— Она так боялась потерять ребенка, мам! Ужасно волновалась, много плакала…

Кристи вспомнился тот день, когда тревога нарастала с каждой минутой и ей не было никакого логического объяснения. Предчувствия не обманули Кристи. Ее внук едва не погиб, хотя даже не успел появиться на свет.

— Джанет сделали УЗИ. Мы попросили размножить фотографию малыша, чтобы у вас с отцом тоже был экземпляр. Так что сможете увидеть своего третьего внука в черно-белом варианте. Можно нам приехать на выходные в гости?

— О, разумеется. Большего я и желать не могла, Шейн! — Кристи счастливо вздохнула. — Хочешь, я позвоню Джеймсу и сообщу новости?

— Я расскажу ему сам.

Шейн в этот момент так напомнил Джеймса: этакий горделивый папаша в ожидании чуда. У Кристи нежно сжалось сердце, когда она представила его с младенцем на руках.

— Давай пригласим Итона и Шелли с дочерьми. Можно позвать и твою тетю Эйну. Соберемся всей семьей в выходные, устроим пикник по этому случаю. А если ты считаешь дурным знаком праздновать окончание первого триместра, то просто поужинаем и поболтаем от том о сем. Как думаешь, Джанет не будет против? — Жена Шейна любила бывать в гостях у Девлинов, но из-за беременности могла предпочесть остаться дома.

— Она будет только за, — усмехнулся Шейн. — Мы приедем в следующую пятницу. В эти выходные нас позвали на свадьбу, отказаться было бы невежливо. Ах, мама, знала бы ты, как нам хотелось рассказать всему миру, что у нас будет ребенок! Но мы хранили секрет, потому что боялись сглазить. Конечно, Джанет сообщила своей матери, ты же знаешь, как они близки. Мне жутко неловко, что я молчал…

— Дорогой, не надо оправдываться. Девочки рассказывают матерям больше, нежели мальчики. Такова природа. — Кристи села в кресло. — Послушай, давай пригласим на выходные твою тещу. Думаю, Джанет будет рада. — Жена Шейна была единственным ребенком, к тому же ее мать рано овдовела и жила одна. — Что скажешь, сынок?

— Ты здорово придумала, мам, — ответил Шейн. — Кстати, мы рассчитываем, что ты будешь иногда сидеть с малышом.

— Правильно рассчитываете, — тепло сказала Кристи.


Через полтора часа Кристи уже складывала в корзинку приготовленное для Уны и Денниса Магуайер угощение. Она еще не слышала о том, что Мэгги вернулась в город, поэтому очень переживала, как Магуайеры будут справляться. Рассчитывать на помощь Денниса было бессмысленно: в ожидании чудес можно умереть с голоду. Поэтому Кристи зажарила целого цыпленка с приправами, сварила говяжий бульон, подсушила для него гренки и испекла около дюжины небольших кексов с изюмом. Накрыв корзинку пестрым платком, Кристи отправилась навестить подругу.

— Кристи, как хорошо, что ты пришла! — воскликнула Уна, когда Деннис провел гостью на кухню.

— Я тоже рада тебя видеть. — Кристи поставила корзину на стол и присела рядом с Уной. — Как ты? Долго будешь носить гипс?

— Шесть недель, — горестно сказал Деннис, сортировавший газеты, которые собирался сдать в переработку. Обычно этим делом занималась Уна, часто ворчавшая, что у мужа руки растут не из того места.

— Осталось всего пять с половиной недель, — поправила Уна. — Врач сказал, я скоро поправлюсь и буду порхать, как раньше.

Кристи поняла, что это было сказано для Денниса, вздыхавшего над стопкой газет. Внезапно она почти физически ощутила, как хрупки кости подруги: словно тонкая паутина вместо прочного каркаса. В голове мелькнула картина: блестящие спицы больших колес, подлокотники инвалидного кресла. Кристи мысленно взмолилась о том, чтобы ее видение представляло лишь один из множества вариантов будущего. Ей не хотелось подобной судьбы для Уны.

Кристи погладила ее руку, желая подбодрить.

— Деннис, я чувствую сквозняк. Наверное, я неплотно закрыла входную дверь. Ты не проверишь?

— Хорошо. Заодно вынесу мусор к контейнерам. Не знаешь, машина еще не приходила?

— Обычно мусор забирают по утрам, — ответила Кристи.

Удивительно, что за столько лет жизни на Саммер-стрит Деннис не знал элементарных вещей.

— Что, моя ложь настолько очевидна? — тоскливо спросила Уна, когда муж вышел из кухни.

— Только для меня, дорогая. Что на самом деле говорят врачи?

— Жаль, у меня нет твоего дара, — вздохнула Уна. — Наверное, это здорово — предвидеть события и иметь время к ним подготовиться. Если бы я знала, что упаду, не полезла бы так высоко. — Она кивнула на свою загипсованную ногу.

— О каком даре ты говоришь? — искренне удивилась Кристи. Она скрывала свой талант почти от всех и точно не посвящала в тайну Уну Магуайер. Слишком уж часто люди пугались чужих странностей, а Кристи не желала потерять подругу.

— Ты ведь иногда предвидишь события, да? У мамы была приятельница с подобным даром. Когда я была моложе, бегала к ней гадать на картах.

— Я не гадаю на картах. Мой дар… несколько иного рода, чем ты думаешь. Я вообще предпочитаю скрывать его, потому что церковь и люди не слишком терпимы к тем, кто отличается от большинства. Я действительно вижу больше, чем должна, но это… не предвидение. Что-то вроде предчувствия, смутные образы. К тому же чем ближе находится человек, тем труднее мне прочитать в его сердце, — добавила Кристи торопливо, опасаясь лишних расспросов о будущем.

— Но ты чувствуешь, когда человек лжет, да? — допытывалась Уна.

Кристи кивнула.

— Это скорее интуиция, чем предвидение. Я поняла, что твои дела не так хороши, как ты говоришь, и что ты желаешь скрыть это от мужа. Так что говорят врачи?

— Остеопороз, причем сильно запущенный. У матери тоже были хрупкие кости в пожилом возрасте, поэтому я настояла на обследовании. Оказалось, мои кости не многим прочнее стекла. Лечащий врач удивился, как я умудрилась ничего не сломать раньше. В общем, придется жить очень осторожно, иначе постоянно буду таскать на себе гипс и бинты, — сказала Уна.

— Как Деннис справляется с новыми обязанностями?

— Так к нам же Мэгги приехала! — оживилась Уна.

— Так скоро? — Кристи улыбнулась. — Молодец! Как у нее дела?

— Все в порядке, — гордо ответила подруга. — Мэгги пошла за продуктами. Если бы ты пришла чуть раньше, ей не пришлось бы идти в магазин. Ты столько всего принесла! — Уна кивнула на корзину. — Ах, Мэгги такая отзывчивая девочка! Она прилетела утром. Деннис позвонил ей и рассказал о нашей беде. И Мэгги тотчас все бросила и приехала. Умница, правда? Хоть бы она побыстрее устроила свою жизнь, как твои дети. Впрочем, хоть Мэгги и не замужем, она вроде счастлива. Это самое главное, правда?

— Правда, — подтвердила Кристи. Момент был неподходящий, чтобы рассказывать о беременности невестки. — Давай я заварю свежий чай… — Она указала на керамический чайничек, стоявший возле плиты.

— Да, ты очень добра, — кивнула Уна. — Лучше чай с молоком, чем все эти таблетки с кальцием, на которые меня посадили. Все равно в нашем возрасте кальций усваивается плохо. Кристи, тебе тоже надо сделать обследование. К сожалению, за климаксом всегда подкрадывается остеопороз, такова наша женская участь.

— Увы, это так. — Кристи сполоснула чайничек и ошпарила кипятком. Засыпав в него ложку заварки, она бегло взглянула на те газеты, которые не забрал Деннис. Достаточно свежие номера были перемешаны со старыми, двух- и даже трехмесячной давности.

Ожидая, пока заварится ароматный жасминовый чай, Кристи принялась аккуратно складывать газеты в стопку, пока один из заголовков не привлек ее внимание. Бог знает почему это случилось: статья была маленькой, шрифт — мелким, однако для Кристи он на мгновение словно окрасился в багровые тона. Уна продолжала что-то говорить, но Кристи не слышала ни слова. Она выронила газету из рук, и та спланировала на пол. Наклонившись, Кристи подняла ее.

«Польский художник впервые за 25 лет выставляется в Ирландии», — гласила статья.

Кристи вцепилась пальцами в край столешницы. Заметка была крохотной, но ее содержание означало для Кристи настоящую катастрофу, взрыв из прошлого. «Кэри Воленский открывает выставку в следующем месяце. Экспозиция включает в себя серию «Темная леди»…»

Кристи замерла, услышав позади шаги вернувшегося Денниса.

— Я сам переберу прессу, — сказал он, легонько похлопав ее по плечу. — Уж с этим я как-нибудь справлюсь.

Он взял стопку газет и вынес из кухни, а Кристи продолжала стоять, держась за столешницу и вперив взгляд туда, где только что лежала газета.

Кристи думала о Кэри Воленском, который едва не уничтожил ее брак. Он снова возвращался из небытия. Возвращался как наваждение, от которого не удалось избавиться.

Теперь Кристи знала, что ее предчувствия были связаны вовсе не с беременностью невестки.

Глава 8

Материнство требует от женщины больше сил, нежели брак, думала Грейс, глядя на великолепное портфолио, заказанное за огромные деньги бедняжкой Фей к восемнадцатому дню рождения дочери. Брак позволяет отступать от правил, искать компромисс, даже нарушать правила, когда они начинают душить. Быть матерью — значит вечно играть одну и ту же роль. Постылый брак можно разрушить, а материнство исключает эгоизм. И трата недельной зарплаты на подарок дочери вполне укладывается в эту схему.

— Ей очень понравится, — сказала Грейс, подумав, что если бы она позволила себе купить столь дорогую вещь, то это была бы потрясающая сумка от Шанель. Впрочем, Грейс умела баловать себя, тогда как Фей тратила все до последнего цента на Мэгги. — Думаю, любой студент художественной академии убил бы за подобный подарок.

— Ты действительно так думаешь? — взволнованно спрашивала Фей.

Портфолио — большая кожаная папка на ремне, ужасно дорогая вещь, купленная в «Тодс», — было роскошным. Фей выбирала подарок мучительно, желая угодить единственной дочери. Она знала, что Эмбер нравится кремовая кожа, но не была уверена, что ее вкусы не изменились. Молодость так непостоянна! Что, если Эмбер мечтает о черной папке?

У юной художницы уже было портфолио, громоздкое, пластиковое, потрескавшееся по углам. Оно вполне могло послужить еще пару лет, однако Фей хотела, чтобы у дочери было все самое лучшее.

Ах, лишь бы Эмбер одобрила цвет! Последнее время она стала такой капризной.

— Больше не собираюсь ужинать после заката, — сказала она как-то на днях, отодвигая тарелку с недоеденной телятиной. — Теперь мой ужин будет легким и ранним. На пустой желудок легче спится.

— Но, милая, если соблюдать строгую диету, недалеко и до гастрита, — попыталась образумить ее Фей.

— При чем здесь диета? Я просто решила следить за питанием. Буду ужинать до шести.

— До моего прихода? — расстроилась Фей. Ей нравилось садиться за стол вместе с дочкой, обсуждать прошедший день. Впрочем, решила она, не стоит приставать к девочке, у которой голова забита выпускными и вступительными экзаменами.

В последние дни Эмбер выглядела усталой, под глазами залегли тени. Никогда прежде она не занималась так усердно, не садилась за учебу сразу после занятий и не просиживала до десяти вечера, запершись в своей комнате. Иногда Эмбер ложилась спать, даже не спустившись вниз пожелать матери спокойной ночи. Подобное упорство восхищало и беспокоило Фей. Никогда в жизни Эмбер не была так от нее далека: они почти не разговаривали, ограничивались дежурными фразами, словно экзамены встали между ними невидимой стеной. Эмбер как будто жила в собственном мире, куда не желала впускать родную мать. Должно быть, она боялась завалить экзамены.

— Прекрати изводить себя сомнениями, — донесся до Фей голос Грейс. Она очнулась, едва не выронив портфолио из рук, и заметила, что подруга качает головой. — Это прекрасный подарок. Если Эмбер не оценит его, можно считать ее неблагодарной малолетней…

Грейс оборвала фразу на полуслове, чтобы не ляпнуть грубое слово. Это было одиннадцатое правило ее жизненного кодекса: не критиковать чужих детей и манеру воспитания. Кстати, правило двенадцать гласило: не лезть со своим уставом в чужой монастырь. Критика вообще вещь неблагодарная и зачастую приносит проблемы самому критикующему. Глядя на Фей, на ее робкие попытки стать незаменимой для своего отпрыска, бескорыстное желание положить всю себя на алтарь материнства, Грейс радовалась тому, что так и не решилась завести ребенка.

За десять лет знакомства с Фей Грейс успела хорошо изучить коллегу. Фей была умна, но никогда не выставляла этого напоказ, умела решать деликатные ситуации, была хорошо воспитана и легко усваивала новые знания. Из всех подруг Грейс только Фей не была одержима идеей найти подходящего спутника жизни и, должно быть, именно поэтому не страдала навязчивыми фобиями об ускользающей молодости. Ахиллесовой пятой Фей были отношения с дочерью, которую та возвела в ранг святых. Грейс виделось нечто глубоко неправильное в этой одержимости материнством. Большинство ее подруг, нарожавших детей и успевших выпустить их в жизнь, ни за что не согласились бы стать добровольными придатками к собственным отпрыскам. Жизнь Фей была бедна на впечатления, но бедняжка даже не замечала этого.