— А, иди ты на… Николь Остин, и твой французский слуга! Я сама приготовлю проклинаемый вами мартини.

Пенни встала и пошла к столику с напитками, в то время как Николь стояла над ней, объясняя, что будет очень сожалеть, если алкоголь сделает ее подруге мешки под глазами. На это Пенни ответила, что алкоголь для Николь могли бы прописать врачи, потому что он разогревает холодную кровь.

— Хватит вам, девчонки, — сказала Андрианна. — Хватит. Мы собираемся вместе не чаще раза в год, а то и реже. Так неужели вы должны проводить время, нападая друг на дружку?

Она знала, конечно, что, да, они должны. Много времени прошло с тех пор, как они вместе дружили в «Ле Рози». Они теперь очень изменились, и если бы они обе не дружили с Андрианной, то, возможно, не дружили бы друг с другом. У каждой из них были свои достоинства. С точки зрения Пенни Николь всегда будет слишком француженкой, с ее неизменным парижским стилем, который нигде не дает трещины. Нельзя было отрицать, что все, что делает Николь, и все, чем она обладает, совершенно. Может быть, в конце концов это привело к тому, что Николь заставляет каждого почувствовать себя несколько униженно. Как и к Николь, у нее было особое отношение к Пенни. Ведь та, выражаясь ее языком, «никогда ни на кого не срала и никому не врала». Ей нравилась ее теплота, ее заботливый, открытый характер.

Возможно, что Андрианна признала это с грустью: она завидовала им обеим. Николь точно знала, что она принадлежит этому миру, а Пенни была уверена в том, что он принадлежит ей. Но больше всего она завидовала их сердитой, скандальной, но тем не менее без сомнения крепкой дружбе. Это правда, что Николь и Пенни чаще встречались друг с другом, чем с ней, и хотя школьная дружба связывала их всех троих, она чувствовала себя как-то на задворках этого трио, слушая их истории жизни, в то время как их не очень-то интересовала ее собственная судьба. Все больше она начинала ощущать себя собственной фотографией, которую друзья показывают друг другу как память о добрых старых временах. Как бы то ни было, убедившись, что она не может остановить их пререкания, она решила просто отдохнуть на диване, слушая их перепалку.

Когда Шарль появился с огромным серебряным подносом, Николь попросила его поставить поднос на кофейный столик и вернуться на кухню, поскольку там много работы.

— Что здесь происходит, Николь? — спросила требовательно Пенни, высасывая оливку из мартини. — Шарль принял шубки, Шарль принес поднос, а теперь Шарль отправлен на кухню проследить за обедом. Все Шарль. Где остальная прислуга?

Николь улыбнулась.

— Ты отстала от жизни, дорогая. Теперь не модно быть такой хвастливой и, я бы сказала, расточительной. В мире, в котором мы живем, так много голодных и бездомных, что не принято содержать целый штат прислуги.

«Один — ноль в пользу Николь».

— Я не могу с тобой согласиться, Николь, дорогая моя. А как же наши стандарты благосостояния? Я всегда говорила, что ничто так не революционизирует людей, как роскошь, которой пренебрегают. Вспомни пыль на столах у Людовика XVI и тараканов, бегавших на кухне.

— Ты всегда умеешь поразить, Пенни, сладенькая моя. Но разве тараканы не обходят мою кухню за многие мили и разве у меня пыль на шкафах или где-нибудь? Шарль прекрасно поддерживает чистоту с помощью уборщицы, которую мы приглашаем, когда нужно.

«Еще пол-очка в пользу Николь».

Но когда глаза Пенни сосредоточились на подносе — тосты с черной икрой, камбала в сметане, ярко-розовые креветки, соус цвета темно-красного вина, кусочки лосося на ломтиках черного хлеба, крабы и тому подобные деликатесы — она завизжала голосом, выражающим радость открытия:

— Ну а это разве нельзя назвать хвастовством и расточительством? Нас только трое, а деликатесов столько, что можно было бы накормить лошадь.

«Одно очко в пользу Пенни».

Но на этот раз Николь оскорбилась. Поправив светлые волосы, падавшие на щеку — последняя французская мода, подумала Андрианна — она заявила:

— Ты такая неблагодарная, Пенни. Я ведь только хотела доставить тебе удовольствие. Предположим, я подала бы только сердечки из артишоков, а ты не любишь артишоковые сердечки. Что тогда?

— Что тогда? — испуганная Пенни, тронутая словами Николь «я только хотела доставить тебе удовольствие», говорила ртом, набитым копченым лососем с черным хлебом. — Если бы даже были сердечки из артишоков, которые, правда, я не люблю, я бы все равно не нервничала. Я бы спокойно подождала обеда. И если бы однажды ты оказалась не самой совершенной хозяйкой, конец света все равно не наступил бы. Но говоря об обеде, который ты подашь, я приму его, даже если в твоей резиденции нет повара. — Пенни выбрала креветку и обмакнула в соус.

Теперь Николь рассмеялась, продемонстрировав прекрасные белые зубы, и подлила себе шампанского.

— Конечно, я подам обед. Зная, что моя подруга — такая маленькая хрюшка, как я могу не накормить ее обедом, Пенни, дорогая?

— Что ж, Николь. Лучше быть маленькой хрюшкой, чем туго стянутой попкой, мать твою… — Однако ответной колкости не последовало.

— Ну, Николь, кто же готовил обед? Все та же твоя французская хаусфрау — Шарль?

— О, Шарль следит, чтобы на кухне было все в порядке. Но обед готовил не он, а я. — Она рассмеялась, видя удивленное лицо Пенни.

— Ты? Не верю!

— О, это не такая уж большая заслуга, — сказала Николь скромно. — Я же француженка, ты знаешь.

— О, Боженька, ну как мы можем это забыть?

Обед, как объявила Николь, был прост, всего из трех блюд, каждое из которых Николь назвала по-французски. Там был салат с шампиньонами, артишоки в томате и шарлотт. Ко всему этому полагались определенные вина, о чем Николь напоминала подругам, а Андрианна была почему-то уверена, что Пенни от этих комментариев полезет на стену.

— Ты знаешь, Николь, — сказала Пенни в свою очередь. — Ты уже засрала мне мозги этим французским говном. Если ты так обожаешь все французское, какого черта ты вышла замуж за американца? Ты что, сходила с ума от любви к нему?

И тут, правда только на несколько секунд, Николь выглядела так, как будто готова была выкрикнуть нечто подобное. Но потом она быстро взяла себя в руки и выпрямилась на стуле.

— Я вышла замуж за Эдварда, потому что он больше всего подходил мне, и я никогда не жалею об этом.

— Неужели? — спросила Пенни. — Ты в этом уверена?

Сейчас Пенни уже не дурачилась, но Андрианна поняла, что она не старалась уязвить их подругу. Она просто желала знать. Однако, посмотрев в лицо Николь, она поняла, что та отнюдь не рада этому допросу.

— Простите меня, что перебиваю вас, — сказала быстро Андрианна, — но, пока я не забыла, Пенни, я предлагаю нам всем: тебе, Николь и мне обсудить, в каких платьях нам надо присутствовать на твоем бракосочетании. Если ты скажешь, Николь и я можем скоординировать наши планы.

Но и Пенни, и Николь проигнорировали ее вопрос.

— Я уверена, что сделала правильный выбор, — твердо сказала Николь. — Эдвард оправдал все мои ожидания и выполнил свою часть контракта. Ибо этот брак был контрактом, соглашением. У меня были свои обязательства. О, я понимаю, что ты думаешь. Что он стар и неинтересен. И что с ним я многое теряю. Что? Много оргазмов? Но я вышла замуж не ради секса. Женщина, вышедшая замуж ради секса — еще большая дура, чем та, что вышла по любви. Маман сказала, что, если замужество правильное, потом обязательно придет любовь. И она была права.

— То есть ты любишь Эдварда? — Пенни была неумолима.

Николь оставалась холодна:

— Если понимать под любовью заботу и уважение, то да. Эдвард добр, заботлив, предан мне. Это — одна из причин, почему я вышла за него… за американца… Старого американца. Французы имеют склонность к любовным приключениям на стороне, что, конечно, дает право и их женщинам заниматься на стороне любовными делами. — Она поморщила нос, как будто что-то дурно пахло. — Я не хотела бы терпеть это в моем муже. Ты понимаешь? Я получила, что хотела, и я не разочаровалась. — Она посмотрела в свою рюмку. — Я никогда не была разочарована в Эдварде.

Глаза Пенни сузились.

— А что ты имеешь в виду, когда говоришь, что ты вышла за Эдварда просто потому, что боялась… Боялась разочарования? боялась?..

— Пенни, ты зашла слишком далеко, — запротестовала Андрианна.

— Нет, Энни, пусть. Какое имеет значение то, что она говорит? Посмотри, что у нее в прошлом. Два неудачных замужества и два развода. Сейчас она готова выйти замуж в третий раз. И за кого? — За Гаэтано Форенци. Он не беден, но деньги для нее значения не имеют. Но он, в отличие от Эдварда, молод, обаятелен, романтичен и сексуален. О да, очень, очень, сексуален. Но постоянен ли? Уважителен? Искренен? И можно ли ему доверять?

Ее рот скривился в тонкую, горькую усмешку.

— Прежде всего будет то, что называется страстью, и очень большой секс. Сначала он будет срывать одежду с ее тела, но спустя несколько месяцев он будет сдирать одежду с кого-нибудь другого — может быть, восемнадцатилетней девчонки, у которой и кожа посвежей, и тело покрепче. Она использует это как оправдание для заведения собственных любовников. Молодых, старых, красивых, некрасивых… какая разница. Она будет пользоваться теми, кто подвернется. А потом? Потом еще один отвратительный брак и, возможно, отвратительный развод.

— Ах, ты! Ты твердожопая сучья писька! Так знай же, что Гай и я любим друг друга! Романтической, сексуальной любовью! Ты этого никогда не имела. А если и имела, то боишься. Вот что тяготит тебя, ведь правда?

Андрианна не могла вынести таких ужасных слов. Если бы знать, как прекратить это, думала она. Но не находила слов. Да и кто она такая, чтобы прерывать разговор? Что она знает? Жила ли она реальной жизнью? Вряд ли. Она жила в мире теней, делала вид, играла. Кто прав? Пенни, жившая полнокровной жизнью, все стремившаяся потрогать, пощупать руками, как ребенок? Прожигавшая жизнь в одно время и находившая холодную воду, чтобы загасить пожар — в другое. Но все время наслаждавшаяся смехом, экспериментом, различными острыми моментами…

Или Николь, всегда разыгрывавшая безопасность, покой, боявшаяся непредвиденных случайностей, в том числе катания на лыжах и даже питья, что называется «крепких напитков», или неповиновения маминым указаниям насчет «правильного» замужества? Даже сейчас, правильно выйдя замуж и ведя шикарную жизнь, Николь всегда носила черное. Черное — это безопасность. Кто носит черное, не делает ошибок. Даже эта квартира в Нью-Йорке, где она могла бы попробовать пожить несколько по-другому, напоминает ее квартиру во Франции. Те же цвета, тот же стиль Людовика XVI. И если она знает, что это имело успех, почему бы не попробовать что-нибудь новенькое?

Когда буря в комнате стала стихать и атмосфера снова становилась спокойной, Андрианна услышала, как Пенни спросила мягким, но настойчивым голосом:

— Если у вас такой замечательный брак, и ты живешь полной жизнью, ни в чем не нуждаясь, то как насчет детишек? Даже мужчина возраста Эдварда, а ты вышла замуж пятнадцать лет назад, может еще быть отцом, многие мужчины, вроде него, стали. Почему у вас нет детей?

На какое-то мгновение воцарилась мертвая тишина. Но ответила Николь с достоинством:

— Ты хорошая подруга, дорогая Пенни, но есть вещи, которые обсуждаются только между мужем и женой.

Андрианна видела, как краска бросилась в лицо Пенни, поскольку затронута такая деликатная тема, как приличность ее поведения. В то же время Андрианна поняла, что Николь не намерена отвечать на этот вопрос.

Где дети? Иметь детей — это было как купить неизвестную вещь — вслепую, на аукционе. Рискованный бизнес! Вы никогда не знаете, что получится, но хотите попробовать.

И снова Андрианна спросила себя, кто же прав. Пенни, искавшая всех жизненных удовольствий, не боявшаяся ни прыжков, ни боли, или Николь, настолько окружившая себя факторами безопасности, что они держали ее за горло? Что-то где-то сзади в ее голове повторяло: «ноу пейн, ноу гейн» — не будет боли, не будет и достижений.

Подруги снова начали пикироваться, и временами казалось, что они перешли уже все барьеры. Но потом Андрианна напомнила Пенни, что если она сейчас не уйдет, то опоздает на самолет, и с удивлением услышала, как та с горечью ответила:

— На х… самолет! Есть же еще и утренний рейс, не так ли? Неужели ты не видишь, что у меня очень важный разговор с подругой?

И была не менее Андрианна удивлена тем, что Николь улыбалась, ее зеленые глаза лучились удовольствием. Потом та сказала:

— Поскольку моя подруга Пенни настолько безответственна, что пренебрегает самолетом, а также монополизировала разговор на весь вечер, не давая возможности поговорить с тобой, дорогая Энни, я настаиваю на том, чтобы вы обе остались ночевать у меня, вместо того чтобы ехать в отель. Тогда у нас будет прекрасная возможность поговорить хоть всю ночь, как в добрые старые времена.