— Да, конечно. Но я не думаю, что нам следует спешить с этим. Я думаю, что нам надо дать возможность Гаю акклиматизироваться, приспособиться к обстановке. Переориентировать себя.

До этого на эту тему они не разговаривали, хотя, как показалось Андрианне, следовало бы.

— Ну почему?.. Ты думаешь… он будет против нашей любви?

Джино пожал плечами, почти так же, как Гай.

— Кто может знать? Возможно… Я не хотел бы делать ошибочных шагов в общении с ним, поскольку он вернулся домой навсегда.

Затем, не отводя глаз от Гая, он вздрогнул:

— Смотри, с кем он разговаривает! С этой акулой, Лучианной Каприатто! Ты только посмотри, как она к нему трется! Да она цепляется зубами в любого привлекательного мужчину, у которого есть несколько лир за душой! Зачем ты пригласила ее?

Андрианна рассмеялась:

— Потому что Гай и Лучианна были друзьями детства. Ты же сам сказал мне пригласить всех старых друзей Гая. Да и Лучианну вряд ли можно назвать акулой. Она просто симпатичная девчонка, у которой, между прочим, достаточно и своих собственных денег.

— Она мне не нравится. Она слишком активна, слишком быстро действует. А ты ведь знаешь, как я отношусь к таким вещам, Энни. Можешь оказать мне любезность и прервать их разговор? Возьми Гая и познакомь со всеми людьми, которых он не знает.


Когда праздник кончился, и Андрианна, возбужденная, предвкушала вечер отдыха в компании с Джино и Гаем, Джино вдруг пригласил всех остаться на вилле, чтобы потом всем вместе отправиться на поздний обед в ресторан «Галеасси» на Пьяцца Санта Мария ди Трастевере, прекрасное место. Она была изумлена. После общения с таким большим количеством людей в течение стольких часов Джино не хочет побыть наедине с ней и с Гаем?

Но и потом, после обеда, когда было уже за полночь, Джино пригласил всех в «Клуб-84», где все устроились за «хорошими» столами, предназначенными только для элиты римского общества и иностранных богатеев, посещающих город. Поскольку город посетили Эмилио Пуччис и испанская инфанта Беатрис, Джино пригласил их присоединиться к его празднеству, сказав им, что «84» — лучшее место, где играет отличный оркестр. Но вскоре он сказал, что не может танцевать с Андрианной, потому что устал и слишком постарел. Он настоял, чтобы она и Гай танцевали вместе, поскольку они оба первоклассные танцоры, и чтобы все остальные смотрели на них.

Они вернулись домой уже после четырех и, не мучимая никакими сомнениями, Андрианна отправилась спать к Джино. Когда же она проснулась утром, Джино уже ушел и оставил ей записку, где говорилось, что он по срочным делам уезжает в Милан и вернется, возможно, не раньше, чем через несколько дней. Но поскольку он ожидал вызова в Милан, он заранее позаботился, послав записку капитану «Гаэтано», чтобы он был готов к плаванию на несколько дней, поэтому предлагает ей и Гаю отправиться на яхте без него. Когда они вернутся, он уже будет дома.

Но когда она и Гай вернулись домой после четырехдневного прекрасного плавания на яхте, которое напомнило им о днях, проведенных вместе с «Ле Рози», они нашли Джино дома, с головой погруженного в дела. Он поприветствовал их и предложил им ехать в Японию для исследования возможности открытия там завода Форенци. Теперь Андрианна была достаточно искушена в делах, а Гаю было бы полезно поучиться. Джино все подготовил для их отъезда на следующий же день.

В этот вечер Джино уехал по каким-то делам, а когда он вернулся, Андрианна, отчаянно желавшая поговорить с ним наедине, нашла дверь его спальни запертой. На ее стук ответа не последовало.

Потом, отдыхая в своем номере, в гостинице Токио, она подумала, что ее послали, чтобы немножко понадзирать за Гаем, чтобы он не направился в какой-нибудь чайный домик к гейше или в знаменитые бани (леопард не меняет своих пятен).

Да, она занималась сексом с Джино Форенци, но будучи любовниками, они не стали любящими друг друга людьми. Это была связь мастера и ученицы, во время которой он готовил ее к тому, чтобы стать все умеющей и культурной женой, знающей, как доставить удовольствие супругу любым способом — от спальни до кабинета, от ресторана до гостиной и салона, и делать все это в совершенстве.

Гнева не было, только сожаление. Джино заботился о ней, заботился для того, чтобы выбрать ее из множества для роли супруги Гаэтано.


— Я не могу больше оставаться здесь вместе с тобой и Гаем. Ты должен понять, что ситуация стала невозможной.

— Не будь такой нетерпеливой, Энни, — сказал Джино. — Мы нужны тебе, а нам — Гаю и мне — нужна ты. Среди нас нет ни одного, который…

— Но разве ты не видишь? — перебила она его. — То, что ты задумал, было ошибкой с самого начала. Гай и я… наше время пришло и ушло. Вся привязанность, которую я имела к нему, а он ко мне — это совсем другое. Между нами была только дружба, а этого мало для того, чего ты хочешь…

— А мы? Ты и я?

Она понимала, что он старается выиграть время, чтобы придумать что-нибудь такое, что заставит ее остаться с ними.

— О, Джино, ты, возможно, спас мне жизнь, и за это я всегда будут благодарна тебе. Ты был прекрасен, ты был добр ко мне, я только боялась, что мы по ошибке можем стать парой. И трудно исправить то, что неправильно началось.

— Я действительно люблю тебя, Энни. Очень сильно. Я так люблю тебя, что я хочу, чтобы ты… Ты должна остаться здесь и участвовать в нашем бизнесе, пока не будешь готова начать свой собственный.

— А я уже готова.

— Это не так! — сказал он резко.

— Но это должно быть так.

— Ну куда ты поедешь? Ну что ты будешь делать?

Она ответила ему пожатием плеч на древнеримский манер, его и Гая жестом.

— Поеду куда-нибудь. Буду делать что-нибудь.

В конце концов Джино понял, что он уже не может изменить ее планы.

— Я хочу заключить с тобой соглашение. Действительно довольно держать тебя вне…

— Нет. Я знаю, что ты хочешь только лучшего для меня, Джино, но я хочу вести борьбу самостоятельно. Настало время. Я возвращаю тебе все украшения, что ты мне дал.

— Нет. Я не приму. Чего бы я ни хотел… ну нельзя же меня обвинять за то, что я хотел прекрасную, храбрую женщину для моего сына… Ювелирные украшения — это подарки, данные тебе по любви… самой большой любви, которую ты только можешь себе представить. — Он смотрел на нее, как бы убеждая понять его.

И тогда она поняла. Джино приносил самую большую жертву во имя любви. Любви к сыну. О, ее он тоже любил. Она никогда не сомневалась в этом. Он любил ее очень сильно, но не достаточно. Он любил ее и как любовник, и как отец. Но проблема заключалась в том, что, как отец, он любил ее больше, а отцом он был прежде всего для Гая, и он не мог, не хотел допустить такой возможности, чтобы Гай был потрясен известием о любовной связи с Андрианной и, возможно, о браке с ней.

— Я понимаю, — сказала она.

— Действительно? Тогда ты должна оставить себе украшения. Большое несчастье приносит возврат подарков любви, большое несчастье и для дарителя получать их обратно. И еще кое-что ты должна понимать, Энни. У твоей болезни только затишье и в будущем тебе понадобятся вещички, которые ты легко сможешь обратить в наличные. Береги эти украшения на будущее. Но не обращай их в наличные, пока это действительно не понадобится. У камней и металла есть одна особенность, о которой ты должна помнить всегда. Люди могут предать тебя. Твое собственное тело может стать твоим врагом, как это уже было, великие компании могут прийти к краху, целые страны могут впасть в пучину кризиса и их бумажные деньги обесценятся. Но только одно было и останется ценностью — это драгоценные камни и золото. И те мужчины и женщины, которые владеют этой твердой международной валютой, выживут. Если бы даже я тебя ничему не учил, позволь считать вот это самым большим вкладом в твое образование. Всегда береги то, что может быть обращено в наличные независимо от обстоятельств. И всегда помни, что я твой друг, что я люблю тебя, и знай, что ты можешь рассчитывать на меня… всегда.

— О, Джино… Джино! — Она не могла сдержать слез. — Неужели ты думаешь, что после всего того, чему ты меня научил, я не понимаю этого?

Да, она знала, что все это правда. И что он ее друг. И что он любит ее. И что она могла бы рассчитывать на него до конца жизни. Но почему тогда она чувствовала себя такой обманутой?

19. Вторник. Начало вечера

— Поскольку мы у Киприани, тебе надо пить «Беллини», — с энтузиазмом объявила Пенни, сбрасывая шубку.

— Это почему?

— Потому что ты всегда пьешь шампанское, а «Беллини» — это шампанское с персиковым соком или с целым персиком, и все это началось у Гарри в Венеции. Это же любимый летний напиток Хемингуэя. Он пил его часами в длинные, прекрасные, венецианские летние дни.

— Это прекрасно, но мне кажется, я закажу «Эвиан», поскольку я уже достаточно пила шампанского. А поскольку ты достаточно напилась водки, предлагаю тебе сделать то же самое.

— Согласна. Хватит пить водку. Поэтому я закажу «Марти», он напоминает о старом добром мартини, до того, как его стали портить водкой, вместо того чтобы пить с джином.

— Что, портили этим?

Пенни тряхнула своими рыжими волосами:

— Можешь смеяться. Ты никогда не относилась серьезно к важным вещам, Энни.

— О? А что есть важные вещи, Пенни, любовь моя?

— О, ты знаешь, даже если делаешь вид, что не знаешь: это — замужество за хорошим мужчиной, дом, дети, солидный банковский счет.

— И пить совершенный «Марти», конечно, — сухо добавила Андрианна, отметив про себя, что, если Пенни и была права, определяя важные вещи, сама-то она ничего важного из себя не представляла. Но это было не важно, и она решила не делать и не говорить ничего, что могло бы испортить этот день. После того, как официант ушел, получив их заказ, она сказала:

— Так ты и Гай хотите иметь детей? Сколько вы планируете?

— Ну, нужно учитывать мой возраст, который… ну… — голос Пенни дрогнул.

— Если честно, Пенни, то мы одного возраста, поэтому не нужно хитрить со мной. Так сколько? О, Пенни, надеюсь, Гаю ты не лгала о своем возрасте? Ведь он знает, сколько мне лет, а еще он знает, что мы с тобой ровесницы, поэтому…

— Он не тот человек, которому бы я лгала, — сказала Пенни виновато, зажигая сигарету нервными, с карминовым маникюром пальцами.

— А кому ты лгала?

— Его отцу, Джино. Но ты ведь не скажешь ему правду?

— Конечно, нет. Да я и не обращалась с Джино уже несколько лет и не планирую в будущем.

— Но ты могла бы…

— Почему ты говоришь это?

— Потому что мое бракосочетание в январе. Оно будет в Лос-Анджелесе. В «Бель-Эре», если быть точными, в отеле «Бель-Эр». И он приедет. И ты приедешь. Ты и Николь — мои лучшие подруги.

Андрианна задумалась. Как она может присутствовать на бракосочетании Гая, где к тому же будет Джино, в Лос-Анджелесе, родном городе Джонатана Веста? Даже если все ее доводы покажутся нелепыми, это все никуда не годится.

— Стоп, Пенни. Ты никогда мне не говорила, что мое присутствие на твоей свадьбе будет необходимым.

— Я не приму твоего отказа, поэтому, если ты задумала что-нибудь не то, давай немедленно передумывай.

— Но я даже еще не подумала, смогу ли я…

— А почему бы и нет? Куда ты собираешься поехать если не ко мне? На Луну? Я могу напомнить тебе, что «Бель-Эр» — в Лос-Анджелесе, а Калифорния — в это время года — лучшее место в мире.

Андрианна поняла, что никакие доводы в споре с Пенни не помогут.

— Ладно. Сдаюсь. Приеду на твою свадьбу. А теперь скажи, какой свой возраст ты назвала Джино?

— Тридцать пять.

— О, так много? — удивилась Андрианна. — Но почему ты сбросила только пару лет? Почему не больше?

— Понимаешь, если бы я сказала «тридцать» или меньше, он мог бы подумать, что я выгляжу старше своих лет, а это хуже, чем правда. Кроме того, я не хотела так уж сильно лгать.

— Тогда вообще зачем было лгать?

— Вся проблема в детях. Понимаешь, я хотела, понравиться Джино Форенци, чтобы он хотел видеть меня своей невесткой и чтобы с этим не было никаких проблем. А Джино хочет иметь внуков, целую дюжину. Для него внуки означают, что Гай думает о деле и готов к оседлой жизни. А если бы я сказала тридцать семь, Джино быстро подсчитал бы, что я способна только на парочку ребятишек, в то время как «тридцать пять» внушает больше оптимизма.

Когда официант поставил на стол напитки и ушел, Пенни воскликнула:

— О, Энни, я действительно хочу понравиться ему.

— Если ты так уж хочешь понравиться Джино, Пенни, все, что тебе нужно делать — это доказать ему, что ты крепко любишь Гая и что ты настоящая леди, каковой ты и являешься. И еще должна твердо знать, что тебе не следует играть коленками с ним под столом для упрочения своей популярности.