– Вот и всё. Никаких заклинаний.

Мужчины переглянулись и едва заметно усмехнулись. А затем лорд Джэффас сказал:

– Теперь, сын, представь, что ты уже стоишь в этом, как ты говоришь, лифте, и сделай ещё раз то же самое, но без него.

– Это как? – не понял Стэнн.

– Ты только что проделал очень трудный фокус: ты поднял себя на вершину дерева вместе с табуретом, который ещё при этом умудрился не упасть. Сейчас облегчи себе задачу: проделай то же самое, но без табурета.

Стен удивился:

– Так, что ли, можно? Без лифта?

Мужчины рассмеялись:

– А ты попробуй

Стен кивнул, зачем-то закрыл глаза и сосредоточился. И я увидела, как его ноги оторвались от земли, и он начал медленно подниматься.

– Ты глаза-то открой, – посоветовал лорд Атулис.

Стэнн открыл глаза, нашёл взглядом отца, чья голова была уже на уровне его ступней… и рухнул на землю.

– Сын, – глядя сверху вниз на сидящего в траве ошарашенного мальчишку, сказал отец. – К земле тянет не сила тяжести, а тяжесть мысли. И ещё страх. Избавься от неуверенности, и будешь летать, как птица.

И лорд Джэффас, прижав руки к туловищу, внезапно стрелой взлетел в небо, дважды вихрем облетел арабузгу и мягко опустился рядом с лордом Атулисом.

– Вот так-то, сын, – усмехнулся он, глядя на растерянное лицо Стэнна, и повернулся к другу:

– Ну, продолжим нашу беседу?

И они не спеша пошли к дому

Проводив взглядом уходящих лордов, я, наконец, захлопнула отвалившуюся от изумления челюсть, и присела перед Стэнном:

– Стэнн… как здорово! Ты летать умеешь! Покажи ещё раз!

Под моим восторженным взглядом парень быстро пришёл в себя.

– Сейчас.

Он вскочил и, снова закрыв глаза, сосредоточенно засопел и оторвался от земли.

– А лорд Атулис говорил, что глаза закрывать не надо, – ехидно вставила я свои пять копеек. – Слабо с открытыми глазами до верхушки дерева подняться?

– И ничего не слабо! – Стэнн открыл глаза и чуть снова не свалился, увидев, что от земли его отделяют уже метра три, но удержался и начал набирать скорость. Поболтавшись около самой вершины арабузги, он, наконец, спустился вниз, и сел на землю, тяжело дыша. Он был весь мокрый от напряжения. Я провела рукой по его слипшимся от пота волосам:

– Стэнн, ты правда гений. Страшно было, да?

– Ага, – кивнул Стэнн и, радостно улыбнувшись, добавил: – Очень.

А потом вдруг погрустнел:

– Только я думал, что я лифт изобрёл, а оказалось, что просто научился ещё одному фокусу.

– Ничего, – махнула я рукой. – Лифт изобрести ты ещё успеешь. А подниматься без лифта намного интереснее. Научи меня тоже, а?

Но то ли Стэнн оказался плохим учителем, то ли я была на редкость бестолковой ученицей, но с полётами у меня тогда так ничего и не вышло.


– Знаешь, я ведь лифт всё-таки изобрёл, – помолчав, сказал Стэнн. – Сейчас во всех трёхэтажных домах есть лифты и даже в некоторых двухэтажных. Там, где пожилые люди живут, которым трудно по ступенькам подниматься. Очень удобное изобретение.

– Я же говорила, что ты гений, – улыбнулась я и поинтересовалась: – А ты эту вашу Школу Магии и Колдовства закончил уже?

– Давно! В Высшую Школу меня в семнадцать лет приняли. Видимо, отцу надоело смотреть на мою постную физиономию, и он решил меня отвлечь хотя бы таким образом. С лордом Атулисом и договариваться не пришлось. Он только и ждал отцовского согласия на моё поступление. Вступительные экзамены я сдал на удивление легко, так что уже через полгода после твоего исчезновения был студентом. И вошёл в историю Школы как самый юный учащийся. Вообще, по правилам, туда с двадцати пяти лет принимают. А я к двадцати пяти годам её как раз закончил. За восемь лет вместо десяти.

– А почему у тебя была постная физиономия, – поинтересовалась я. – Вроде, особой задумчивостью ты никогда не отличался.

Стэнн помолчал, потом коротко взглянул на меня и снова отвёл глаза:

– Ты действительно не понимаешь?

Я смутилась:

– Из-за меня, да? Из-за моего исчезновения?

Стэнн вздохнул:

– Я считал себя виновным в том, что ты пропала, хоть все и пытались меня разубедить. Это же я привёл тебя в ту пещеру. И потом… мне было без тебя тоскливо. Восемь лет мы были с тобой постоянно вместе. Ты была хранительницей всех моих тайн. Мне было с тобой легко и интересно. Ты была лучшим другом, сестрёнкой, любимой девушкой – всем сразу. И когда тебя не стало, в моей жизни образовалась зияющая дыра, которую никто не мог заполнить. Отец был прав: только поступив в Высшую Школу и с головой погрузившись в занятия, я немного пришёл в себя. Но боль утраты… она сопровождала меня всю жизнь.

– Мне так жаль, Стэнн… Мне очень жаль сейчас, что я тогда так испугалась, что забыла свой сон… Столько лет прошло… Без тебя, без Мурлыки…

Я опустила голову, чтобы скрыть выступившие на глазах слёзы. Стэнн только крепче прижал меня к себе. Он ничего не ответил, но я чувствовала, что он полностью разделяет мои чувства.

Я вытерла глаза свободной ладонью и повернулась к Стэнну:

– Стэнн, расскажи, как ты жил все эти годы? Чем занимался? И кем ты сейчас работаешь?

– Ну, как жил? Сначала поступил в Высшую Школу. Восемь лет в ней проучился и закончил на отлично, потому что, пока остальные студенты бегали на свидания и пирушки, я осваивал новые заклинания и доводил их до автоматизма. Девушек я тогда видеть не мог, а вот колдовать учился с каким-то, я бы сказал, остервенением. Каждый раз, освоив новое заклинание, представлял, как бы ты порадовалась моим успехам. И – начинал учить следующее. За восемь лет я успел закончить все факультеты Школы, и все – на отлично. Таким, понимаешь, универсальным колдуном стал, который и пироги печь умеет, и с Древней Страшной Магией управляется, и на след преступника может встать, и больного исцелить. И, благодаря этому, в день, когда мне вручили все мои восемь дипломов, я получил приглашение на работу в Тайную Магическую Полицию Кэтанга. Это – элитное подразделение полиции, которое занимается только самыми сложными преступлениями, совершёнными с применением магии. Туда попасть трудно, отбор очень строгий. Я же им ещё во время учёбы дважды умудрился помочь, причём, оба раза – случайно. Как говорится, мимо проходил. Но они это запомнили и терпеливо ждали, когда я учиться закончу. Там теперь и работаю.

– А почему она называется Тайной? – перебила я. – О вас никто не знает?

– Если бы, – хохотнул Стэнн. – Мы – самые известные люди в Кэтанге, главные лица героических легенд и забавных анекдотов.

– Тогда откуда такое название? – не поняла я.

Стэнн пожал плечами:

– Скорее всего, от прошлого осталось. Этот отдел полиции создавали, как тайную, дополнительную защиту Короля. Потом у Короля появились Королевские Колдуны, а Тайную Полицию сделали главной магической защитой страны. А название осталось.

– Понятно, – кивнула я. – Извини, я тебя перебила. Рассказывай дальше.

– Ну, – продолжил Стэнн, – проработал там двадцать лет, сначала – рядовым сотрудником, затем – заместителем начальника. А потом в одном из сражений мой начальник и учитель погиб. И Король предложил мне занять его место. И вот уже почти десять лет я являюсь третьим человеком в государстве, после Короля и моего отца – Главного Королевского Колдуна.

– Как – погиб? – встревожено спросила я. – Он, наверное, тоже был умелым магом?

– Он был великим магом, – грустно улыбнулся Стэнн. – Но, как видишь, и маги не застрахованы от гибели. Сражение-то было тоже магическое. И против него выступило сразу пять сильных колдунов. А мы немного опоздали…

– Опасная у тебя работа, – помолчав, сказала я. – А я думала, что могущественным магам ничего не грозит…

– Ничего, кроме могущества другого мага, – ответил Главный Начальник Тайной Магической Полиции. И тут же заулыбался: – Но ты за меня не переживай. Ещё не родился тот колдун, который меня переколдует. Тем более, сейчас, когда ты вернулась.

– Стэнн, – попросила я, – ты, пожалуйста, будь осторожнее. Я не так давно лишилась близкого человека и не хочу потерять ещё и тебя.

– Не потеряюсь, не переживай, – снова улыбнулся Стэнн. – Ты, главное, сама не исчезай. А ты как жила всё это время?

– Я? – я горько усмехнулась. – Просто замечательно. Через несколько месяцев после того, как мне перестал сниться этот сон, мама с папой развелись. Как выяснилось, они давно ждали, когда мне восемнадцать исполнится, но так хорошо маскировались, что я этого даже не замечала. Отец сразу женился и переехал в другой город. Далеко уехал, на край страны. Так что мы с ним и не виделись больше. Через год мама поехала в деревню к двоюродной сестре и там сильно простудилась. Фельдшер её лечить начал от бронхита, а оказалось, что у неё двустороннее воспаление лёгких. Когда её в город привезли, было уже поздно. Спасти не смогли. Я даже не думала, что в наше время ещё умирают от воспаления лёгких, а вот, оказалось…

Я помолчала. Стэнн крепче сжал мою руку:

– Если тебе тяжело…

– Да нет, сейчас уже ничего. А тогда, конечно, трудно было. Я как раз музыкальный колледж закончила, хотела в консерваторию поступать, но кто бы там кормил меня ещё пять лет? На шее у сестры сидеть не хотелось, да и не получилось бы. Она тогда сама с маленькой дочкой дома сидела. Пришлось идти работать. А тут бывший одноклассник предложение сделал. Он мне всю жизнь помогал, я к нему со всеми неприятностями бегала, думала – лучший друг. А оказалось, любил он меня, ещё со школы. Ну, я и вышла за него, чтоб не одной быть. Полтора года прожили, а потом…

Горло у меня перехватило, и я замолчала. Стэнн крепче обнял меня, обхватив обеими руками, потёрся щекой о мои волосы, пробормотал:

– А я-то, дурак, тебе жаловался на свою несчастную жизнь…

Я улыбнулась, беря себя в руки:

– У каждого свои горести.

И продолжила исповедь:

– Меня тогда работа спасла. Вкалывала с утра до вечера, как проклятая. Всех заболевших педагогов замещала, частников набрала. Училась много – и по Интернету, и уроки брала. Потом свою студию открыла. Сначала параллельно с основной работой её вела, но вскоре поняла, что так я порвусь, в конце концов, и работу бросила. Зато за эти сумасшедшие годы я стала хорошим специалистом. Очень хорошим. Мои ученики на конкурсах призовые места занимают, в городских концертах участвуют, о моей студии даже в газете как-то писали. Вот так и живу – вся в работе.

Мы помолчали, потом Стэнн осторожно спросил:

– А как ты здесь очутилась? Через столько лет…

Действительно – как? Я прикусила в задумчивости губу и начала вспоминать предшествующие моему появлению здесь события.


День не задался ещё с ночи. На меня напал очередной приступ бессонницы, частенько мучавшей меня после смерти мужа, и я уснула уже под утро, часа в четыре, а в семь надо было вставать: одна из моих учениц попросила провести занятие в восемь часов, потому что у неё появились какие-то срочные дела, и прийти попозже она ну никак не могла.

Я не люблю заниматься вокалом в такую рань. Весь мой организм протестует против такого насилия: и голос не звучит, и слух отказывается слышать ляпы учеников, да и мозги плохо соображают: мысли начинают звучать коряво, с кучей слов-паразитов «ну», «это», «значит» и прочими словечками, помогающими мозгу выйти из ступора, вызванного ранним пробуждением. Вообще-то я – «сова», и начинать работать предпочитаю после обеда. Но, к сожалению, мироустройство подстроено под «жаворонков», поэтому всю жизнь мне приходилось «ломать» себя. Я с трудом вставала в несусветную рань и ползала весь день, как сонная муха. А вот когда все нормальные люди начинали подумывать об отдыхе перед компьютером или телевизором, у меня появлялась жажда деятельности, которая окружающих только раздражала.

Когда я открыла собственную студию, то подумала: сбылась моя мечта, я – сама себе хозяйка, могу работать, как захочу. Как бы не так! Теперь мне пришлось подстраиваться под клиентов. А клиенты – народ капризный. То им надо попозже, то – пораньше. То у них аврал на работе, то сына в поликлинику вести надо, то встреча с друзьями нарисовалась – «Мы сто лет не виделись, не могу же я это пропустить!» В общем, уходя утром в студию, я никогда не знаю, сколько у меня в этот день занятий будет. Бывают невезучие дни, когда за весь день всего два-три человека приходят, да и те – не подряд, а с промежутками в два-три часа. А бывает, к концу дня уже язык заплетается от усталости, голос хрипит, а работе конца-краю не видно. К счастью, и то, и другое происходит достаточно редко. Нормальный мой рабочий день обычно включает пять-шесть часовых занятий, и меня это вполне устраивает.