день вся эта роскошь может стать твоей».

Да, она явно лелеяла надежду выдать младшую дочь за виконта и делала для этого все, что могла. Например, при каждом удобном случае расхваливала достойнейшего из джентльменов.

– Безупречный почерк, – восхищалась она, в третий раз за утро рассматривая приглашение, как будто верила, что форма букв отражает характер человека.

– Действительно красиво, – кивнула Дафна. – Вот только завитки в конце каждого слова наводят на мысль, что писала экономка.

– Ты так думаешь? – Маму постигло тяжкое разочарование.

– Полностью согласна с Дафной, – поддержала подругу Роуз. – Но отрадно, что виконт нашел время поставить внизу инициалы. Буква «Х» в его исполнении выглядит чрезвычайно элегантно.

Дипломатичное замечание пришлось весьма кстати и заметно ободрило приунывшую миссис Ханикот.

Лорд Билтмор обладал несомненными достоинствами – отрицать это было невозможно. Он отличался безупречными манерами истинного аристократа. К тому же был необычайно добр. И уж тем более нельзя было представить виконта целующимся на лестнице сиротского приюта.

Вот здесь-то и гнездилась главная трудность.

После злосчастного поцелуя Дафна не могла думать ни о чем другом, кроме горячих твердых губ, терпкого вкуса языка, жаркой близости сильного тела.

Несмотря на торопливое прощание, а может быть, как раз по этой причине она надеялась, что граф приедет с визитом или хотя бы пришлет короткую записку. Каким-то образом даст понять, что думает о ней. Дафна отправила подробный план лечения, а взамен получила… глухое молчание.

Удивляться, а уж тем более обижаться, не имело смысла, и все же трудно было не сожалеть, что столь важное для нее событие, как первый настоящий поцелуй, не произвел на лорда Фоксберна ни малейшего впечатления.

Экипаж все катил и катил по длинной извилистой дороге к воротам поместья, и Дафна не могла дождаться конца путешествия. Пять дам в громоздких шляпах, с ридикюлями, зонтиками и веерами в одной карете – это слишком! Мама, Оливия и Роуз сидели напротив Дафны и Хилди – горничной, которую отправила Аннабел. Хилди тяжело переносила качку, и почти всю дорогу ее тошнило. Единственным спасением оказался сон, и поэтому попутчицы старались вести себя как можно тише: всю дорогу читали книги или смотрели в окно.

В результате никто не мешал Дафне думать.

Ей не терпелось узнать, смог ли Бенджамин поговорить с лордом Чарлтоном и выяснить, где находится второй портрет. Всякий раз, когда взгляд падал на сидящих напротив Роуз и Оливию, Дафна снова и снова понимала, что не имеет права разрушить их репутацию. Точно так же, как не имеет права опозорить маму и Аннабел. От одной лишь мысли голова начинала болеть, а к горлу подкатывала тошнота – совсем как у бедняжки Хилди.

Предстоящая встреча с Бенджамином лишь добавляла переживаний. Как он себя поведет? Признает ли изменение отношений или притворится, что ничего не произошло, и они всего лишь добрые знакомые, случайно встретившиеся в гостях у общего приятеля? Граф оставался непредсказуемым.

Наконец карета остановилась, и лакей открыл дверь. Оливия нетерпеливо перелезла через колени сестры и первой вырвалась на свободу.

– Какая красота! – восторженно закричала она. Закружилась, словно на паркете бального зала, но тут же потеряла равновесие и наткнулась на филейную часть слуги, который в эту самую минуту помогал выйти маме.

– Осторожнее, милочка! – забеспокоилась миссис Ханикот. – Не хватало еще, чтобы ты в первый же день подвернула ногу! Учти, что травма не позволит принять участие в развлечениях.

Оливия сжала ладонями щеки, как будто на нее внезапно снизошло озарение.

– Но ведь тогда Джеймсу придется повсюду носить меня на руках! О, почему же, почему никак не удается подвернуть ногу? Что за невезение! – Она снова изобразила опасный пируэт, но вышла из него вполне благополучно. – Проклятие!

Роуз и Дафна помогли спуститься Хилди, горничная с облегчением ощутила под ногами твердую землю. Дафна блаженно потянулась и, прищурившись, посмотрела на запад: солнце уже клонилось к закату.

– Добро пожаловать! – Лорд Билтмор возник из тени величественного портика и с распростертыми объятиями спустился по широкой каменной лестнице. – Очень, очень рад вашему приезду. Понимаю, что дорога изнурительная, но выглядите вы все прекрасно!

– Нам очень приятно оказаться в вашем великолепном поместье, лорд Билтмор, – искренне призналась мама.

– Здесь, в деревне, титулы звучат чересчур формально, – заметил виконт. – Если хотите, можете называть меня по имени, просто Хью.

– Что вы, как можно? – Мама пришла в ужас.

– Нет? – Хозяин заметно расстроился. – Ну, в таком случае хотя бы просто Билтмор.

– Право, не знаю. – Мама продолжала сомневаться и в поисках поддержки посмотрела на Роуз и Оливию. Тонкости светского этикета нередко вызывают замешательство у тех, кто не так давно попал в высшее общество. Миссис Ханикот очень боялась сесть в лужу, а потому предпочитала строжайшим образом придерживаться устоявшихся правил.

Тех самых правил, которые Дафна с непростительным легкомыслием нарушила, согласившись позировать для злосчастных портретов. Тошнота тут же вернулась.

Роуз взяла инициативу на себя и с обычным безмятежным и в то же время уверенным спокойствием согласилась с предложением лорда Билтмора.

– Прекрасно, – обрадовался виконт. – Пожалуйста, пройдемте в дом. Экономка миссис Норрис покажет вам приготовленные комнаты.

Мама оказалась права: дом действительно напоминал дворец – одновременно великолепный и уютный. Черно-белый мраморный пол в холле блестел словно лед. На стене, рядом со старинным гобеленом с изображением битвы, красовался яркий фамильный герб. Но особенно удивила широкая изогнутая лестница с полированными деревянными перилами.

Миссис Норрис спустилась с этой лестницы с такой грациозной легкостью, что ее можно было принять за дух дома, снизошедший навстречу гостям.

– Добро пожаловать, леди. Очень приятно видеть вас в Билтмор-Холле. Простите за то, что не успела встретить во дворе, – в последний раз проверяла комнаты, чтобы удостовериться в безупречной готовности к приему дорогих гостей. Вы – первые, кто посетил поместье за долгое время, и это огромное событие для всех нас.

– Но ведь здесь лорд Фоксберн, – уточнил Билтмор. – Он тоже гость.

– Да, – согласилась экономка, но тут же небрежно махнула рукой. – Но ведь граф почти родственник, я знала его еще мальчишкой.

Интересно. Кажется, Бенджамин был связан с Робертом теснее, чем предполагала Дафна: отношения из дружеских переросли в братские.

– Фоксберн сейчас в библиотеке. Консультировал меня по различным деловым вопросам. Не знаю, что бы я делал без его помощи. Трудно представить человека более образованного и в то же время более упорного. Если уж он за что-то взялся, то непременно доведет дело до конца. Не дай бог кому-то случайно оказаться у него на пути. – Виконт улыбнулся.

Непогрешимая уверенность молодого друга вселяла надежду.

– Не желаете ли подкрепиться перед тем, как подниметесь наверх? – предложила миссис Норрис.

– Нет, спасибо, – отказалась мама. – Хочется умыться и немного отдохнуть.

– Понимаю, – кивнула экономка. – Прошу вас, леди, следуйте за мной. Как только вас устрою, сразу распоряжусь багажом.

Она первой пошла по великолепной лестнице, изредка останавливаясь, чтобы показать интересные детали интерьера: золоченую лепнину на потолке, портрет сурового предка на стене. Дом поражал размерами, а по изысканности убранства мог на равных соперничать с лондонским особняком Оуэна – герцога Хантфорда. От избытка впечатлений дар речи утратила даже неугомонная Оливия.

Площадка второго этажа представляла собой просторный квадратный холл. Восемь дверей вели из него в официальные комнаты и апартаменты.

– Мы приготовили вам спальни в восточном крыле, – пояснила экономка и прошла чуть дальше. – Для каждой леди предусмотрено особое убранство. Миссис Ханикот, вам отвели золотую комнату. – Она распахнула дверь, и взору открылась огромная кровать с янтарным балдахином. Вся деревянная мебель – туалетный столик, гардероб, комод – сияла светлой полировкой. Пол украшал мягкий ковер с золотисто-голубым узором. В воздухе витал легкий аромат лимонного воска и свежесрезанных цветов – они стояли в вазе на круглом столе, возле окна.