Отец нахмурился.

– Но это финансы, верно? Баумгард?

– Я решил устроиться в Корпорацию Келман.

Несколько секунд спустя, пока отец таращился на него, до того как остолбеневшее выражение его лица сменилось на ошеломленное, он начал ржать.

– Срань господня. На секунду я подумал, что ты серьезно, – говорил он, вытирая слезы.

– Я правда серьезно.

– Нет, – он ответил, разглядывая Эвана, – нет, ты не можешь говорить серьезно. Корпорация Келман? Билла Келмана? Почему?

Чувствуя себя уверенно, Эван выпрямился в своем стуле и свирепо глянул на отца.

– Потому что я их выбрал.

– О, умоляю. Никто бы не выбрал работать на Билла «Хромая Нога» Келмана.

– Ну что ж, а я выбрал.

– Хмм.

Эван почувствовал покалывание кожи от своего быстрого признания. Была одна вещь, которую это человек действительно умел делать – читать людей. Это превратило его в одного из самых успешных финансовых менеджеров в мире – и самого общеизвестного в плохом смысле этого слова.

– Не думаю, что ты их выбрал.

– Прошу прощения?

Его отец наклонился, расцепляя лодыжки и устраивая руки на столе.

– Я думаю, что ты обшарил весь Манхеттен и не нашел для себя больше никаких вариантов, кроме Корпорации Келман.

– Ты не понимаешь, что несешь.

– Я знаю, что говорю, – протянул, как ни в чем не бывало. – Ты пришел сюда разодетый. Ты в костюме, твои волосы уложены, и я уверен, машина, которую ты припарковал на улице, вся сверкает. Но это же все лишь видимость, да Эван? Мешки под глазами, их выражение… Парень, я никогда не видел тебя таким изможденным прежде. Не пытайся скрыть это.

– Для твоего чертового сведения, его «маленький» бизнес представляет несколько компаний из списка Fortune 500…

– Его компания представляет дно бочки, и ты знаешь это, – его отец перебил.

– Знаешь, смешно слышать это от тебя, видя тебя олицетворением этой самой долбаной бочки.

Хитрая улыбка медленно пересекла отцовское лицо.

– А твоя мать? Что она сказала по поводу этой замечательной вести?

Эван неловко поерзал на месте, прежде чем ответить.

– Ее перевели в Северную Каролину. У меня еще не было шанса повидаться с ней.

– Ну, я думаю, ты должен. Уверен, ей понравится видеть, как ее сын стал мягкотелым.

– Я не мягкотелый.

– Тогда ради Мишель будем надеяться, что это правда. Что она подумает обо всем этом?

Эван почувствовал, как его кровяное давление начало расти, пока она сидел там, поджариваемый своим заключенным папашей. Почему он всегда чувствовал себя ниже его, был подвластен ему, когда было очевидно, что единственный, кто должен чувствовать стыд – это его отец.

– Мы больше не вместе.

– О, как печально. Ты оказался в чьей–то постели, и вы расстались?

– Знаешь, после публичного унижения, которое мы пережили по твоей вине и двадцати двух лет, проведенных здесь, не думаешь ли ты, что должен быть менее осуждающим?

Колкие глаза отца сузились.

– Я думаю, ты лучше меня знаешь, что люди никогда не меняются.

– Дедушка говорил так о тебе.

– Вероятно, это единственная вещь, в которой засранец оказался прав.

Разочаровавшись, Эван воздержался от едкого замечания и вместо этого спросил:

– Почему ты говоришь о них так? Они вмешались, когда вы с мамой провалились. Довольно эффектно, стоит отметить.

Его отец фыркнул.

– Если под эффектностью ты понимаешь остаться без гроша и вырастить наркомана…

– Хватит! – Эван хлопнул руками по столу, заставляя разговоры вокруг них смолкнуть. – Хватит уже.

– Прекрати орать, – прошипел отец.

– За десять минут, потраченные впустую, ты оскорбил меня, оскорбил мою работу и оскорбил единственных людей во всем мире, которым не похрен на меня.

Его отец взглянул на него и жестом указал сесть.

– Сын…

– Не называй меня. – Эван чувствовал, как трясутся его руки, он крепко сжал их в кулаки, не позволяя видеть этому человеку какие–либо проявления слабости. – Ты отказался от этого права давным–давно.

Он поднял голову.

– Тогда зачем ты здесь?

Потому что я привык лажать.

– Знаешь что? Я не имею чертового понятия. С меня хватит.

– Как долго тебя не будет в этот раз? Месяцы? Годы?

– Сколько тебе осталось?

– Двадцать, если буду хороши мальчиком.

– Ровно столько.

– Роквелл! – охранник позвал у двери. – Время вышло.

Звук его прежнего имени эхом разнеслось по комнате, Эван смотрел, как его отец встает, но не нашелся, что сказать.

– Увидимся через несколько месяцев, Эван, – сказал он, поправляя рубашку, как если бы он был в сшитом на заказ Шарве вместо дешевой тюремной униформы. Затем он пригвоздил его тяжелым взглядом. – Ты никогда не сможешь остаться в стороне.

Он не сказал ничего, пока его отца уводили от него, но пообещал себе, что не вернется сюда больше.

Когда он вышел из здания к своей машине, то заметил, как парковочные огни отражались от полированной поверхности и вспомнил, что сказал его отец. Забираясь внутрь, он расположился на удобных сидениях своего Рендж Ровера и повернул зажигание перед тем, как опустить окна.

Он наконец–то почувствовал, что может дышать.

Боже, этот человек бесил его. Прошло много времени, с тех пор как он видел его в последний раз, поэтому он уже забыл о своей неприязни к нему. От того ли, что просто не любил отца за его натуру или потому что сам был похож на него, он не хотел думать. В некотором смысле, он чувствовал, что постоянно ищет одобрения этого человека, что было, принимая во внимания обстоятельства, просто смешно.

Ему не нужно было его одобрение – он был уже большой задницей, в конце–то, блять, концов.

То, что было ему нужно, – это помнить о мире, к которому он принадлежал. Тот, в котором он собирался бороться снова и подняться на вершину еще раз.

Он был Эваном Джеймсом, больше не Эваном Роквеллом, который жил в тени позора своего отца, и на этот раз все будет на его условиях.

Глава 5.

Пытаясь стряхнуть с себя тюремную грязь, он привел себя в порядок, останавливаясь постричься и гладко побриться, перед тем как надеть свой лучший костюм. Бар, намеченный им, очень разнился с тем, что он выбрал для своей последней вылазки, но сегодня ему хотелось чего–то другого. Он не хотел грязного перепихона в переулке; он хотел интрижки высокого класса. Кого–то, кто хорошо выглядит, хорошо пахнет, а тем более хорош на вкус.

Я, блять, этого заслуживаю.

Хорошо освещенный интерьер Новы встретил его, полированное дерево и большие подвесные канделябры излучали утонченность, и он помедлил, заходя внутрь, чувствуя сладкую смесь духов, сигар…и денег.

Это было больше похоже на его мир, его жизнь, к которой он привык, перед тем как все покатилось к чертям. Это был мир, в который он намеревался вернуться.

С дерзкой уверенностью он прохаживался по помещению, встречаясь глазами с каждой, мимо кого проходил. Ему нравилась искра интереса, которая освещала их глаза – и тот факт, что ему не было здесь равных.

Проходя мимо всех них, он направился к барной стойке, позволяя им следить взглядом, подогревая их смелость подойти к нему. Он знал, что то, как он был одет, как он выглядел – не облегчало для женщин задачу, сделать первый шаг, но та, кто рискнет, будет стоить потраченного времени. И он сделает так, что она тоже не потратит его впустую.

– Напиток для вас, сэр? – голос бармена возвысился над болтовней в помещении. Она была симпатичной штучкой, несмотря на то, что была полностью скрыта от глаз за широкими брюками и рубашкой. Ее грудь натягивала материал и оказывала давление на пуговицы, чем привлекла и удерживала его внимание.

– Если его сделаете вы? Конечно.

Он направил на нее всю силу своей улыбки, и она мило прикусила губу, что не совсем подходило этому заведению. Она казалась…застенчивой. Оглядев ее во второй раз, он заметил, какой юной она казалась. Немного веснушек покрывало ее щеки, а ее широко открытые глаза не выдавали ни намека на испорченность.

– Что вы хотите?

Тебя на барной стойке с раздвинутыми ногами, ожидающую меня.

– Может вы могли бы сделать что–нибудь особенное для меня сегодня? – он перегнулся через стойку и обернул ее длинный рыжий локон вокруг пальца. – Что–нибудь, что разожжет во мне огонь.

Девушка прочистила горло и глянула вокруг, как будто проверяя, с ней ли он вообще разговаривал, но, когда ее глаза вернулись к нему, а он все еще был сосредоточен на ней, до нее дошло.

Заправляя непослушную прядку за ухо, он сказала:

– Ну, мы можем сделать кое–что быстрое и легкое типа шота виски, который соответствует ваши глазам… – она остановилась, смущаясь и нервно жуя губы. – Или, эмм…может, что–то посложнее…Могу я сделать для вас «Кислый Дым»?

Он придвинулся ближе к ней, и она скопировала его движение.

– Быстро и легко недооценивают, что скажешь?

– О, Бога ради, не пугай бедняжку, – резкий голос послышался справа.

Он повернулся и увидел Блонди…Рейган, которая закатывала глаза. Она обратила свое внимание на бармена, которая отпрыгнула прочь и сейчас была настолько красной, что невозможно было отличить, где начинались ее рыжие волосы.

– Он будет Манхеттен со льдом, но мой вы можете сделать без, – поворачиваясь к нему, она ухмыльнулась. – В поисках?

– У тебя появилась привычка спрашивать то, что тебя не касается.

Когда она села рядом с ним, он заметил, что не единственный приводил себя в порядок сегодня вечером. Ее волосы были распущены, каскадом волн спускаясь к плечам и обрамляя глубокий вырез ее платья, который демонстрировал внушительный бюст. Ее губы были насыщенного темно–красного оттенка, соответствуя тесному платью, которое не оставляло пространства воображению.

– Нет необходимости обороняться. Мы теперь старые друзья, верно? Ой, ты же не против, что я села сюда, да? Не парься. Я не буду мешать попытке подцепить школьницу. Если ты в настроении для бревнышка, каковым она является.

– Просто по–дружески болтаем, – ответил он. – Умение, которому ты, очевидно, не обучена.

– Если я правильно припоминаю, то не мои разговорные навыки ты хотел, чтобы я улучшила.

– Вовсе нет, твой рот выглядит более привлекательно, когда заполнен.

– Я приму это, как комплимент. Ты преподал мне длительные, изматывающие уроки по улучшению этого навыка, – протянула она с широкой улыбкой.

– Сомневаюсь, что они были изматывающие. Ты казалась довольно наслаждающейся, стоя на коленях.

Бармен выбрала этот момент, чтобы поставить напитки на салфетки напротив них, ее руки потряхивало, пока она ставила бокал для мартини, поэтому немного жидкости выплеснулось за край и попало на протянутую руку Рейган.

– О Господи, простите, – девушка извинялась, хватая салфетки, чтобы вытереть беспорядок. – Я сделаю вам другой. – Она умчалась прежде, чем кто–либо из них смог что–то сказать.

Поднеся руку ко рту, Рейган слизала жидкость с большого пальца и подняла на него идеально очерченную бровь.

– Неопытно и грязно. Ты уверен, что хочешь туда?

– Хочу куда? Мы просто разговаривали. Знаешь, поступление в колледж, как много у нее кошек, куда она больше любит: в киску или в задницу…

Не поднимая ресниц, Рейган поднесла ко рту бокал и сделала глоток. Когда поставила его обратно на стойку, она спросила:

– И как же она отреагировала на эти твои…очаровательные вопросы?

– Вандербилт, две, и куда–блять–я захочу засунуть.

– Ну, должно быть она неопытная, потому что ни одна уважающая себя женщина, желающая подцепить мужчину, не признается, что у нее есть две кошки.

Он сделал большой глоток своего напитка.

– Некоторым недостаточно только в киску.

– Черт, я же, как раз, из таких.

– Тебе, вероятно, стоит потрудиться чуть сильнее над разговорными навыками, о которых я упоминал ранее.

– Хмм, – она повернула голову и окинула помещение быстрым взглядом, перед тем как вернуться к нему. – Возможно, ты прав. На самом деле, я вижу кое–кого вон там, с кем бы хотела поговорить, – она встала и допила мартини, как раз когда бармен вернулась с новым коктейлем. Вытаскивая купюру из своего декольте, она бросила ее на стойку, пока смотрела на него. – Этот с меня, – затем взяла свой стакан и начала проталкиваться через толпу к противоположной стороне бара.

Боже, это женщина нечто. Она выглядела породисто и сексуально, аккуратно обтянутая этим соблазнительно–красным трахни–меня платьем. Если бы его член не попутешествовал везде, где только она могла предложить, он был чертовски уверен, что не стал бы злиться на разодетого парня, около которого она только что остановилась. Но как оно и было, он покатался на всех ее аттракционах, и не повторялся. По крайней мере, он пытался себя в этом убедить. Опять.