— Давай, — согласился Мара.

Он подошел к столу, взял стакан, на три четверти наполненный ярко-красным вином (скорее, винным напитком), и сел на пол напротив Лизы, поджав под себя ноги. Ему было хорошо. Удивительно хорошо и спокойно в этой маленькой светлой комнате рядом с ней. Он потягивал вино, наблюдая за тем, как Лиза, нахмурившись, ищет музыку на смартфоне. Вскоре она почувствовала его взгляд, подняла на него глаза и улыбнулась.

— Не знаю, что поставить, — пожаловалась она.

— Поставь что-нибудь хорошее, — сказал он и потянулся к рюкзаку.

— Ты совсем не помогаешь.

Лиза снова задумалась, листая треки в телефоне. Она сосредоточенно покусывала ноготь на большом пальце левой руки; она казалась сейчас такой милой и серьезной, как будто правильной выбор песни мог спасти их от глобального потепления.

Мара вытащил из центрального кармана большой потертый блокнот, положил его на колено и, вглядываясь в лицо девушки, несколько секунд тихонько постукивал кончиком тонкого механического карандаша по чистому листу. Она была так поглощена поиском трека на экране смартфона, что теперь уже не замечала его пристального взгляда. Сначала Мара немного поводил кончиком карандаша в нескольких миллиметрах над листом, не оставляя на нем следов, как будто сверяясь с картой пути, который ему предстоит проделать. Потом он начал рисовать, и призрачные линии стали проявляться на бумаге.

Минуту спустя тишину стал наполнять голос Тома Йорка. Лиза немного прибавила громкость и сказала:

— Ну вот. Я всегда ставлю Тома Йорка, когда не знаю, что послушать.

Он промычал что-то в ответ, кажется, даже не услышав ее слов.

Лиза подняла глаза на Мару и только теперь увидела, что он рисует. Рисует ее.

— Не двигайся, — сказал Мара, — посиди так немного.

Его голос прозвучал сосредоточенно и спокойно, но это спокойствие не передалось Лизе. Она не шелохнулась, и в то же время как будто сгорбилась и покраснела от смущения.

— Не волнуйся, — добавил Мара, уловив ее напряженный, отведенный в сторону взгляд и плотно сжатые губы. — Попробуй расслабиться. Не нужно специально позировать… можешь посмотреть на меня?

Она посмотрела на него.

Несколько минут они просидели в тишине, прерываемой только легкими прикосновения карандаша к бумаге. Лиза решила, что это не так-то просто — усидеть на месте, пока кто-то непрерывно на тебя пялится. Она вцепилась пальцами в колени, приподняла брови, отчего у нее на лбу появилась небольшая горизонтальная морщинка. Мара догадался, что она слишком волнуется и чересчур старается выглядеть естественно.

— Расскажи мне о чем-нибудь, — сказал Мара.

— О чем?

— Все равно. — Мара пожал плечами. — Например, о чем ты сейчас думаешь.

Она закусила губу и опять непроизвольно отвела взгляд к окну.

— Я думаю, что все это странно. Знаешь, сейчас мне кажется, что рисовать меня — это не такая уж хорошая идея. — Она помолчала. — Я не привыкла, чтобы на меня так долго смотрели. Я чувствую себя голой.

— А я давно не рисовал, — ответил Мара просто. — Так что в каком-то смысле мы оба сейчас голые.

Лиза кивнула и снова взглянула на Мару.

— Тогда ладно. Значит, сидим сейчас голые напротив друг друга, как будто это нормально… — Она улыбнулась.

— М-м-м, — протянул Мара, задумчиво покусывая кнопку карандаша.

Несколько минут спустя, когда заиграла песня «Harrowdown Hill» и Том Йорк пропел строчки в припеве: «We think thesame thingsat thesame time, we justcan’t do anything about it», — Лиза заговорила:

— Знаешь, я часто вспоминала тот день, когда мы впервые встретились. А в последнее время, после того, как мы… начали общаться, я стала переживать, что ты вообще обо мне думаешь. Я же такая глупая и стремная. Иногда, когда перед сном напьюсь и ворочаюсь в кровати, я представляю тебя, что ты сидишь вот как сейчас, напротив меня, а я тебе что-то важное такое говорю… То есть, конечно, это мне только кажется, что все это очень важно, что я тебе обязательно должна что-то объяснить. И слова как будто такие точные нахожу, что дух захватывает. И все время думаю, что запомню все в точности и наутро тебе напишу, и ты все поймешь. Знаешь же, как это бывает перед сном, когда придумываешь какой-то неправдоподобный диалог, а как проснешься, забываешь все, как глупый сон? — Она сделала паузу, чтобы отпить чая.

Мара положил блокнот на пол и внимательно посмотрел на Лизу, тоже сделав несколько глотков из своего стакана. Лиза продолжала:

— Я часто по ночам не могу уснуть, потому что думаю о разном, не только об этом. Так что, наверно, ты и ни при чем. Может быть, я так в себе пытаюсь разобраться, оправдаться за что-то. Просто как-то наваливается все сразу, понимаешь?

Мара задумался, а потом кивнул. Конечно, он ее понимал.

— Ну вот. В общем, если я думаю о тебе… то есть, о нас, я почему-то чувствую себя виноватой. Не знаю за что. Знаю только, что встретились мы в том бассейне случайно, а могли бы вообще не встретиться никогда. Вот из-за этого и кажется, что я тебя обманула. На самом деле, я ведь не люблю рейвы, тусовки, музыкальные фестивали, где много народу, и особенно — бассейны, даже пустые. — Она как-то виновато улыбнулась. — Подруга взяла билеты, и я согласилась. А сама-то я и в бары-то ходила всего пару раз, а пить люблю в одиночестве, дома перед ноутбуком. Все «концептуальное» не понимаю, за современной культурой не слежу, в Инсту ничего не выкладываю уже давно, тяжелую литературу почти не читаю, только старое и любимое перечитываю — на это меня пока хватает… Я не модная и не общительная. — Она вздохнула. — Я, наверно, тоже сейчас выпью. Только следи за мной, Мара, а то я быстро напиваюсь.

Лиза встала, положила чайный пакетик на салфетку и, не споласкивая стакан, налила себе вина.

— Ну вот, — сказала она, опустившись на прежнее место напротив Мары. — Могу я посмотреть, что там вышло?

— Да пока особо нечего показывать, — пробормотал Мара, — так, просто набросок.

Лиза протянула руку, и он нехотя передал ей блокнот. Она надела очки и несколько секунд всматривалась в свой незаконченный портрет.

Потом она улыбнулась и посмотрела Маре в глаза.

— Ты мне льстишь.

— Совсем нет, — начал неуклюже оправдываться Мара. — Нарисовал, что вижу. Если тебе правда нравится…

— Честно, очень нравится, — перебила она. — Подаришь мне?

— Ну да, только нужно еще доработать.

Она уверенно покачала головой.

— Лучше оставь так, как сейчас. Это же твое первое впечатление от меня, правда?

— Можно и так сказать, — сказал он смущенно.

— Вот и хорошо, это самое главное. Я рада, что ты… нарисовал меня без очков.

Лиза снова опустила глаза на верхний лист блокнота, провела по нему пальцем, и Мара с удивлением отметил, что ей, наверно, действительно понравилось. «Такая ерунда, а она, кажется, и правда довольна, — подумал он не без удовольствия. — Показать бы ей что-нибудь из моего посерьезней».

— Ты давно рисуешь? — спросила Лиза, взглянув на него.

— С детства. Но это, конечно, не в счет. Ходил в художку, но бросил через пару лет.

— Почему?

— Не знаю. — Мара пожал плечами. — Мне не очень там нравилось.

Лиза помолчала.

— Знаешь, если честно, я и к творческим людям всегда относилась с подозрением, — сказала она после паузы, — раньше я никого вроде тебя не встречала. Мне не нравились люди, которые так и лезут в твою жизнь через ленту, спамят своим «творчеством», как будто хотят всем понравиться. А как посмотришь на их рисунки или пошлые эскизы татуировок, так сразу понимаешь, что сказать им в сущности нечего.

Мара улыбнулся. Ему, конечно, было приятно это слышать.

— И что же еще в этом мире тебе не нравится?

Лиза сделала несколько жадных глотков и улыбнулась ему в ответ.

— Дай подумать. М-м-м… Много всего. Книжки по мотивации, хюгге, напыщенность, радикализм на словах, отдых по путевке, ароматные палочки, солнечную погоду, нешерстистых зверей…

— Да уж, немало всего… — Мара засмеялся. — А что тебе нравится?

— Ну, я люблю, крепкий чай и кофе со сливками, хотя можно и с соевым молоком. — Она подмигнула. — Курить, спать, улыбчивых домохозяек — если наблюдать за ними издалека, — общественный транспорт, Москву и Питер, одежду, секонд-хэнды, пирсинг — хотя себе делать боюсь, — пилить ногти, иногда кусать, цветные волосы, медицинские статьи о неизлечимых болезнях, которые меня не касаются, все полосатое, ездить с мамой в магазины… когда она еще брала меня с собой; сидеть с подругой в пустом кафе, смотреть дурацкие шоу на ютубе, нейролептики, некоторые легкие наркотики, чистые несанаторские столовые, монастырские пироги, пасмурную погоду, теперь вот, наверно, полюблю работать натурщицей… — Она засмеялась.

— Да, список впечатляющий, — сказал Мара.

— Вот такая я курица. — Лиза залпом допила свой стакан, оставив на дне только тонкую полоску рубинового цвета, и добавила: — Никто до тебя меня не рисовал, Мара, помни об этом. Так что теперь, думаю, я должна стать твоей музой. Можно я буду твоей соевой курицей?

— Наверно, уже так и есть, — тихо сказал Мара. — Ты уже моя муза.

~ ~ ~

В тот вечер Лиза действительно напилась, и они решили не идти на ужин. Допоздна в номере играла музыка. Мара лежал на полу, положив под голову рюкзак, а вокруг него легким облачком проплывала Лиза. Он наблюдал за ней с полуулыбкой, допивая третий или четвертый стакан вина. Настроение потанцевать на нее нашло, когда она поставила песню «Money» группы The Drums. Она скинула тапочки, подошла к Маре и попыталась поднять его с пола, потянув за руки:

— Давай, Мара, вставай! Сегодня мы свободны делать что угодно, а завтра об этом никто не вспомнит.

— Я не умею танцевать, — сказал он, — к тому же я еще слишком трезвый, чтобы забыть об этом.

— Не бойся, давай потанцуем! — Она, смеясь, вцепилась в его запястья. — Я так давно не танцевала.

Мара немного приподнялся на коленях, но тут же притянул Лизу к себе, и они вместе повалились на пол. Ее руки оказались у него на плечах, а голова склонилась над его лицом. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Мара поднял ладонь, чтобы коснуться ее щеки, но Лиза приподнялась на руках, вдавив его плечи в пол, а ноги подтянула вперед, сложив их в коленях. Теперь она сидела у него на животе. Мара, закашлявшись, обнял ее за талию и снова прижал к себе. Они потерлись носами, но вдруг Лиза, не переставая улыбаться, дернулась в сторону и, придавив его предплечье, упала на спину. Он попытался высвободить руку, но у него не получилось. Тогда Мара перевернулся вслед за Лизой и оказался на ней сверху. На мгновение он почувствовал своей грудью ее маленькие, придавленные его телом груди. Мара приподнялся на левом локте и правой рукой дотронулся до ее лба, запустив пальцы в ее короткие волосы.

Какое-то время они лежали, сбивчиво дыша, слушая быстрый рифф бас-гитары, заполнявший комнату своим мажорным мотивом. Потом Лиза, набравшись сил, оттолкнула Мару. Он, не удержавшись на локте, снова повалился на спину, а она вскочила на ноги и начала танцевать.

Лиза протянула руки вперед, к нему, над ним, выставив открытые ладони, и стала покачивать полусогнутыми коленями в такт музыке. Мара сел на полу и на ощупь нашел стакан с вином. Он чуть не опрокинул его, задев пальцами, но Лиза этого уже не видела. Она закрыла глаза и полностью отдалась музыке.

Вскоре закончилась песня, потом еще одна, и еще… Лиза танцевала, а Мара переместился поближе к кровати, прилег на полу, положив под голову рюкзак и поджав ноги, чтобы ей не мешать. Он наблюдал за ней из своего угла — сначала с улыбкой, потом рассеянно, с полузакрытыми глазами. Его пьяный взгляд выхватывал ее резкие повторяющиеся движения на фоне советских обоев, и вскоре ему стало казаться, что Лиза вошла в какой-то транс и уже не может остановиться сама. Словно все, что в ней накопилось за месяцы одинокого и мрачного существования, рвалось теперь наружу в каком-то странном диком ритуальном танце… Нет, это был не ритуал. Больше это было похоже на истерику.

Он взглянул на часы — было уже заполночь. За стеной над ухом Мары раздались неуверенные постукивания — должно быть, кто-то из пациентов не мог уснуть. Лиза, казалось, этого не слышала и не чувствовала времени. Она вся дрожала от усталости, но продолжала танцевать. Из уголков ее глаз потекли слезы, оставлявшие соленые дорожки на щеках. Ложбинка под носом тоже стала влажной, на ее верхней губе долго дрожала маленькая капля, которая, наконец, упала на пол.

Мара поднялся, подошел к столу и выключил колонку. Лиза продолжала танцевать. В тот момент Мара действительно испугался. Он положил руку Лизе на плечо, но она как будто не почувствовала его прикосновения. Тогда он с силой сжал ее предплечья и медленно опустил ладони, переместив их на запястья, сцепив их в замок; он почувствовал мурашки на ее коже, как будто она замерзла в этой натопленной комнате. Лиза остановилась. Она открыла глаза и невидящим взглядом обвела комнату, потом удивленно посмотрела на Мару.