Она сделала слабую попытку шуткой загладить неприятный для Елены разговор и, забыв на минуту о присутствии Андрианны, вскинула свои короткие руки с нарочитой веселостью и сказала:

— Вот что получается из дневных ласк. Я всегда говорила: нет ничего хорошего в том, чтобы заниматься любовью до захода солнца. Разве я не говорила это не раз?

— Ах, Роза, — вскрикнула Елена, признательная за желанную передышку, и, встав, стала осыпать поцелуями встревоженное, но уже как будто веселое морщинистое лицо. — Разве вы не знаете? Секс… Любовь днем — золотой, удивительный дар! Минуты, похищенные у вечности!

Слова матери были тогда понятны Андрианне не больше, чем ее собственные разговоры с Розой. О дарах и подарках она знала, но секс… любовь днем? Она знала, что любовь — это то, что чувствовали друг к другу она, мама и Роза, но что такое «секс»? Что касалось минут и вечности, то она плохо понимала, что значит «вечность», насколько это долго.

Она хотела спросить у мамы, что значит «удивительный дар», но тут Елене стало трудно дышать, и ей пришлось лечь в постель.

Думая, что матери надо только отдохнуть несколько часов, как не раз бывало, и, стремясь помочь Розе, чтобы мать устроилась поудобнее, Андрианна начала взбивать подушки, забыв все вопросы.


Вечером Андрианна ждала, что матери станет лучше и она встанет и будет танцевать, как всегда, когда чувствовала себя счастливой. Но ждала она зря.

На следующее утро она снова ждала, что теперь мама встанет, подойдет к окну и воскликнет: «Какой чудесный день!». А после завтрака они, может быть, пойдут погулять в сад, где росли душистые розы, которые мама очень любила.

Но начался ясный день, а Елена так и не встала. Потом пришел доктор Германдес, который несколько раз приходил и уходил в этот день, и у Андрианны родилось страшное подозрение, что мать никогда не встанет, подтвержденное неожиданным приходом Энди, и тут она очень испугалась. Но через несколько секунд она стала думать по-другому: она вспомнила, как Роза говорила о миллионерах, что они могут купить и сделать… все что угодно! Поэтому, когда Розу и ее тут же услали кататься, она была убеждена: «Когда они вернутся, мама поправится и будет как новая!» Она будет сидеть и улыбаться им, будет смеяться и выглядеть такой же красивой, как всегда. Миллионер пришел, чтобы сделать это!

Когда Ральф, чье бесстрастное лицо обычно было хмурым, наконец привез их домой и открыл дверку, Андрианна бросилась вслед за ним, не желая больше ждать ни секунды. Но когда она вбежала в дом, а затем и в спальню, она увидела, что мать ее лежит совершенно неподвижно, глаза закрыты, руки сложены на чистой белой простыне. И тут Андрианна увидела его — миллионера, сидящим на стуле у кровати и ничего, совершенно ничего не делающего. Он просто сидел, закрыв лицо руками.

В ужасе она повернулась к Розе, которая стояла за ее спиной, но Роза на нее не смотрела. Она уставилась на Елену, лежавшую так неподвижно, а потом Роза вдруг вцепилась себе в волосы, побежала к кровати матери, стала на колени в ногах и начала плакать.

Андрианна почувствовала, что ей словно обожгло глаза, а ноги как будто окаменели, так что она не смогла двигаться. Она открыла рот, а нижняя губа отвисла, словно изнутри у нее рвался крик, но не мог вырваться. Он словно застрял в горле и душил ее, и единственным звуком было какое-то страшное сопение.

Роза, которая в горе своем на мгновение позабыла об Андрианне, повернулась, еще стоя на коленях, и протянула к ней руки. А доктор Германдес подошел и положил руку на ее плечо.

— С ней все будет в порядке, — сказал он Розе. — Нужно только немного времени. Конечно, это травма для ребенка…

И тут вырвался пронзительный крик, высокий и страшный, заполняя собой всю комнату, а за ним последовали низкие частые вскрикивания.

Доктор наклонился к ней, а Роза встала и кинулась к ней, чтобы заключить ее в объятия. Но Андрианна вырвалась и вдруг, как тигренок, бросилась на Эндрю Уайта, который сидел отключенный и погруженный в себя. Она била его сжатыми кулачками, лягала ногами, дико рвала волосы пальцами.

Эндрю Уайт попытался схватить ее за руки и остановить ее пинки, а также защитить щеки от ее ногтей, которыми она так царапалась. Но девочка сопротивлялась так яростно, что доктор и Роза только вдвоем оттащили ее от него. И тут вдруг она как будто сломалась и зарыдала, как всякий ребенок в горе. Она ведь была так уверена, что он пришел спасти ее маму. Миллионер, белый рыцарь на черной машине вместо коня.

Ей было всего семь лет, и все это для нее было как какая-то сумятица, правда, она была уже достаточно большая, чтобы инстинктивно почувствовать испуг, когда они с Розой, вернувшись в свой белый домик после похорон, нашли там Эндрю Уайта, который не был на похоронах, а ждал их здесь. И она была достаточно сообразительная, чтобы догадаться подслушать разговор между ним и Розой, когда ее выслали из комнаты. И вот, слыша их голоса, высокий и громкий — Розы и приглушенный — мистера Уайта, она смогла понять, что чей голос громче — это не так уж важно. В конце концов миллионер добьется своего, а Розе будет нечего сказать.

— Вам не следует волноваться, Роза. Я обещал Елене, что вы будете обеспечены, и это так и будет. Вы сможете остаться в этом доме, сколько захотите, и будете получать ежемесячный чек, назовем это пенсией.

— Да какое мне дело до этого дома и до вашей пенсии, — выкрикнула Роза. — Он ее, девочкин, Андрианнин, вам она не нужна, а мне нужна, я люблю ее, я буду заботиться о ней как о своей дочери. Елена так хотела…

— Нет. Я знаю, у вас хорошие намерения, и вы любите Андрианну, но Елена не этого хотела, — сказал он твердо. — Я обещал ей…

Роза фыркнула:

— Что вы обещали Елене? Что вы будете любить ее ребенка, что дадите ей свое имя, возьмете ее в свой дом, в свою семью? — Пожилая женщина горько рассмеялась.

— Ну, Роза, вы же понимаете, что я не могу этого сделать… Это невозможно. Елена это понимала. Она это всегда понимала. Я никогда не давал ложных обещаний. Я просто обещал, что я позабочусь об Андрианне, о том, чтобы у нее был хороший дом, подходящее окружение и образование. Именно это я и собираюсь сделать. Я также озабочен благополучием Андрианны, ее счастьем, как и вы.

— Нет! — хрипло закричала Роза. — Вы не думаете о ее счастье. Как она может быть счастлива без любви, без настоящей семьи?

— Я вижу, вы не понимаете, Роза… У нее будет семья! Подобающая семья и подобающее имя, как я и обещал Елене. А это ведь то, чего и вы хотели для нее, не так ли? Я думаю, вам это понравится. — Тут его голос настолько понизился, что Андрианна больше не расслышала ничего. Она слышала только, как плакала Роза.


Они были в аэропорту Сан-Франциско. Роза крепко прижимала к себе Андрианну, а Ева Хэдли с бесстрастным лицом стояла в стороне, давая им возможность попрощаться. Ей предстояло сопровождать Андрианну в полете.

— Пожалуйста, Роза, ты должна лететь со мной, — шептала Андрианна, страшно боясь расставаться с той, которая, конечно, любила ее.

— Но я не могу, — всхлипывала Роза.

— Почему же?

— Я тебе говорила, моя ненаглядная. Ты начинаешь новую жизнь… Хорошую жизнь в хорошей семье. — Роза попыталась улыбнуться сквозь слезы.

— Но я не хочу! Мне не нужно новой семьи! Я не хочу никуда уезжать. Я лучше останусь с тобой. Пожалуйста, Роза, пожалуйста. Почему мне нельзя остаться с тобой?

— Потому что так говорит мистер Уайт, — сказала Роза в отчаянии.

И тут объявили, что началась посадка на рейс 1020, рейс ее девочки.

— Но почему мы должны слушаться его?

— Так надо, — пробормотала Роза, пока мисс Хэдли, радостно улыбаясь, собиралась взять Андрианну за руку. — Уже пора. Я боюсь, — сказала она быстро. — Поцелуй Розу на прощанье — и пойдем.

Руки Розы беспомощно повисли. Она сделала два шага назад и слегка подтолкнула Андрианну:

— Иди.

— Но почему, Роза, почему? — Андрианна продолжала всхлипывать, увлекаемая решительной Евой Хэдли. А Роза, закрыв лицо большим носовым платком и съежившись, просто отвернулась.


Ева Хэдли взяла бокал шампанского у хорошенькой светловолосой стюардессы.

— А тебе чего, милочка? — спросила молодая женщина у Андрианны, которая теперь тихо сидела, вытирая слезы на щеках. — Апельсиновый сок или имбирный напиток?

Так как девочка не ответила, та спросила еще раз:

— Как насчет кока-колы?

Андрианна опять промолчала, и Ева веселым голосом ответила за нее:

— Я думаю, сейчас Энн ничего не хочет. Может быть, попозже.

— Хорошо, Энн. Если передумаешь, то дай мне знать, — вежливо сказала стюардесса, уходя.

Андрианна взглянула на свою спутницу с негодованием:

— Меня зовут не Энн. Я Андрианна? Андрианна Дуарте.

— Нет, дорогая, боюсь, что это не так. Теперь тебя зовут Энн Соммер, — сказала Ева решительно.

— Вы лжете.

— Не надо говорить таких слов, Энн, и не надо повышать голос. Соммеры — не такие люди, чтобы позволять подобное поведение. Ты умеешь читать?

— Соммеры? Кто они такие? И конечно, я умею читать. Разве вы ничего не знаете? Мне уже почти восемь лет, и осенью я иду в третий класс.

— Хорошо. Тогда вот смотри… — Она достала из сумочки какую-то книжку. — Это называется паспорт. Когда ты переезжаешь из страны в страну, у тебя он должен быть. А это — твой. Смотри: вот твоя фотография.

Андрианна с удивлением увидела, что Ева Хэдли говорит правду. Действительно, это была ее фотография, хотя она не помнила, когда ее снимали.

— А так как ты уже большая девочка и умеешь читать, скажи, какое имя там написано?

Андрианна не прочла имя вслух, но, конечно, легко разобрала его. В паспорте под ее фотографией было имя Энн Соммер!

3. В среду вечером

Джонатан выпил вторую порцию шотландского виски, когда ему пришло в голову, что к ужину, если уж он хочет сидеть за одним столом с Андрианной де Арте в ресторане «Королевский гриль», следует подготовиться. По счастью, число мест было ограничено, что облегчало его задачу.

— Это Джонатан Вест, — сказал он в телефонную трубку. — Проверка. Когда мисс де Арте делала распоряжение насчет ужина, напомнила ли она, что наши места будут рядом?

— Мисс де Арте? — Один момент, сэр… Боюсь, что нет. Кажется, мисс де Арте пока не делала никаких заказов. Но это, конечно, не проблема. Разумеется, вы будете сидеть за одним столом.

Когда это было решено, Джонатан отправился за покупками. Для ресторана требовался определенный костюм, которого у него не было, ведь он думал, что в Лондоне проведет одну ночь, и взял с собой из Лос-Анджелеса только чистую рубашку и смену белья.

К счастью, на корабле был неплохой магазинчик, и там он нашел вечерний пиджак, который не требовал дополнительной подгонки, а также брюки, в которых хотя и требовались небольшие изменения, но они должны были быть готовы к завтрашнему дню у корабельного портного.

Итак, готовясь к пяти дням жизни на море, здесь он выбрал еще тяжелый кожаный пиджак, а также купальный халат, плавки на случай проведения времени с Андрианной, два кашемировых свитера и еще тренировочный костюм для утреннего бега по палубе. Интересно, Андрианна тоже бегает или она предпочитает гулять?

Закончив с покупками, Джонатан, что было редкостью, стал думать, как убить время. Как такому «запойному» работнику использовать время, оказавшееся свободным? Ну, раз он решил изучать корабельное дело, то и надо заняться этим: осмотреть этот плавучий дворец. Он начал с Золотого минерального источника на море, покрутился на электронном гольфе, затем поработал в гимнастическом зале и закончил плаванием и массажем. Потом он еще зашел в парикмахерскую побрился и слегка постригся, хотя нужды в этом не было. Затем он решил вернуться к своим контрактам и письмам в почтовом ящике, но оказалось, что сосредоточиться трудно, и он с облегчением стал одеваться к ужину.


В вечернем костюме и черном галстуке Джонатан одним из первых занял свое место, чтобы сразу заметить Андрианну, когда она придет, и самому, не дожидаясь официанта, предложить ей стул. Но вот он сел, не обращая никакого внимания на роскошную обстановку столовой: кленовые панели, итальянскую мозаику, гравюры на стенах, Хавиландский фарфор, хрусталь баккара, и стал с нетерпением ожидать. Он вежливо, но бегло познакомился с соседями, продолжая не отрываясь смотреть на вход.

Потом, когда Джонатан равнодушно принялся за омара, он решил, что мисс де Арте из тех женщин, которым нравится опаздывать. Чтобы тем эффектнее сделать свое появление. А может быть, в последнюю минуту она почему-то решила переодеться. И хотя ее отсутствие омрачало настроение и уменьшало удовольствие от салата и грибного супа, оно только увеличивало предвкушение того момента, когда она наконец появится перед его голодными глазами. Но вот подали уже жареного утенка и «Мерсо», а она так и не пришла, Джонатан, упавший духом, наконец понял, что де Арте не придет вовсе. Он быстро поднялся и ушел, бормоча извинения перед другими гостями. Три женщины за столом проводили его заинтересованным взглядом, а их мужчины посмотрели на него с неприязнью и завистью.