Барбара Картленд - Секреты прошлого

– Дедушка. Нет! Нет! Нет!

– Это ты… убил… его, – пробормотал граф, обессиленно привалившись к стене.

Виконт же уткнулся лбом в колено мертвого деда, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Его воспитывали в убеждении, что мужчины не плачут, но разве можно удержаться от слез, если на ваших глазах умирает человек, которого вы любили и уважали больше всех на свете?

– Вставай, болван! – хрипло прокаркал его отец. – Ты выставляешь себя на посмешище, когда ревешь как слабая девчонка.

Но виконт оставался подле маркиза до тех пор, пока не прибыл доктор.

– Мне очень жаль, милорд, – сказал он, качая головой. – На вашем месте я бы распорядился перенести его тело в спальню. На обратном пути я заеду к владельцу похоронного бюро и попрошу его немедленно прибыть сюда.

– Благодарю вас, – отозвался виконт, стараясь не дать воли обуревавшим его чувствам. – Это очень любезно с вашей стороны.

– Я должен вернуться домой, чтобы выписать свидетельство о смерти и как можно скорее доставить его вам. Оно понадобится гробовщику и прочим, кто станет заниматься похоронами.

– Разумеется. Еще раз благодарю вас, доктор.

Виконт проводил его до двери, обойдя застывшего в ступоре отца.

Закрыв за доктором дверь, он повернулся к графу.

– Отец…

– Не смей разговаривать со мной и даже не смотри на меня, – прорычал граф глухим голосом, в котором сквозила лютая ненависть. – Ты мне больше не сын!

– Отец, ты расстроен… и сам не понимаешь, что говоришь.

Граф вперил в сына холодный взгляд, и глаза мужчины яростно блеснули.

– Ты убил его. Ты убил его своим эгоизмом! – выкрикнул он. – Убирайся вон отсюда!

Протиснувшись мимо сына, он распахнул входную дверь с такой силой, что та с грохотом ударилась о стену и едва не сбила его с ног, когда он шагнул на порог.

– Смерть деда – на твоей совести. Я никогда не прощу тебя! Никогда, слышишь?

С этими словами он сбежал по ступенькам крыльца и выскочил на улицу.

Начался дождь, и на бегу граф низко надвинул шляпу на лицо, оставив потрясенного виконта молча смотреть ему вслед.

Перемещение из Кале в Дувр оказалось далеко не таким гладким и приятным, как на то рассчитывали Луэлла и ее тетка. Бурное море безжалостно раскачивало пароход, в результате чего обе слегли с приступом морской болезни.

К тому времени как они вошли в порт Дувра, Луэлла была крайне обеспокоена состоянием графини – у той начинался горячечный бред.

– Полагаю, нам лучше переночевать в Дувре и забыть о своих намерениях добраться до Гастингса, – сказала девушка, наблюдая за тем, как двое матросов помогают тетке спуститься с корабля по сходням.

– Нет, мы должны двигаться дальше. Я чувствую в себе достаточно сил, чтобы выдержать долгую поездку в карете.

Луэлла с тревогой вгляделась в пепельно-серое лицо графини. Хотя тетке было еще далеко до старости, раньше девушка никогда не видела ее такой немощной и обессиленной. Создавалось впечатление, будто она вмиг состарилась за одну ночь.

Матросы быстро отыскали для них экипаж, запряженный упряжкой превосходных лошадей, и постарались устроить леди поудобнее, а затем распрощались с обеими дамами.

– Какие любезные джентльмены, – пробормотала графиня, пока Луэлла укутывала ее ноги одеялами.

Снаружи входил в силу очередной теплый июльский денек, но графиню била дрожь и она явно нуждалась в тепле.

Луэлла же, прижимая ладонь к животу, мелкими глотками пила воду из чашки, которую дали ей матросы. Девушка понемногу приходила в себя, в отличие от тетки, негромко стонавшей всякий раз, как экипаж подпрыгивал на ухабах и рытвинах дороги, ведущей в Гастингс.

Полдень уже давно миновал, когда они наконец-то прибыли в пункт назначения. Бóльшую часть путешествия графиня попросту проспала.

Луэлла постаралась окружить тетку вниманием и заботой, да и кучера помогали чем могли, снабдив их бутылкой воды и хлебом с маслом. Но к еде графиня даже не притронулась, ограничившись несколькими глотками воды. Таким образом, именно Луэлле пришлось указать возницам дорогу к конечной точке маршрута – гостинице «Георг» в Баттле, неподалеку от Гастингса.

Это был старый постоялый двор, и поначалу девушка даже опасалась, что им там не понравится. Однако едва они оказались внутри, как их провели во вполне уютные апартаменты, окна которых выходили на аббатство Баттла.

«Наверняка Франк Коннолли не сумеет отыскать нас здесь, – сказала она себе, ожидая, пока хозяин постоялого двора принесет им чего-нибудь поесть. – Ему и в голову не придет искать нас в столь непритязательном месте».

Но тут она сообразила, что он может оказаться здесь проездом, поскольку большинство направлявшихся в Лондон дилижансов действительно останавливались у гостиницы.

– Впрочем, он наверняка не ожидает встретить нас здесь, – пробормотала она, глядя из окна на аббатство. – Тем не менее что-то подсказывает мне: он уже знает о том, что мы покинули Париж, и устремился за нами в погоню. Надеюсь, мы сумеем перехитрить его, ведь я ума не приложу, что делать, если он все-таки отыщет нас.

* * *

После безвременной кончины маркиза для виконта наступили черные дни. Он попытался было нанести визит отцу, чтобы положить конец недоразумениям и разрядить атмосферу, но дворецкий сообщил ему, что хозяина нет дома, и это при том, что Дэвид был совершенно уверен в обратном.

«Ему ведь все равно придется столкнуться со мной лицом к лицу на похоронах», – сказал он себе, возвращаясь пешком на Одли-стрит.

Но по пути назад виконт передумал и вместо этого направился к Белгрэйв-сквер. Его бабушку, вернувшуюся после своего визита в Брайтон, поджидали ужасные известия, и с той поры она была безутешна.

В довершение всего никто, похоже, не мог внятно объяснить ей, при каких именно обстоятельствах с ее супругом случилось несчастье.

Слуги, которым граф строго-настрого приказал держать языки за зубами, воздвигли между собой и нею глухую стену молчания, и маркиза пребывала в крайне расстроенных чувствах.

Виконт, постучав в драпированную траурным крепом входную дверь, стал дожидаться Бейтса.

– Добрый день, милорд, – убитым голосом приветствовал его дворецкий, когда его мрачная физиономия показалась-таки в холле. Виконт обратил внимание на то, что на рукаве у него траурная черная повязка.

– Добрый день, Бейтс. Бабушка дома?

– Да, милорд. Она в библиотеке. Прошу сюда, пожалуйста.

Маркиза сидела в кресле, а на коленях у нее громоздилась куча каких-то бумаг. Завидев внука, она переложила их на пол и встала, чтобы поцеловать его.

– Дэвид! – воскликнула она, с тоской устремив на него взгляд покрасневших глаз. – Как хорошо, что ты зашел.

– Надеюсь, вы не подумали, будто я бросил вас, бабушка. Все дело в том, что отец…

– Да, знаю. Вы по-прежнему в ссоре друг с другом.

– Мне очень жаль. Я пытался увидеться с ним, чтобы как-то смягчить разногласия, но он дал указание своим слугам не пускать меня на порог. Это очень неприятно и обидно, когда тебя держат на ступеньках, словно незваного визитера.

– Твой отец всегда был упрямым ребенком и вырос упрямым мужчиной. Он скорее умрет, чем признает, что был неправ, а уж в том, что касается извинений…

– Я пришел узнать, как вы поживаете.

Пожилая дама тяжело вздохнула и взмахом руки указала на груды бумаг, разложенные повсюду.

– Как видишь, твой дед оставил после себя множество неоконченных дел. Его поверенный пообещал нанести мне визит и помочь разобраться во всем, но пока я решительно не представляю, что мне со всем этим делать.

Губы ее задрожали, и она промокнула глаза носовым платочком с траурной каймой. Но спустя несколько мгновений старушка взяла себя в руки и в упор взглянула на внука.

– Дэвид, ты был здесь… Расскажи мне о том, что произошло.

– Я вовсе не уверен, что должен это сделать, – устало откликнулся виконт. – Если расскажу правду, отец использует мои же слова против меня и добьется того, чтобы я страдал еще сильнее.

– Дорогой мой, я спрашиваю у тебя, есть ли что-нибудь такое, что мне следует знать.

– Ладно. У нас с отцом вспыхнула ссора, отчего дедушка очень огорчился. Не успели мы опомниться, как он осел на пол, держась за грудь.

Несколько мгновений маркиза обдумывала слова внука, после чего сказала:

– Благодарю тебя, Дэвид. Нечто в этом роде я и подозревала. Ты ведь знаешь, что у твоего деда всегда было слабое сердце. Просто чудо, что он дожил до таких лет. Доктора давным-давно предупреждали его о близости конца.

– Значит, вы не вините меня?

– В смерти твоего деда? Нет, – она покачала головой. – Сердечный приступ могло вызвать малейшее напряжение – например, известие о том, что одна из его лошадей не выиграла скачки в Дерби или что его инвестиции опустились до минимальных значений.

Виконт схватил руку маркизы и поцеловал ее.

– Спасибо вам, бабушка. Отец, разумеется, винит в случившемся меня и поэтому отказывается принимать.

– Он глупец, пусть даже и мой сын. Ты его единственный ребенок, которому следовало бы утешить его и поддержать в это ужасное время.

– Раз вы не питаете ко мне неприязни, бабушка, то уж его остракизм[6] я как-нибудь переживу.

– Он смягчится, просто для этого ему нужно время. Ему вечно надо сорвать на ком-нибудь свое раздражение, и на сей раз под руку подвернулся ты. Держись, Дэвид, не падай духом. Завтра на похоронах ты всем нам будешь очень нужен.

– Поверенный говорит, что погребение состоится в Кензал-Грин, а не в семейной церкви в Хартфордшире. Это немного странно, вы не находите?

Маркиза сделала глубокий вдох, и он вдруг понял, что ее беспокоит кое-что еще.

– Таковой была последняя воля твоего деда, поэтому, будучи ему верной женой, я не желаю ослушаться своего супруга даже в смерти. А теперь ты должен извинить меня, Дэвид.

По щекам бабушки обильно заструились слезы, отчего виконт ощутил сильнейшее смятение.

«Она что-то недоговаривает», – подумал он, принимая у Бейтса свою шляпу и выходя из дома, окна на фасаде которого были плотно закрыты ставнями.

* * *

На следующий день, собираясь на похороны, виконт понял, что его одолевают дурные предчувствия.

Похоронная процессия должна была отправиться с Белгрэйв-сквер в одиннадцать часов, а вслед за погребением в конторе поверенного намечалось оглашение завещания.

Прибыв в дом деда, виконт подошел к близким родственникам покойного, дабы занять среди них свое место. Ему сообщили, что для него подготовлен один из экипажей, нанятых для поездки в Кензал-Грин. Уязвленный до глубины души, он, впрочем, ничем не постарался выдать своей обиды.

Издали Дэвид отыскал взглядом отца, но тот сделал вид, будто не замечает его.

Наконец распорядитель объявил, что наступило время выезжать.

Глядя на драпированный бархатом гроб в огромном прозрачном катафалке, украшенном черными траурными лентами, виконт едва сдержал слезы.

Ему понадобились все его душевные силы, чтобы не разрыдаться прямо на виду у собравшихся.

Распорядитель неспешно занял свое место впереди шестерки вороных коней. Процессия начала движение. Маркиза с графом ехали в черном ландо сразу же за катафалком.

Двое верховых на лошадях, укрытых попонами фамильных цветов, пара носильщиков, держащих над головами черные доски, утыканные траурными страусовыми перьями, и многочисленные пажи в черном, на шляпах которых тоже были узкие траурные ленты, торжественным и печальным маршем двинулись вокруг Белгрэйв-сквер.

С одной стороны к катафалку были прикреплены щиты с фамильным гербом маркиза, увенчанным двумя коронами, и, если бы они не украшали собой похоронный экипаж, их роскошную оковку можно было бы счесть броской, даже вызывающей.

Карета виконта оказалась едва ли не в самом конце процессии. Прохожие и зеваки выстраивались вдоль тротуара, чтобы поглазеть на траурное шествие.

Стоило процессии достичь Гайд-Парк-Корнер, как распорядитель запрыгнул на облучок своего катафалка и траурное шествие повернуло в сторону Северного Кенсингтона, постепенно набирая ход.

Проходящие мимо люди останавливались, снимая шляпы и склоняя головы в знак уважения. Лондон давненько не видывал таких роскошных, величественных похорон.

Вскоре они прибыли в Кензал-Грин. После короткой службы в часовне, где многим из пришедших пришлось остаться снаружи, гроб торжественно понесли к месту последнего упокоения графа.

Виконт скользнул взглядом по массивной усыпальнице, вздымавшейся перед ними. Она находилась в двухстах ярдах от знаменитой могилы принцессы Софии и производила весьма скромное впечатление, если не считать мощных колонн, расположенных по ее углам.

Откровенно говоря, виконт даже ощутил прилив гордости оттого, что его дед выбрал столь неброский монумент.