Она только заливается смехом.

— Я знаю, что это звучит глупо. Вот поэтому я и пытаюсь сказать: не верь слухам, потому что мне уже сказали, что некоторые люди думают, что Кингстон и я переспали, но это не так. Он даже с трудом разговаривает со мной. Так что остальные слухи тоже могут быть лживыми.

— Единственное, что я скажу — ему лучше следить за собой, — говорю я ей. —  Довольно многие бывалые здешние парни столкнутся с тем, что их девушки начнут вилять хвостом перед ним.

Саванна кивает.

— Кстати говоря, я лучше пойду спасать Кингстона от Клея, или, по крайней мере, буду там на всякий случай. Ты же знаешь эго этого человека.

— Кого именно?

— Клея! — отвечает она, смеясь.

— Мы действительно называем его человеком сейчас? — спрашиваю я, наблюдая, как она уходит. — Потому что я бы не сказала так о нём.

— Смешно, Эхо! Не позволяй ему услышать этого. Иначе его сердце не выдержит.

— Я попробую! — кричу я, но она уже слишком далеко, чтобы услышать меня.

Оставшись дома наедине с собой, меня поражает внезапная, всепоглощающая потребность поговорить со своим братом. Поэтому я выбегаю из этих знакомых мне мест, чтобы немного уединиться, но решаю оставить всё как есть… и спрятаться прямо под открытым небом.

А именно на переднем крыльце.



Глава 7

Я набираю Себастьяна и улыбаюсь, когда он отвечает после четвёртого гудка. Только от услышанного простого «Привет» мои глаза начинает покалывать от горько-сладких слёз.

— Эй, братишка, — тихо отвечаю я, сражаясь со своей печалью и пытаясь не выдать себя. — Это я, Эхо.

Он смеётся.

— Кто такая Эхо?

— Прекрати, — отвечаю я со смешком. Думаю, мне не нужно было говорить кто я такая, после того как назвала его «братишкой», не говоря уже о том, что мой номер записан у него в телефоне. — Как ты?

— Чертовски сказочно! — его попытка сымитировать акцент терпит неудачу, и мой смешок превращается в неистовый смех.

— Боже, скажи мне, что ты шутишь. Ты же знаешь, что не должен разговаривать как они, не так ли?

— Да шучу я, успокойся, можешь прекратить там закатывать свои глаза, — отвечает Себастьян, напоминая мне о том, насколько хорошо он меня знает. — А если без шуточек, то я просто великолепно. Ты бы полюбила это место, Эхо. Это живописное место напоминает мне о тебе.

— Но ты же все-таки скучаешь по дому, — я тяжело сглатываю, — да?

Я хорошо его знаю, но, даже не видя его перед собой прямо сейчас, знаю, что он качает головой в ответ.

— Конечно же, скучаю. Я же сказал тебе, что не заинтересован оставаться здесь навсегда, так что не волнуйся об этом. Поправочка: тебе лучше перестать волноваться об этом. Теперь рассказывай, как там все поживают?

Разве он ни с кем ещё не разговаривал после того как уехал?

— Неплохо. Сэмми и я работаем над его фокусами. Он действительно надеется, что папа позволит ему показать несколько на одном из праздничных шоу.

— Сними мне видео, если он будет выступать. Пообещай, что сделаешь это.

— Будет сделано, — я немного расслабляюсь. — Мама и папа… Мама и папа, — я смеюсь. — Ты разве не разговаривал с ними?

— Немного пообщался, когда приземлился, — чувство вины слышится в его голосе. — Мне нужно позвонить маме сразу же после разговора с тобой. Только не говори ей о том, что мы разговаривали, хорошо? Я хочу ей…

— Я знаю, — сжимаю губы и спрашиваю, — что насчёт Саванны? Ты уже звонил ей?

Он издаёт хмм-и-кххм звук, но не отвечает на мой вопрос.

— Серьёзно? — мой возглас звучит настолько громко, что ему явно слышен мой шок.

— Эй, она ведь мне тоже не позвонила! — защищает он себя, но на удивление беспокойство в его голосе отсутствует. — Зачем открывать ящик Пандоры?

Открывать ящик Пандоры? Что это вообще значит? Он это серьёзно прямо сейчас? Они были неразлучны последние несколько лет, никогда не могли держать свои руки друг от друга. Я думала, что расстояние только укрепит их отношения… а теперь мы говорим о ящике Пандоры?

— Ох, ну даже не знаю, — наконец отвечаю я. — Возможно, потому что она твоя девушка?

— Ты моя младшая сестра — мой самый родной человечек во всём мире, и я даже тебе не позвонил. Я чувствую себя намного хуже из-за этого, — Боже, как же я люблю своего брата. — Ну, расскажи мне о Кингстоне. Как всё проходит?

Теперь моя очередь очень тщательно подбирать слова.

И, видимо, это занимает слишком много времени.

— Что такое, Эхо? Если этот ублюдок…

— Успокойся, — говорю я, останавливая его напыщенную речь, прежде чем он всё выскажет. — Кингстон в порядке. Он не сделал ничего за что ты должен его убить, по крайней мере, ты должен гордиться тем, как он поставил Камдена на место в школе.

«Вот же дура, Эхо! О чём я думаю?»

— Что сделал этот кусок дерьма? Я убью его чёртову задницу!

Я удивлена, что мои родители до сих пор не услышали его крика на весь дом и не прибежали сюда.

— Он сделал некие непристойные комментарии, ну знаешь, в его стиле. Но Кингстон заткнул его десятью словами, — я не могу сдержать улыбки, с гордостью рассказывая о моём новом соседе, и, возможно, с капелькой лести в свой адрес.

— Хорошо. Он спит в моей кровати, и я уверен, он никому не позволит плохо обращаться с тобой. Возможно, я и ему позвоню позже.

Я пытаюсь сдержать смешок.

— Неа, ты не можешь сымитировать их жаргон с акцентом даже, когда злишься. Прости, братец.

— Просто подожди немного и увидишь, какой у меня будет отличный акцент, к тому времени, как я вернусь домой. И тогда я смогу использовать его на всех этих американских девушках.

— Во-первых, ты американец, так что ты уж там постарайся и не забывай о своей нации, хорошо? И единственной девушкой, на которой ты должен использовать этот чудо-акцент — Саванна.

— Да-да. Так ты поставила Кингстона на место, как всегда старалась сделать со мной?

От меня не ускользает, как быстро он уходит от разговора о Саванне, но решаю не продолжать. Это их дело. Я просто хочу поговорить со своим братом.

— А ты как думаешь? — моя усмешка выходит самодовольной.

— Думаю, что если ты ещё не сделала этого, то ему лучше подготовиться. Предполагаю, будет лучше, если я поговорю с ним об этом лично.

Я не собираюсь тратить свои силы попусту. Если скажу Себастьяну не звонить ему, то это только заставит его сильнее захотеть позвонить.

— Делай, что хочешь. Просто береги себя, и звони мне хотя бы один раз в неделю, хотя бы чтобы просто сказать «привет» и дать знать, что ты жив. Это займёт всего несколько минут. Мама сказала, что изменила твой план.

— Хорошо, — его голос становится каким-то отдалённым, словно он отвлёкся, и через секунду я слышу, как он говорит кому-то подождать минутку.

— Себ, всё хорошо, ты можешь идти. Я просто соскучилась по тебе. Хотела услышать твой голос и убедиться, что ты не забыл о нас, — закрываю глаза, мне так сильно хочется обнять его прямо сейчас. — Я люблю тебя, Себастьян.

— Я люблю тебя больше, Эхо. Поклянись мне, что будешь в порядке? Как ты спишь?

— Хорошо... Всю ночь, насколько мне известно.

— Значит, чай помогает? Я купил тебе более чем достаточно, так что пей его каждый вечер перед сном.

— Себ, я пью его. Ты же не будешь жить со мной до конца жизни. Со мной всё будет в порядке, и я умею самостоятельно заваривать чай.

— Обещаешь? — произносит он с сомнением. — Ты не о чём там не умалчиваешь? Если я нужен тебе там, я готов вернуться домой. Ты знаешь это.

— Я никогда не лгала тебе, Себастьян. Я в порядке. Обещай, что не будешь волноваться.

— Я не буду, пока ты говоришь, что всё нормально. Если что-то изменится, звони мне сразу же. Я серьёзно.

Я знаю, что он выполнит то, о чём говорит, но я никогда не посмею вернуть его. Я большая девочка, и у меня есть план, как доказать это.

— Конечно же, буду. Веди себя хорошо и не попадай в никакие неприятности, — говорю я с небольшим смешком.

— Не могу ничего обещать, кроме этого, — он смеётся. — Люблю тебя.

— Люблю тебя больше. Пока.

Я вешаю трубку и смотрю в одну точку, проигрывая этот звонок в своей голове. У меня ещё так много вопросов, которые я хочу ему задать: об отце Кингстона, в какой комнате он поселился и почему ему стала неинтересна Саванна. Но если посмотреть с другой стороны, я рада, что не стала спрашивать его об этом. Мне просто хотелось поговорить со своим старшим братом, и именно это я и сделала.

— Ты на самом деле гордишься тем, что я надрал задницу Камдену?

— Господи! — визжу я, бросая телефон и поворачиваясь к Кингстону. — Ты должен перестать вот так подкрадываться. И ты что подслушивал? Это не очень-то и по-джентельменски. Ты должен будешь поцеловать ещё пятьдесят рук, чтобы переубедить меня.

К счастью, моя дерзость скрывает признаки разочарования, и от меня не утаивается тот факт, то он надел рубашку обратно.

— Так вот что тебя беспокоит. Ты ревнуешь? — он приподнимает одну бровь, ожидая моего ответа.

Я не знаю, почему он старается очаровать всех этих девушек именно таким способом, ведь всё, что ему нужно — это подмигнуть и улыбнуться им, что он сейчас и делает.

Я поднимаю свой телефон — к счастью для него он не разбился — и встаю.

— Ха. Правильно. Но нет, я просто обеспокоена твоим здоровьем. Поверь мне, тебе не захочется знать, где успели побывать ручки этих тарталеток.

— Мм-хмм, — низкий звук вырывается из его груди, когда он садится на ступеньки, где ранее сидела я. — Как дела у твоего брата?

Я пожимаю плечами.

— Отлично. Сказал, что ему там очень нравится.

Он кивает.

— Не сомневаюсь в этом. Мой отец может быть весьма гостеприимным, когда ему это надо.

Я сажусь рядом с ним.

— А твоя мама? — спрашиваю тихо, стыдясь своей назойливости, но не в силах удержаться от вопроса.

— Моя мама умерла, когда я был маленький, Эхо. Ты можешь поднять голову, я не против твоего вопроса. И, честно говоря, я уже скучаю по этому красивенькому личику.

— Ты скучаешь по ней? — обдуманно спрашиваю я, когда нервозность проходит.

Он качает головой.

— Я не помню её, чтобы скучать по ней. Но люди говорят мне, что она была замечательной женщиной, так что я часто представляю её себе, и что было бы если бы она была рядом. Имеет ли это хоть какой-то смысл?

— Имеет, конечно, — я опускаю свою руку на его. — Мне очень жаль, Кингстон.

Сильные, крепкие мышцы на его руках напрягаются, когда он ставит обе руки на ступеньку и подвигает своё тело ближе к моему. Он опускает голову, и наши глаза оказываются на одном уровне.

— Почему тебе жаль, Любовь моя?

Я не могу оторвать своего взгляда от искренности в глубинах его глаз.

— Потому что ты не рос с мамой, и ты не можешь вспомнить время проведённое с ней. Моё сердце болит из-за этого… из-за тебя.

— Ты говоришь искренне, — говорит он без тени сомнения. Я молчу. — И ты даже пропустила мимо ушей мой комплимент. Ты разве его не слышала, или тебя просто отвлекли мои чувства?

Я открываю рот, чтобы ответить, но он закрывает его, приложив палец к моему подбородку.

— Не нужно. Я уже знаю ответ.

— Кингстон… — выдыхаю я. Я не знаю, что сказать дальше, но к счастью Сэмми спасает меня и в этот момент заходит через парадную дверь.

— Эхо, мама хочет, чтобы ты помогла ей с ужином! И Кингстон, папа сказал, что тебе лучше разгрузить тот грузовик, иначе ты не сможешь получить еду.

О мой Бог. Наш торжественный момент полностью разрушен, и сейчас я смеюсь так сильно, что у меня начинает болеть живот. Потрясённый взгляд на лице Кингстона бесценен.

— Он на самом деле не даст мне поужинать?

— Да, — хриплю я сквозь смех.

— Ну, это меня не страшит, потому что Клей вызвался поработать, желая доказать свою мужественность, и закончил разгрузку.

— И кто сможет доказать это? Никто ничего не видел ведь.

— О, кое-кто наблюдал.

Он пристально смотрит на меня, как будто ожидает, что я разгадаю его головоломку. Когда я не отвечаю, он встаёт и протягивает мне руку.

— Забудь. Давай посмотрим, что есть из продуктов. Я голоден.

~~~~~

После таких коротких, но насыщенных моментов, которые мы вместе делим на крыльце, Кингстон и я окунаемся в общительную рутину. Мои утренние сообщения в душе, которые я теперь с нетерпением жду перед началом нового дня, всегда ожидают меня.

У меня факультатив по математическому исчислению в кампусе только три раза в неделю, поэтому остальные два дня выпадают, и поскольку занятия заканчиваются раньше во вторник я его не вижу. В среду во второй половине дня, я радуюсь, что Саванна бок о бок заходит со мной в класс по исчислениям, а также рада видеть Кингстона, который уже сидит в дальнем углу, недалеко от меня.