Сидеть и ждать не было сил, и мы с Колей решили попытаться узнать что-нибудь через Лешкину маму. Ехать на дачу не хотелось, боялись пропустить телефонный звонок. Я помнила, что на даче есть московский телефон, но номера не знала. Коля предположил, что номер может быть записан у Лешки дома, он сходил в общежитие за ключами, и мы поехали к Лешке.

К этому времени состав гостей в моем доме сменился. День был рабочий. Ребята поехали отпрашиваться и договариваться о графике. Васька привез Светлану с Леночкой и уехал. Светлана накормила и уложила ребенка в коляску, а сама села неподалеку от телефона с вязаньем. Она проводила нас взглядом, и от ее взгляда мне стало немного, совсем немного легче.

Коля повертел ключом в скважине замка и с недоумением взглянул на меня. Я отстранила его от двери и нажала кнопку звонка.

— Кто там? — немедленно раздался дрожащий женский голос. Она, видно, услышала звук поворачивающегося ключа, подкралась к двери и застыла, ожидая страшного вторжения грабителей.

— Слава Богу! Таня, открой, это Аля.

Она облегченно залопотала, загремела ключами, открыла дверь. Было заметно, что эту ночь Таня не спала. Она взглянула на меня, я поняла, что Таню обуревают два одинаково горячих желания: выставить меня за дверь или со слезами упасть мне на грудь, и она не знает, на каком остановиться. Я вывела ее из затруднения, вошла, на мгновение прижалась к ней, отстранилась, задержав ладонь на ее плече, представила своего спутника. Таня провела нас в комнату, которую Лешка обычно держал закрытой.

— Нам позвонили несколько человек сразу. Они видели хронику по телевизору и узнали Алешу. Мы растерялись и не знали, что делать, кому звонить. Потом решили ехать в Москву. Сосед довез нас до станции. Ехали чуть ли не два часа. Дорогу занесло, машина буксовала. Еле успели на последнюю электричку. До дома добрались далеко за полночь. Мария Алексеевна не выдержала, пока я принимала душ, она выпила полбутылки коньяку. Все, что нашлось в доме. Конечно, ей стало плохо. Мы провозились до утра. Она с час как заснула. А я уже на ногах не держусь.

— Тань, мы всю ночь пытаемся что-нибудь узнать о Лешке. Ничего не получается. В окружном штабе обещали помочь, но им нужна фамилия командира группы. Может, Лешка писал что-нибудь Марии Алексеевне?

— А тебе он разве не писал?

— Нет. Мне он не писал. Мы расстались. Не надо делать вид, что тебе это не известно. Сейчас не до игр.

— Если вы расстались, чего ж ты беспокоишься?

— Таня, не сейчас. Обещаю, когда мы найдем Лешку, я отвечу на все твои вопросы. Помоги нам.

— Я помогу. Но не тебе. Тебе помогать я бы ни за что не стала. Я из-за Марии Алексеевны. Ты настырная. Я про тебя это сразу поняла. Если решила что, добьешься обязательно. Ты найдешь Алешу и скажешь Марии Алексеевне.

— Обязательно. Я сразу сообщу вам все, что смогу узнать.

— Я знаю. Ты честная и ответственная.

Она ушла. Коля слабо улыбнулся бледными губами:

— Сильно ты занимаешь мысли этой девушки. Анализировала и синтезировала впечатления о тебе вполне грамотно и по полной программе.

Я прошла вдоль стеллажей, занимающих одну из стен комнаты. Книги, фарфор, крошечные картины — миниатюры в деревянных рамках, фотографии в таких же рамках. Я застыла. С фотографии, старой, черно-белой, явно любительской, таращил поразительно черные глазищи Лешка-первоклассник с черной челочкой на лбу и щербатой счастливой улыбкой.

— Аль, — просяще сказал Коля, — постарайся не плакать. Если начнешь, не сможешь остановиться, а у нас дел по горло.

Ужасно хотелось наорать на этого бессердечного придурка, а потом дать себе волю и плакать, плакать, пока не умру.

Очень может быть, я бы так и поступила. Но вернулась Таня. Она принесла тоненькую пачку писем. Всего несколько штук. Одно из них протянула нам.

— Алеша только два раза упоминает своего командира. В одном письме он пишет Капустин, а в другом, Сан Саныч — и еще майор в другом предложении. Так что, если это один и тот же человек, его полное имя майор Капустин Александр Александрович. Это то, что тебе нужно?

— Да. Спасибо, Таня.

Я смотрела на знакомые каракули на затертом от частого чтения листочке и не собиралась больше сдерживаться. Тяжелая слеза сорвалась с ресницы и упала куда-то вниз на пол. Коля решительно взял меня за локоть и поволок к двери. Я пыталась присвоить письмо, но Танины пальцы жестко отняли дорогой клочок бумаги. Слезы полились с частотой летней капели. Коля выволок меня из квартиры. Последнее, что запомнилось, задумчиво-вопросительное выражение на Танином лице. Я опять чем-то поразила ее.


Я сообщила данные о Лешкином командире по двум телефонам. Потом на всякий случай по электронной почте разослала всем ребятам, имеющим выход в Интернет. Еще через некоторое время мне позвонили и конспиративным шепотом сообщили домашний телефон майора Капустина.

Второй абонент, позвонивший почти сразу же, подтвердил, что лейтенант Истомин служит в группе майора Капустина Александра Александровича и что группа в данный момент на выезде.

Следовало сделать еще один шаг, и можно будет (если повезет) все узнать. Именно в этот момент решимость оставила меня. Я не была готова услышать ответ на свой вопрос — УБИТ. Похоже, я не смогу пережить такого ответа. А если подумать, этот ответ наиболее реальный. То есть, как сказал бы настоящий математик, вероятность близка единице.

Я вышла на кухню. Там никого не было и все сияло чистотой, как в те времена, когда мама постоянно жила дома. Только тут я вспомнила, что не видела маму больше суток. Она помогла мне принарядиться к банкету, сказала, что попозже сходит к Куликовым, и закрыла за мной дверь. Значит, по обыкновению, заночевала у дяди Сережи. В другой день я бы разозлилась, сегодня порадовалась. Объясняться еще и с мамой — это уже слишком.

Мама как-то на удивление равнодушно отнеслась к тому, что Лешка перестал появляться у нас и звонить. Спрашивала ли она о нем хоть раз? Не помню.

Севка сидел в маминой комнате и смотрел телевизор. Рядом с ним с одной стороны сидела Лелик, с другой стоял телефонный аппарат. Значит, Светлану с Леночкой сменил Севка. С Леликом. Не знала, что их отношения настолько продвинулись. Парочка синхронно оторвала глаза от экрана, повернула ко мне головы, посмотрела, ничего не сказала и опять же одновременно вернула внимание экрану.

Я разбудила Колю и сказала ему, что пора звонить домой майору. Коля просыпался очень тяжело. Тянулся, закинув руки за голову и выставив из-под одеяла голую левую ногу, хлопал ресницами, мотал кудлатой головой и снова проваливался в сон. Я терпеливо и безжалостно хваталась за жилистое плечо и встряхивала Колю. Сознание мало-помалу возвращалось к нему, наконец Коля перестал засыпать сразу, как только прекращалось микширование, и теперь лежал широко раскрыв глаза. Я ждала.

— Уйди, я оденусь, — сипло приказал он, глядя на меня с отвращением и жалостью одновременно. Я ушла из комнаты, раздумывая над странностями Колиного отношения ко мне, и потрогала чайник на плите. Чайник оказался чуть теплым, и я зажгла под ним газ, невольно закоптив начищенный кем-то бочок. Тряпку тоже кто-то тщательно выстирал и разложил на краю мойки для просушки. Я взяла тряпку и уголком поводила по чайнику. Копоть только размазалась. Я расстроилась и, сглатывая слезы, тупо продолжала водить по эмалированной поверхности.

Коля равнодушно взглянул на меня. Отстранив мои руки, снял с огня чайник и налил кипятку в подготовленную мной смесь растворимого кофе и сахарного песка. Отпил, кивком одобрил и благожелательно заметил:

— Чайник ты уже оттерла. Видишь, чистый?

Бочок чайника действительно сиял ослепительным бело-голубым светом. От облегчения я расплакалась еще горше.

— Хорошо, что ты меня разбудила. Будет лучше, если я позвоню.

Коля сам так решил, и я плакала от благодарности к нему. И еще от страха. Майор был там, когда погибал Лешка. Что он скажет?

Мне в голову не приходило, что майора может не оказаться дома. Я думала, он сам подойдет к телефону. Откуда взялись эти бредовые мысли? Ведь мне было известно, где еще вчера вечером находился майор и его команда.

Хорошо, что позвонил Коля, потому что к телефону подошла какая-то женщина и объявила, что майор в командировке. Коля не растерялся и спросил: «Когда майора ждут домой?» «Всегда», — ответила женщина. «Понятно, — сказал Коля. — А в ближайшее время? Завтра?»

Женщина оказалась подозрительной и начала пытать Колю. Коля ничего не скрывал и отвечал на все, даже самые странные вопросы чистую правду. Этим он расположил к себе женщину. Но думаю, если бы разговаривала я, мы бы не узнали, что майор прилетел ночью, но дома еще не был, хотя уже два раза звонил. Один раз ночью и сказал, что сам развезет по больницам троих раненых, а второй полчаса назад из управления с обещанием вернуться домой еще сегодня.

Я вынеслась из квартиры раньше, чем Коля закончил разговор. Он догнал меня уже у машины. Дорога в центр одна по Каширскому шоссе.

— Чего ты носишься? — ворчал Коля, выруливая на проспект. — Куда ехать-то знаешь?

Я не знала. Коля достал из кармана большой мобильник старой модели. Я позвонила домой и велела Севке узнать адрес управления. Мы подъезжали уже к «Тульской», когда Севка сообщил адрес. Колька выругался матом, а я снова заревела. Управление располагалось на набережной, и нам пришлось вернуться к Автозаводскому мосту. Всю дорогу Коля на нервах почем зря крыл меня за торопливость и бестолковость. Я понимала, что он боится. Боится узнать правду о Лешке. Я тоже боялась. Я боялась так, что сводило скулы.


Я чуть было не сбила с ног какого-то мужчину. Не теряя времени на извинения, пронеслась мимо и рванула на себя тяжелую дубовую (наверное) дверь. От рывка дверь неожиданно легко отворилась и под собственной тяжестью совершила полуоборот вокруг своих прекрасно смазанных петель. Меня, вцепившуюся намертво в ручку, дверь, естественно, потащила за собой.

Под действием центробежной силы я слегка отклонилась от вектора вращения и завершила движение в дальней точке от входа. При этом еще раз толкнула несчастного мужчину, который почему-то не спешил отходить от дверей.

Проникнув наконец в помещение, я сразу за дверью ступила на красную ковровую дорожку и оробела. Слева вблизи от дверного проема помещалась деревянная тумбочка примерно в два раза выше прикроватной. У тумбочки помещался человек в военной форме и с красной повязкой на рукаве.

Я поймала вопросительный взгляд часового (это ведь был часовой?) и шагнула к нему. На мой вопрос часовой ответил, что майор только что прошел через его КПП и странно, что мы с ним не столкнулись.

Почему же не столкнулись? Очень даже столкнулись. Выкрикнув на бегу: «Спасибо!» — я толкнулась всем телом в дверь, не встретила никакого сопротивления и со страшной скоростью вылетела на крыльцо.

По всем правилам механики мое движение должно было перейти в падение с лестницы и завершиться серией вращений по земле где-нибудь на середине проезжей части.

Ничего этого не случилось. Майор по-прежнему терпеливо стоял сразу за дверью. Он сделал точно рассчитанный жест, и я замерла в его объятиях. Нисколько не удивившись, я сразу спросила о главном:

— Жив?

Майор тоже не удивился, он кивнул, и я обмякла на плече подоспевшего Коли.

Потом я плакала в машине, потом плакала в вестибюле госпиталя, потом плакала у каких-то крашенных белой масляной краской дверей.

Потом мы сидели в каком-то полутемном помещении, майор курил, я плакала, Коли не было, потом курил Коля, я плакала, не было майора.

Потом меня вывели на улицу, улица тоже тонула в полумраке, я удивилась, решила, что от слез потеряла цветовое зрение, но майор чертыхнулся, пожал нам руки и ушел. Коля объяснил, что уже начало седьмого, майора ждет семья.

К этому времени я знала, что Лешка ранен, но его жизни ничего не угрожает. Просто он может потерять зрение. Я не знала, как сказать об этом его матери. Коля вызвался пойти со мной. Сначала я согласилась, но, когда машина остановилась у подъезда, я велела Коле уезжать и пошла к Марии Алексеевне одна.

Я боялась к ней идти, даже хотела просто позвонить по телефону, но заставила себя. Лучше бы мне было все-таки позвонить. Никогда не буду вспоминать этот ужас. И никогда его не забуду.

Домой я вернулась нескоро, упала на свою постель прямо в пальто и сапогах и уснула. К счастью, мама опять дома не ночевала, но я установила это уже утром следующего дня.


Бесконечно длинный больничный коридор. Я иду по нему, стараясь не перейти на бег.

В конце коридора небольшой овальный зальчик. В нем несколько низких узких диванчиков. Сюда пациенты госпиталя выходят на свидание с посетителями. Сейчас зальчик пуст. Не совсем. На одном из диванов застыла фигура в больничном наряде. Обвязанная бинтами голова напряженно повернута в сторону входа.