Меня все-таки шарахнуло током по всем нервным окончаниям одновременно. Я с ужасом перевел взгляд на брата.

— Кто? — еле разлепил губы, уже отлично зная ответ. Надежда билась в предсмертной агонии.

— Что случилось? — осторожно спросил Билл, внимательно следя за мной.

— Югендамт[2].

— Я сейчас приеду. Ничего не делай, никому не звони. Я уже еду.

— Том. — Ее протяжный всхлип разорвал мою грудь в клочья.

— Я сейчас… Я быстро… Я еду…

— Что случилось? — Билл попытался ухватить меня за руку, когда я пронесся мимо него. Я лишь отмахнулся, выбегая из кабинета, судорожно набирая номер матери.


Глава 3


Не знаю, с какой скоростью я несся по стоящему в час-пик городу, наплевав на все камеры, светофоры и полицейских. Меня колотило так, что пальцы сводило, а пот горошинами стекал по вискам и капал на рубашку. Югендамт — даже спустя двадцать пять лет меня трясет от этого слова, как долгие годы трясло нашу мать и отчима, как трясло всю нашу семью. Югендамт — сучий потрох, из-за которого мы среди ночи едва ли не в пижамах экстренно валили из Лейпцига в дыру под названием Лойтше, а потом еще два года не высовывали носа из дома и как шуганные драпали под родительское крыло, едва заметив чужого на улице. Югендамт — твари, из-за которых мы начали выступать на год позже, которые преследовали нас попятам, вычитывая контракты, графики гастролей, проверяли отели и еще черт знает что! Что же это за напасть на нашу семью? Почему Мари? Кто? Кто мог натравить на нее бераторов? Я лично убью эту тварь! Собственными руками.

К дому Мари мы с мамой подлетели одновременно. Наверное, у меня был такой же вид как у нее — сумасшедший.

— Что она сказала? — схватила мама меня за рукав.

— Не знаю… — Я бросился бегом в квартиру.

Дверь оказалась открытой. Я даже испугался, что русская натворила каких-нибудь глупостей. Мари сидела на диване, в самом углу, поджав ноги, обняв телефон, и смотрела на меня так, словно хотела убить взглядом. Никаких истерик или слез. Просто тяжелый, уничтожающий все живое взгляд.

— Я позвонил адвокату, он сейчас приедет сюда, — сел я рядом с ней. Нет, все-таки ревела: глаза красные и щеки красными пятнами покрыты. — Держись. Нас отбили. И твоих отобьем.

— Мари! — вбежала мама. — Как же?

Она схватила ее за предплечье и чуть сжала. Мари болезненно вскрикнула, резко отдернула руку. Мама двумя пальчиками развернула ее — на коже постепенно выступали сиреневые разводы.

— Что это? — ахнула мама.

— Сопротивление полиции, — рыкнула она, снова зажимаясь.

— Я позвонила отцу, — нервно забормотала мама, отступая. Ее голос был хриплым и дрожал. — Он сейчас поднимет все наши связи. У меня клиент один… Он не последний человек в правительстве. Ему я тоже позвонила. Он обещал помочь.

— Я тоже говорил с дедом, сейчас подключим мэрию и прокуратуру. Давай, не кисни. Все будет хорошо. Завтра дети будут дома. Ночью мы их вряд ли выцарапаем, а завтра, клянусь, завтра самое позднее днем, мальчишки будут уже дома.

— И вы с ними переедете ко мне, — жестко добавила мама. — Хватит с тебя самостоятельности. Ты для них лакомый кусок. Теперь не отвяжутся.

Мари вся сжалась, словно перед прыжком. Лицо аж почернело от гнева. Она глянула на меня. Я почему-то испугался, что Мария сейчас выставит меня вон в лучшем случае. Она резко подорвалась с места и едва ли не бегом вылетела в коридор. Мы с мамой переглянулись. Там что-то громыхнуло, как будто рассыпалось. Она явно психованно рылась в коробках, в которые собрала вещи для переезда. Я осторожно выглянул в коридор. Точно! Мари копалась в коробках, выкидывая все на пол.

— Вот! Вот, Том! — продемонстрировала она чью-то визитку. — Помнишь, мы в прошлом году были на банкете, помнишь? Там еще твои ребята выступали? Визитка! Это министр образования. Аннетте Шаван! Я говорила с ней. Помнишь? Она дала мне свою визитку и сказала, чтобы я обращалась в случае чего. Мы еще делали ряд благотворительных концертов под патронажем их министерства, а я потом ряд статей сделала для них и интервью с ней лично, помнишь?

Я выхватил визитку и умчался на кухню звонить министру образования и науки Германии. Если надо я и до канцлера дойду!

Время шло. Мы с мамой сделали всё, что могли, обсудили с адвокатом, как будем действовать завтра, потому что сегодня уже никто не работает. Детей, скорее всего, поместили в киндерхайм, и в нашу задачу входит забрать их оттуда максимально быстро, пока нам не выставили счет за их содержание, а Мари не лишили опеки. Ближе к ночи приехал отчим. Нам постоянно звонил кто-то из родственников, спрашивал, как дела. А как у нас могут быть дела? Мари сидела в углу дивана, обхватив ноги руками, и злобно смотрела перед собой. Я метался по комнате, натыкался на коробки с вещами и матерился. Мама сновала между кухней и комнатой, то порываясь всех покормить, то переставляя детские баночки с кремами, то начиная что-то бормотать про то, что недоглядела, нельзя было Мари отпускать никуда, знала же, что этим может кончиться.

— Я еще очень хочу знать, какая сука натравила на нас этих уродов. Мари, ты с соседями ссорилась? Вспомни, может кто-то что-то тебе сказал? Может еще что-то? Может, когда эти ублюдки тут были… — Я прикусил язык, чтобы не вызвать ее истерики.

Мари очень медленно повернулась в мою сторону. Если бы я верил в бога, клянусь, я бы начал молиться. Мама даже выронила чашку из рук. Мария стала похожа на ожившего демона — черные глаза, взъерошенные волосы, перекривившийся от гнева рот. Она как потустороннее животное как-то странно сползла с дивана, поднялась на ноги (и мне померещились черные крылья за ее спиной) и обжигающе посмотрела на меня. Я сморгнул несколько раз — демон, натуральный демон, даже глаза, кажется, горят алым.

— Сука! — прошипела с такой ненавистью, что человек, которому было послано непроизнесенное проклятие, должен был моментально сгореть синим пламенем.

— Кто? — отшатнулась мама. Я тоже отступил на шаг. Бля, никогда не думал, что ее можно так разозлить. Она же реально сейчас пойдет и зубами выгрызет сердце у обидчика.

— Тина, — цедила Мари сквозь зубы. Хо-хо! Похоже, брат станет вдовцом еще до свадьбы! Мари ее убьет. Совершенно точно убьет. — Она позвонила в понедельник и сказала, что если я не отвяжусь от Билла, то сильно пожалею. Сказала, чтобы я не смела ему названивать и навязывать детей. Нахуй он мне сдался! — оскалилась зло. — Я его знать не желаю! Буду с голода подыхать, но даже тогда не наберу его номера! — Краем глаза я заметил, как мама болезненно сморщилась. Слава богу, она промолчала. Представляю, каково ей слышать такое о любимом сыне… — Она еще во вторник звонила, я не взяла трубку. А в среду номер не определился, я ответила, и она опять закатила истерику. Я не стала с ней говорить, просто пошла и купила новую сим-карту.

Мы с мамой покосились друг на друга.

Ты же хотела, чтобы я с ним поговорил… — виновато глянул я на мать. Нда, как-то хреново вышло… Я целый месяц капал Биллу на мозги, что он нужен своим детям, и дети же в итоге пострадали. Благими намереньями…

— Господи, — мама уселась на ближайший табурет и закрыла лицо руками. — За что мне это всё?

Мари метнула на меня злобный взгляд. И стало ясно — она обо всем догадалась, и я буду первым, у кого она вырвет сердце. Я нервно сглотнул.

— Мари, иди в машину, поехали домой, — строго рявкнул на нее Гордон. — Симона, возьми необходимые вещи и документы, которые нам завтра понадобятся.

Резко обернувшись, Мари открыла рот, чтобы возразить, но отчим ей и слова не дал вставить, повысил голос и даже подпихнул к выходу:

— Я сказал, иди в машину. От того, что сейчас ты тут со всеми переругаешься, ничего не изменится. Ты завтра должна выглядеть, как человек, а не дерьмо собачье. Что стоим? — прикрикнул он на нас. — Быстро взяли что надо, и валим домой. Спать давно пора, а тут негде.

Домой к маме мы ехали молча. Отец вел машину, мама на переднем сидении нервно курила одну за одной. Мари сидела с каменным лицом и смотрела перед собой. Я прокручивал в голове, кому мы еще можем позвонить завтра. Вроде бы всё, что можно, я уже сделал. Остается дождаться завтра.

— Мари, а они что-нибудь сказали? Они же не могли вот так просто прийти и забрать детей? — осторожно спросил я, внутренне напрягаясь — демон, сидящий в моей доброй и ласковой девочке, наверняка где-то еще рядом.

Она покачала головой.

— Они позвонили. Сказали, что соседи, — она говорила совершенно спокойно. — Я открыла, думала, может, случилось что-то. Женщина и трое полицейских.

— Она представилась? — повернулась мама.

— Да, сказала, что из службы защиты детей, им поступила жалоба о жестоком обращении с детьми. Дэнни только-только заснул, Алекс капризничал. Она прошла, осмотрелась. Сказала, что всё поняла, велела полиции забирать детей. Я потребовала объяснений. Они начали отбирать Алекса, тот испугался, закричал. Дэнни проснулся, тоже закричал, они схватили его. Я попыталась забрать ребенка, меня скрутили, отобрали Алекса. Я вырвалась, кинулась за детьми…

Я осторожно обнял ее за плечи. Погладил по руке.

— Симона, вы извините… Я… Просто я… — замялась она.

— Я понимаю, не переживай. Завтра мальчики будут дома, а ты будешь жить у нас. Одинокие безработные мамы вызывают слишком много вопросов у ненужных людей.

— Я заберу детей и уеду в Канаду, туда, где меня никто не посмеет тронуть.

— Кто тебя отпустит? — усмехнулся я, прижимая ее к себе покрепче. — Каулитцы должны жить в семье.

— Я не Каулитц, — буркнула она.

Я заглянул ей в глаза и ласково улыбнулся:

— Ты мать детей моего брата, а значит член нашей семьи. Следовательно, тебе надо держаться поближе к своей семье.

— У тебя логика, как у блондинки, — фыркнула она.

— Какая есть, — рассмеялся я, сжимая ее руку. — Какая есть.

Слава богу, в маминой квартире нашлось место для всех. Мари она положила в гостевой комнате, меня — в гостиной на диване. Нет, конечно, я мог поехать домой, тем более, что Сьюзен обзвонилась, наоставляла кучу сообщений, но я боялся за Мари. Она была сама не своя, и хоть из «демонического состояния» вышла, все равно я переживал, что она наделает каких-нибудь глупостей. Проверяя перед сном пропущенные вызовы и смс, я наткнулся на пару пропущенных звонков от Билла и смс: «Том, что случилось? Что-то серьезное?» Я хотел написать, что у Мари забрали детей, предположительно с подачи Тины, и попросить у брата помощи — ведь он отец, он имеет на них право, он может их забрать, в конце концов. Стрелочка показывала, что у сообщения есть продолжение. «Надеюсь, это не помешает тебе прийти на мою свадьбу?» Я перечитывал и перечитывал последнее предложение, сверял с именем отправителя, перелистывал смс туда и обратно. Мысленно я отлично видел, как Билл откладывает все дела, едет с нами в Югендамт, забирает близнецов, как Мари счастливо вешается ему на шею, и из-за чертова хэппи-энда всей этой тупой истории у меня даже взыграла ревность. Только всего одна фраза — «Надеюсь, это не помешает тебе прийти на мою свадьбу?» — разрушала мою счастливую историю с ее не менее счастливым концом. Я стер его смс. Боюсь, что завтра на твоей свадьбе не будет самого главного, Билл, — твоей семьи. Отличный подарок преподнесла невеста своему будущему мужу. Аплодирую стоя.

Утром меня разбудил не привычный птичий щебет за окном, а громогласный голос деда. Я сел на диване, свесил ноги и сонно уставился на людей в гостиной — тетка с мужем, моя двоюродная сестра Анна, дед и бабушка. В столовой кто-то еще громко галдел.

— Хватит спать! — рявкнул дед и радостно хлопнул меня по плечу.

Я сонно таращился на родственников.

— Том, вставай! — противным голосом протянула кузина.

— Давай-давай, просыпайся! — потрепала меня по голове тетя Ингебора.

— Сколько времени? — прохрипел я.

— Уже почти шесть, — сообщил дядя Герман крайне недовольным голосом.

— А кто там? — кивнул я в сторону стены, разделяющую гостиную и столовую.

— Все наши приехали, — сообщила Анна. Я в ужасе уставился на кузину. — У деда есть план.

— Какой план? — непонимающе повернулся я к дедушке.

— Как спасти детей!

— Дед! — простонал я. — Ну какой план? В девять мы встречаемся с адвокатом у офиса и…

— Какой адвокат? — сдвинул дед кустистые брови. — В девять у их офиса должны стоять люди!

— Какие люди? — закатил я глаза. Ужасно хотелось курить. А еще очень хотелось тишины.