Она оставила Роуз и Кайла, чтобы выполнить свой долг хозяйки.

– Сегодня Федра особенно прелестна, – сказал Кайл. – Но не так хороша, как ты, Роуз. Ты превосходишь всех женщин, собравшихся здесь.

Она почувствовала, что краснеет под его взглядом.

– Довольно странно появиться в свете, особенно принимая во внимание события последних месяцев и мое изгнание. У меня ощущение, что я еще стою одной ногой в классной комнате и не принадлежу к этому обществу.

– Никто не заметил твоего легкого смущения. Они видят только твое изящество и спокойствие, уверяю тебя. И я утверждаю, что ты не была красивее в первый раз, когда появилась в свете.

– На самом деле у меня никогда не было официального дебюта. Тогда у нас не было денег. О, как я огорчалась в то время. Жить в провинции вместо Лондона. У меня было ощущение, что мою жизнь украли. С год или два я ненавидела тот дом. А теперь мне так хочется поехать туда. Не странно ли, Кайл? Не так давно он был моей тюрьмой, и все-таки я по нему скучаю.

– Он навсегда останется твоим домом, Роуз. Возможно, он никогда и не был тюрьмой, а был святилищем. И ты снова в нем нуждаешься?

– Я нуждаюсь в передышке, в некотором времени, чтобы в тишине оплакать потерю брата. Уверена, что никогда больше его не увижу.

Кайл предложил ей руку:

– Тогда уедем отсюда. Но сейчас нам следует пройтись по этому прекрасному бальному залу. Ты однажды проявила любезность к моим друзьям. Леди Федра и Генриетта назвали пару имен знакомых мне людей, в том числе Жан-Пьера. Я хочу тебя с ними познакомить, чтобы мне можно было раздуваться от гордости, оттого что ты моя жена.

Конечно, Роуз ослепила их всех. Кайл это предвидел. Ее элегантность, умение держаться, красота и доброта сделали свое дело. Она серьезно участвовала в разговорах с теми его друзьями, которых не встречала прежде, и терпеливо выслушивала их.

Ей не суждено было узнать, что мистер Хамилтон, банкир, проклял всю ее семью, когда Кайл сообщил ему о своей невесте. Хамилтон знал братьев Лонгуорт слишком хорошо.

Никогда она не узнала, что и миссис Кадвелл, муж которой проектировал мосты по всей стране, во всеуслышание объявила, что скандально известная Розалин Лонгуорт никогда не появится у нее за столом, даже став респектабельной дамой и женой друга ее мужа.

Кайл знал, что они круто переменят мнение о ней, как только ее увидят, как это произошло с его родственниками. Приглашение на вечер, где они оказались в обществе леди и лордов и деятелей искусства, вероятно, тоже способствовало смягчению их позиций. А уж то, что касается пунша, который они пили из чаш маркиза, вне всякого сомнения, представило все в ином свете.

Если бы Жан-Пьер не назвал Генриетте имен своих друзей, то, возможно, эта встреча и не состоялась. Кайл считал, что этого не случилось бы никогда. Он был готов свести эти дружеские отношения к формальным деловым связям. Но похоже было, что жене его друзья понравились.

Кайл проводил Роуз через зал, после того как состоялись новые знакомства. Она увидела Алексию, как раз когда их заметил кое-кто еще – Норбери.

Значит, он все-таки явился.

– Почему бы тебе не поговорить с Алексией, Роуз? А я попытаюсь найти лорда Эллиота. Он предлагал на следующей неделе устроить соревнования по гребле.

Она удалилась, а Норбери направился к Кайлу.

– Вы не ответили на мои письма, – сказал он приблизившись. – Я просил вас приехать, однако вы этого не сделали.

– Я был слишком занят, чтобы приехать, да и вообще не склонен откликаться на ваши просьбы. Что же касается писем, то мне на них нечего ответить. Я даже не мог понять первого, потому что ваши обвинения иррациональны.

– Но вы их отлично поняли.

Да, он их понял. Первое письмо было всего лишь бессвязным пьяным бредом человека, изливавшего свое недовольство уже почившим отцом. Смесь ненависти, сожаления и горя – все это было слишком свежо и слишком полно откровений, чтобы писать это в трезвом состоянии, тем более Кайлу Брадуэллу.

С другой стороны, кому еще мог Норбери написать такое? Уж конечно, не тем, кто участвовал в его оргиях.

Кайл не был уверен в том, что Норбери помнил содержание своего письма, а также горькие и странные намеки на то, что они будто бы сводные братья. Но другие письма, вполне хладнокровные, трезвые и полные яда, Норбери, вероятно, мог процитировать наизусть.

– Мне есть что вам сказать, Кайл. И вы должны это услышать.

– В таком случае нам лучше отойти подальше. В библиотеке мы будем наедине.

К счастью, в библиотеке никого не было. Обвинения Норбери прозвучали, как только за ними закрылась дверь.

– Вы пытались помочь выкрутиться этому подонку. Притворились, будто получили компенсацию.

– Не желаете присесть? Эти стулья с высокими спинками, обращенные сиденьями к камину, очень удобны.

– Черт возьми! Объяснитесь!

Похоже было, что они так и будут кружить по центру комнаты, как двое драчунов, разглядывающих друг друга, чтобы выбрать наиболее уязвимое место для удара.

Такая позиция подходила Кайлу лучше всего.

– Я сказал правду в зале суда. Ничего не прибавил и не убавил.

– Вы солгали! Сказали, что получили компенсацию благодаря браку с его сестрой, моей шлюхой.

Кайл нанес графу молниеносный удар в челюсть. У Норбери округлились глаза, и он зашатался.

– Я вас предупреждал, – сказал Кайл. Его грудь сжал ледяной гнев. В нем таилась холодная опасность, выжидая момента проявиться.

– Предупреждали меня? Предупреждали! Да как вы смеете! Я отправлю вас на каторгу на одном корабле с этим вором и вместе с вашей запятнанной голубицей. Теперь мой отец не может вас защитить. Вы просто еще один парвеню, ползком добравшийся до верха общества, предназначенного для лучших. Вы не имеете права здесь находиться.

– Вы ничего мне не сделаете. Если меня попросят объяснить, почему я вас ударил, я расскажу присяжным, как вы оскорбили мою жену, как вы оскорбили ее сейчас и как оскорбляли до того, как мы поженились. Я покажу им бредовое письмо, в котором вы подвергаете сомнению порядочность моей матери. Я расскажу присяжным и о других ваших проделках из далекого прошлого. Расскажу, что я не в первый раз ударил вас, и объясню почему.

Норбери притих. Сначала он казался боязливым и настороженным, но лицо его выражало свойственную ему низость.

– Ваша семья получила более чем достаточную компенсацию.

– Сомневаюсь. Радуйтесь, что я вас не убил, после того как узнал правду.

– Она сама напросилась на это. Тогда ваша тетка была хорошенькой штучкой, не такой старой клячей, как теперь. И все время кокетничала. Она пригласила нас всех…

Кайл нанес новый удар. На этот раз Норбери упал. Из его носа закапала кровь.

Он сел и принялся искать носовой платок. Промокнул кровь и, увидев ее на платке, воскликнул:

– Вы сошли с ума!

– Ни в малейшей степени.

Норбери с трудом поднялся на ноги.

– Вы доставляете слишком много неприятностей, и пора от вас избавиться. Я знаю об отчете, который вы составили по поводу состояния шахты. Как вы смеете вмешиваться в дела владельцев этой собственности? Я собирался дать вам шанс все переиграть, но теперь этого не сделаю. Я рад, что отец умер и наше сотрудничество пришло к концу. – Его глаза блеснули. На губах заиграла насмешливая и злорадная ухмылка. – Я не дам вам воспользоваться нашей собственностью в Кенте. Теперь она принадлежит мне. Не имеет значения, что бумаги подписаны. Мой поверенный так затянет процесс, что вы умрете прежде, чем он будет завершен.

Кайл сверкнул глазами и молча принял этот удар, не требовавший физического воздействия. Намерение Норбери было убить его наповал, но вместо огорчения Кайл испытал облегчение, оттого что после сегодняшнего дня больше не увидит его никогда.

Справа от него послышался слабый звук. Он оглянулся и увидел руку с бокалом вина.

Оказалось, что в библиотеке они не одни.

Спиной к ним на стуле с высокой спинкой сидел… маркиз Истербрук. Он обернулся. Лицо его было холодным и скучающим:

– Вам следовало проверить, один ли вы, прежде чем начинать обсуждать с Норбери личные вопросы.

– А вам следовало дать знать, что вы здесь, прежде чем вы нас услышали!

– Я не успел. Вы сразу начали громко ссориться и до сих пор не угомонились.

С другого стула поднялся еще один человек. Лорд Эллиот тоже был свидетелем их ссоры.

– У вас кровь, Норбери? – спросил лорд Эллиот. – Мне показалось, я расслышал звук пощечины, но, раз не последовало ответного удара, решил, что ошибся.

– Вне всякого сомнения, Норбери испугался, что покалечит Брадуэлла, если пустит в ход кулаки, – процедил сквозь зубы маркиз.

Норбери ухмыльнулся:

– Похоже, у меня оказались свидетели, Брадуэлл. Вы напали на меня, и я выдвину против вас обвинение.

– И что за смехотворный процесс это будет. Я бы не обрадовался, если бы оказался втянутым во что-нибудь столь мелкое и ничтожное, – сказал Истербрук. – Почему бы не решить это здесь и сейчас? Мы с Эллиотом уверены, что вы его не убьете, Норбери. Мы вам помешаем, если дело зайдет слишком далеко.

Норбери словно окаменел – до него не сразу дошла мысль маркиза.

Лорд Эллиот прошел мимо него и запер дверь.

– Я подержу ваши фраки.

Кайл сбросил свой и отдал лорду Эллиоту. Норбери колебался.

– Право же, вы должны ответить на его вызов, – сказал лорд Эллиот. – В подобной ситуации у джентльмена нет выбора. Неужто вы и в самом деле хотите подать в суд по такому ничтожному поводу? Это потребует нашего свидетельства, и нам придется повторить судье все то, что мы услышали. И разговор о тетке Брадуэлла послужит признанием вашей вины.

Норбери вспыхнул и сбросил фрак.

Маркиз медленно прошел через комнату, по пути отодвигая легкую мебель, чтобы освободить место.

Лорд Эллиот положил их одежду на диван и занял позицию за спиной Кайла.

– Конечно, по правилам Квинсберри.

– Начать должен я? – спросил Норбери.

– Боюсь, что да.

Граф сжал кулаки и злорадно усмехнулся.

– Брадуэлл не знает правил Квинсберри. Таким, как он, они неизвестны.

– Я их знаю. Конечно, это потребует больше времени и по окончании поединка боль будет сильнее. При подобных условиях я ничего не имею против боя.

На самом деле их схватка длилось недолго. Норбери не был ни сильным, ни ловким, а его практика мало что дала ему.

«Ради Роуз. Ради Пру. Ради других, кого я не знаю». С каждым жестким ударом по лицу противника Кайл мысленно повторял эти слова. Через десять минут Норбери оказался на полу без сознания.

Кайл смотрел на него сверху. Лед в нем превратился в холодный огонь, жаждавший гореть и гореть. Кулаки его не хотели разжиматься.

Рука маркиза опустилась на его плечо.

– Понимаю, что вы хотите большего, но этого будет достаточно. Прислони его к стене, Эллиот. Он скоро придет в себя.

Алексия не могла слишком долго оставаться на балу. Она устала. Поэтому Роуз отправилась вместе с ней на поиски тихого места, чтобы кузина могла отдохнуть. Они попытались открыть дверь библиотеки, но та оказалась запертой.

– Странно…

Алексия снова подергала ручку двери.

На этот раз дверь слегка поддалась и чуть приоткрылась. В дверном проеме она различила троих темноволосых мужчин. Они стояли совсем близко. Роуз переводила взгляд с маркиза на лорда Эллиота, а потом на Кайла. Кайл показался ей немного возбужденным и разгневанным и очень решительным.

– Дверь была заперта, – начала оправдываться Роуз.

– Неужели? – спросил лорд Эллиот с невинным видом.

Из-за спин мужчин послышался стон. Розалин склонила голову, чтобы заглянуть внутрь. Алексия тоже попыталась это сделать.

– Кто… Там кто-то на полу? – спросила Алексия. – Кому-то плохо?

– Это всего лишь граф Коттингтон, – сказал лорд Эллиот. – Он все еще празднует получение наследства с таким энтузиазмом, что, боюсь, пока не протрезвел. Я собираюсь позвать его кучера, чтобы тот помог ему добраться домой. И сделаю это незаметно, чтобы не дать гостям повод для сплетен.

Роуз покосилась на поверженного Норбери. Он вовсе не производил впечатления пьяного. Похоже было, что он избит…

Внезапно это зрелище заслонила от нее широкая мужская грудь в синем фраке. Роуз подняла глаза, и взгляд ее остановился на лице мужа.

– Кайл, ты… избил его? Снова?

– У нас с ним состоялась несколько запоздалая беседа.

Кайл взял Роуз за руку и повел в бальный зал. Выражение его лица зачаровало ее. Оно не было ни радостным, ни самодовольным, ни даже удовлетворенным. Он производил впечатление человека, выполнившего необходимую работу вроде той, когда чинил садовую калитку.

За ними следовали Истербрук и Алексия. Проницательным взглядом он окинул зал, заметил удобный стул и подвел к нему Алексию.

Усадив ее, он с беспокойством спросил: