Анна Бартон - Секреты леди

Дафна вдохнула знакомый аромат лаванды. Правда оказалась совсем простой: когда боишься потерять единственного на свете мужчину, все остальные трудности и неприятности бледнеют и мельчают. Если разлука с Бенджамином превратится в расставание, какая разница, что случится в пустой, ненужной жизни? Когда хватаешься за выступ скалы, чтобы не сорваться в пропасть, царапины и синяки волнуют мало.

– Если вдруг захочешь поделиться, помни, что я рядом, – продолжила Аннабел, так и не дождавшись ответа.

– Знаю, Белла. Ты – моя крепость.

– Прекрати немедленно. – Аннабел вытерла вдруг повлажневшие глаза. – У меня-то есть оправдание слезливой сентиментальности, а вот ты… – Она внезапно побледнела. – Бог мой, а ты, часом, не…

– Нет! – Дафна густо покраснела. Что касается той незабываемой ночи, то она твердо знала: критических последствий можно не опасаться.

– Ну, вот и прекрасно. Только что я исключила один из возможных источников меланхолии. Если продолжить расследование, то скоро картина прояснится.

– Можно мне вернуться в постель?

– Только сначала разденься.

– Смотри. – Дафна откинула одеяло и сделала вид, что собирается лечь в новом бальном платье.

– Что ты делаешь? Не смей!

– Шучу. Обожаю все, что ты шьешь. В каждом стежке, в каждой бусинке чувствуется любовь. Ты будешь лучшей на свете мамой.

– А ты – лучшей на свете тетей. – Аннабел подошла к двери. – Отдыхай, но дай слово, что, как только снимешь платье, сразу повесишь его в шкаф.

– Обещаю. Белла?

– Да?

– Спасибо за понимание и доверие.

Герцогиня небрежно отмахнулась.

– Для этого и существуют сестры. Кстати, если Оуэн спросит, что я делала два последних часа, скажи, что все утро провалялась в постели.

– Договорились.

Как только дверь закрылась, Дафна подошла к туалетному столику и посмотрела в зеркало. Даже сейчас, с растрепанными волосами, она выглядела восхитительно: золотое платье придавало облику элегантность и даже величие. Отражение представляло особу королевской крови – никак не меньше.

В то время как в душе она оставалась загнанной в угол мышью – растерянной и дрожащей от испуга. И совершенно одинокой.

Письмо от Томаса Слейта пришло еще накануне, но Бенджамин принял конверт за очередное приглашение и открыл только сегодня, за завтраком. Вернувшись с прогулки в Воксхолл-Гарденз, он написал художнику в надежде выяснить, кто заказал портреты… и вскоре забыл.

Из письма явствовало, что Томас только что вернулся в Лондон; на конверте был указан его адрес.

Итак, отныне лорд Фоксберн знал все. Найти вторую картину особого труда не составляло, да и связаться с художником ничего не стоило: Слейт сам выразил готовность помочь. Основной вопрос заключался в том, что делать с ценным знанием. Яичница с ветчиной стыла в тарелке, а Бенджамин прокручивал в голове один сценарий за другим.

Хотелось немедленно написать Дафне и успокоить, пообещав все уладить. Но почему-то казалось, что покровительственный тон и самоуверенность она не одобрит: мисс Ханикот уже не та, какой была в начале их знакомства. Во время разговора на Бонд-стрит, возле галантерейной лавки, голубые глаза светились решимостью. Она уже не боялась открыто принять вызов.

Возможно, надо позволить ей это сделать.

Однако небольшая помощь все-таки не помешает.

– Флемингс! – скомандовал граф.

Дворецкий немедленно возник на пороге.

– Милорд?

– Мне нужен экипаж. Срочно.

Бенджамину не терпелось встретиться с человеком, сумевшим с поразительной точностью понять и передать сущность души и характера своей героини. Кроме того, поскольку Слейт с детства дружил с Дафной, он мог предвидеть ее реакцию на план графа – план, который сам он считал заведомо безрассудным. Но, может быть, именно в силу безрассудства затея успешно осуществится?

Уже через час лорд Фоксберн сидел на деревянном стуле в мастерской художника. Томас в испачканной краской рубашке навыпуск, с закатанными по локоть рукавами устроился напротив. Темные круги под глазами подсказывали, что работает он, должно быть, с раннего утра, забыв и об отдыхе, и о еде. Несколько мгновений хозяин мастерской пристально рассматривал трость, а потом перевел взгляд на ногу. Нескромное внимание могло бы показаться оскорбительным, но только не со стороны художника: мастер всего лишь профессионально изучал отдельные детали нового объекта, чтобы составить представление о целом.

Бенджамин, в свою очередь, отметил убогую обстановку, густой слой пыли, покрывавший все, кроме подрамника, крысиный помет в углу. Судя по всему, художник витал в облаках, не обращая внимания на среду обитания бренной плоти.

– Спасибо за ответ на письмо и за адрес, – заговорил граф. – Дело в том, что у меня находится один из портретов Дафны… то есть мисс Ханикот.

Томас с подозрением прищурился.

– Откуда вы знаете Дафну? И известно ли ей, что вы здесь?

Вдохновленный проявлением воинственной преданности, Бенджамин решил открыть правду, пусть даже и не всю.

– Мы познакомились на званом обеде, а потом подружились. О том, что я здесь, мисс Ханикот не знает, как, должно быть, и о вашем возвращении из путешествия по Европе.

Художник виновато пожал плечами.

– Я был занят своими картинами.

– Но уж точно не уборкой.

Томас посмотрел вокруг, словно видел мастерскую впервые.

– У каждого из нас собственные приоритеты, сэр.

– Согласен. Мне удалось выяснить, что ваш покровитель – лорд Чарлтон. А вам известно, что он болен?

– Надеюсь, ничего серьезного?

– Состояние было очень тяжелым, но во время моего последнего визита наметилось небольшое улучшение. – Воспоминание о жутком дне дополнилось физическим ощущением каблука Хэллоуза на больной ноге, и мышцы судорожно сжались.

– Вижу, что вы уже успели получить ответы на свои вопросы. Так позвольте узнать: что вы здесь делаете?

– Дафне угрожает серьезная опасность.

Слейт резко выпрямился.

– А именно?

– Один из портретов собираются выставить на аукцион. Как только публика его увидит, репутации придет конец.

– Никогда не предполагал, что Дафна попадет в высшее общество. Собственно, как и я сам.

Бенджамин презрительно фыркнул.

– Речь идет вовсе не о вас. Меня волнует исключительно судьба мисс Ханикот. Готовы ли вы помочь ей?

– Готов, несомненно и безусловно. Скажите, что от меня требуется, сделаю все и сразу.

Граф провел ладонью по колючему подбородку: побриться сегодня не удалось.

– Для начала просветите меня относительно некоторых живописных приемов. А настоящее приключение состоится сегодня ночью.

Томас вопросительно вскинул брови.

– Да-да, и вы примете в нем самое активное участие. Причем понадобятся кисти и краски.

Удивительно, но пока безрассудный план работал на редкость гладко. Теперь предстояло включить в сценарий еще один элемент – точнее, еще одного участника. Вернувшись из мастерской художника, лорд Фоксберн сел за письменный стол и задумался о подходящей кандидатуре.

Прежде всего это должна быть молодая дама. Умная, находчивая, смелая и при этом спокойная. А главное, умеющая надежно хранить секреты.

К сожалению, знакомые леди не могли жить без сплетен и болтовни. Все, кроме…

Да, какие сомнения? Есть безупречная кандидатура. Настолько скромная, что вполне могла бы остаться незамеченной. И все же граф подозревал, что за внешней сдержанностью скрывается натура отважная и преданная.

Скоро это выяснится.

Лорд Фоксберн достал из ящика лист бумаги, обмакнул перо в чернила и торопливо, не заботясь о совершенстве почерка, изложил свою просьбу в письме, адресованном леди Роуз Шербурн.

Глубокой ночью, в тот магический час, когда самые выносливые гуляки уже улеглись спать, а самые трудолюбивые работники еще не поднялись, три закутанные в черные плащи фигуры бесшумно прокрались по Флит-стрит и скрылись в переулке рядом со старомодной, но чрезвычайно уважаемой багетной мастерской. Никто не слышал, как взломали дверь, и никто не видел долго светившегося окошка задней комнаты. Потом свет погас, а трое неизвестных скрылись так же тихо и незаметно, как появились.

Утром мистер Лимор пришел на работу. Служебный вход почему-то оказался незапертым, однако внутри, в мастерской, царил полный порядок. Все вещи оставались на местах, не пропало ни единой мелочи. Даже деньги в ящике лежали точно так же, как он положил их вчера. Хозяин решил, что сын, уходя последним, забыл проверить замок. Надевая фартук, он потянул носом воздух. Странно: запах краски сегодня почему-то казался более резким, чем обычно. Должно быть, все дело в сырой лондонской погоде.

И вот наступил решающий вечер.

Сомневаться не приходилось: бал в доме лорда Фоули должен был стать самым ожидаемым событием светского сезона и, к огромному огорчению Дафны, обещал привлечь внимание всего города. И все же, несмотря на тревогу и дурные предчувствия, собираясь и надевая новое, сшитое сестрой платье, мисс Ханикот почти забыла, что считает минуты до собственного громкого провала.

Она попыталась представить, что почувствует в тот момент, когда с картины упадет занавес, однако так и не смогла постичь всю глубину позора и раскаяния. Просто не хватило фантазии. Разве можно представить, как тебя убивают выстрелом в грудь? Ясно, что будет очень и очень плохо, но вот как именно плохо и как именно больно, заранее узнать невозможно.

Когда же наконец Дафна вышла из комнаты и спустилась в холл, то почувствовала облегчение сразу по двум причинам.

Во-первых, выяснилось, что она не утратила способности ходить. Почему-то казалось, что в ответственный момент тело перестанет повиноваться разуму и она окаменеет. Случись нечто подобное, Роуз и Оливии пришлось бы втащить ее в зал под руки и пристроить где-нибудь в районе стола с пуншем. Очевидно, удастся обойтись без крайностей.

Во-вторых, мучительное ожидание наконец закончилось. Что бы ни произошло дальше, неопределенности больше не будет. Последствия окажутся безобразными, грязными… и одинокими. Но по крайней мере можно будет отвернуться от прошлого и посмотреть вперед, чтобы начать новую жизнь.

Поскольку все большое семейство собралось отправиться на бал, Оуэн расщедрился на два экипажа: в первом ехали герцог и герцогиня вместе с мамой, а во втором – Роуз, Оливия и Дафна.

Мисс Ханикот смотрела в окно и прикидывала, сколько времени осталось жить до страшного момента разоблачения, позора и осуждения.

Оказалось, что еще очень много: целых сто тридцать девять минут. Она напомнила себе о необходимости дышать и поздравила с успехом: небольшой подвиг удался.

– Слава Богу, что Оуэн согласился взять второй экипаж, – вздохнула Оливия. – Представляю, что было бы, если бы пришлось всем втиснуться в нашу семейную карету. На моем платье сразу появилось бы больше морщин, чем на лицах всех наших тетушек, вместе взятых. К тому же так не приходится терпеть хмурый взгляд брата.

– Хмурый взгляд направлен не на тебя, а на твое декольте, – уточнила Роуз.

Оливия улыбнулась и кокетливо повела плечом.

– Согласна, довольно смело. Зато Джеймс наверняка обратит внимание.

– Джеймс непременно обратит на тебя внимание, – искренне пообещала Роуз. – И вовсе не из-за декольте. Ты выглядишь восхитительно. И Дафна тоже.

Дафна попыталась улыбнуться, однако лицо онемело. Хорошо еще, что в карете царил полумрак. Фонари, прикрепленные с внешней стороны, позволяли рассмотреть силуэты и тени, но не больше. Ах, если бы можно было забиться в укромный угол и просидеть в темноте до окончания вечера!

Несмотря на добрые слова Роуз, Дафна совсем не ощущала себя красивой. Больше того, пришлось крепко сжать зубы, чтобы не стучали от страха, а руки сложить на коленях, чтобы не тряслись. Весь день она ничего не ела, и теперь в пустом желудке уныло плескался чай. Ладони взмокли, а по спине отвратительно ползла капля холодного пота.

Нет, слова «красивая», а тем более «восхитительная» к этому состоянию никак не подходили.

– Не возражаете, если открою окно? – спросила Дафна, уже взявшись за задвижку.

Роуз наклонилась, чтобы помочь.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Немного нервничаю, – призналась Дафна. – Давно не выезжала в свет.