Он сочувственно, хоть и довольно лицемерно, помычал.

– Я ее спрашиваю: а где же нормальные фирмы, американские? – Я убавила громкость радио. – А маникюрша отвечает: приходила неделю назад комиссия из районного отделения Роспотребнадзора и изъяла все иностранные лаки как несоответствующие стандартам и опасные для здоровья клиентов. Представляешь, беспредел какой?

Вася осуждающе покачал головой.

– Я уверен, что они не имели права ничего изымать.

– Да кто же с ними спорить будет, это же чиновники! – воскликнула я. – Малый бизнес типа салонов красоты и так еле-еле держится на плаву, никак нельзя с властями ссориться. Пришлось безропотно отдавать все запасы. Вот тётки из Роспотребнадзора на халяву разжились санкционной косметикой!

– Это точно, – согласился Вася, закуривая и даже не спрашивая у меня разрешения. – В магазин они теперь и дорогу забудут.

– Да, так вот, маникюрша тайком принесла из дома свою коллекцию французских лаков и предлагает их особо настойчивым клиентам, – продолжала я. – Открой окно пошире, пожалуйста! Задымил весь салон! Мне она два варианта показала, "Рассвет над Сеной" и "Осень в Булонском лесу", я выбрала второй.

– Я бы назвал этот цвет не "Осень в Булонском лесу", а скорее "Пожар на автозаправочной станции", – оценил яркость лака Василий. Я предпочла расценить эти слова как похвалу.

Самый приятный этап в любом ремонте – это поход по магазинам. Причем совершенно не важно, что именно вам нужно купить: два километра металлопластиковых труб, коврик для ванной или, скажем, унитаз. Вы с важным видом прогуливаетесь перед выставленными образцами, неторопливо обсуждаете с продавцом достоинства каждого из них, из динамиков под потолком доносится приятная ненавязчивая музыка, а в сумочке приятно похрустывают банкноты.

В такие минуты я чувствую себя даже лучше, чем когда примеряю новую одежду. Стеновые панели, стоящие столько же, сколько стоит, допустим, хорошая юбка, прослужат вам верой и правдой многие годы; объем стены не меняется со временем – чего нельзя сказать о ваших бедрах.

Мы выбрали стеновые панели, на которых были нарисованы маленькие тропические птички.

– Нужно как-то развеселить твою старую кладовку, а то она буквально веет стариной, – глубокомысленно заметил Василий.

И снова-здорово.

– Эх, Вася, Вася. Это не кладовка "веет стариной". Это ОТ кладовки веет стариной, чувствуешь разницу?

Вася, как всегда, был непробиваем.

– Затхлостью от нее веет, вот это я чувствую точно. А ты, Шура, хоть и разбираешься в нюансах русского языка, в бытовом плане совершенно беспомощна. – Он сунул руку в мою тележку. – Вот посмотри, что за люстру ты для ванной выбрала! Хрустальные цацки длиной сантиметров тридцать. Потолок-то там низкий, у тебя эти бирюльки на голове лежать будет.

Упс. Ошибочка вышла. Пришлось поменять на простой – белый и плоский – светильник. Также в нашем чеке фигурировали: огромное количество водопроводных деталек; стеновые панели; коврик цвета золотого морского песка; линолеум; унитаз; незамысловатая душевая кабина; и (ура! весьма своевременно, а то накопилась уже целая куча грязной одежды) стиральная машина. Всё недорогое – тратиться не имело смысла, дача же готовилась на продажу. Хотя я вдруг осознала, что всё реже задумываюсь о заветной двушке в новостройке.

Заказав на завтра доставку, мы отправились в "Английскую пекарню". По дороге я купила Василию алюминиевую банку петербургского пива (патриотичный выбор, не так ли?). Мой коварный план состоял в том, чтобы Вася под воздействием легкого алкоголя расслабился и хоть немного рассказал мне о своей жене – почти уже бывшей. Естественно, меня прямо-таки распирало от любопытства.

Однако обычно открытый и разговорчивый Василий молча курил на пассажирском сиденье, почти не притрагиваясь к пиву и глядя в окно на строгий Каменноостровский проспект. Впрочем, сейчас – в соответствии с распоряжением губернатора – сдержанная Петроградская сторона была сама на себя не похожа. "Город над вольной Невой" всю свою "вольность" где-то растерял.

Как и возжелала Раиса Романова, "праздник урожая" развернулся на полную катушку. На тротуаре в самых неожиданных местах были расставлены нелепые пластиковые тыквы. На изысканных кованых балконах девятнадцатого века болтались гирлянды – о боже – из искусственного лука и чеснока. Между элегантными старинными зданиями были растянуты плакаты с цветными надписями: "Наша сила в помидорах!", "Наши кабачки длиннее заграничных!", "Наши яйца крупнее иностранных", "Родные огурцы лучше буржуйской косметики!" и "Ответим на западную наглость антисанкциями!". Вместо ожидаемого всплеска патриотизма, всё это вызывало приступ непереносимого стыда за родной город. Пешеходы, спотыкаясь о толстые фальшивые тыквы, старались лишний раз не поднимать глаза.

– Ты посмотри, какая пошлость, – пораженно сказала я, притормаживая возле огромной фотографии фальшиво улыбающейся Изольды, держащей в одной руке игрушечный герб Петербурга, а в другой – помаду с лейблом "Нашей Маши". Подпись под фотографией гласила: "Наша помада не содержит лягушачьего сала!"

– Не спорю, – со вздохом отозвался Василий, глотнув пива из банки. – Клава никогда не умела выбирать достойные проекты.

– Погоди, какая Клава? Твоя бывшая жена? – не поняла я. – Тут же Изольда на постере. Я эту так называемую "патриотку" везде узнаю.

– Изольда – это Клавин псевдоним, – мрачно объяснил Василий. – Вот эта женщина с лягушачьей помадой – моя жена. Клавдия по паспорту. А Изольдой она стала не так давно.

Я едва не врезалась в задний бампер впереди идущей машины. Вот так новости! Я, конечно, уже знала, что Васина супруга – модель. Но чтобы такого уровня! Я думала, она для каталогов снимается или, скажем, йогурт рекламирует. А оказывается, Клава – это сама Изольда! Нет, ну теперь, понятно, почему они развелись, это совершенно разные люди. Хотя как Вася мог расстаться с самой настоящей моделью? Особенно сейчас, когда её карьера на взлёте!

В голове образовалась некая каша вместо мыслей. Вася молча пил пиво, я время от времени открывала рот, чтобы что-нибудь сказать, но потом, не вымолвив ни слова, его закрывала.

Обстановка в элегантной "Английской пекарне" приятно контрастировала с уличной безвкусицей. Кроме нас, в элитной бордово-золотой кондитерской почти никого не было – сказывался кризис. Когда Василий остановился у подсвеченного стеллажа с аппетитной выпечкой, я не выдержала.

– Вась, а это правда, что ты с Изольдой… с Клавой… ну в общем, разводишься, а? Мне твоя мама сказала.

Он искоса посмотрел на меня и тут же вновь повернулся к сэндвичам.

– Правда. – Лицо у него было каким-то чужим. – Но я бы не хотел об этом говорить. Я не обсуждаю женщин за их спиной.

– Послушай, ну мне же интересно!

– А мне интересно, что они кладут в этот сэндвич копчёной грудки?

– Еще зеленый салат и красный сладкий перец. И все-таки скажи, кто был инициатором развода – ты или твоя жена?

– Хм-м, интригующее название, сэндвич "Лучистый", с чем он?

– Вроде с сёмгой. Вась, а Клавдия… то есть Изольда… она уже забрала вещи из твоей квартиры?

– "Шоссон с куриным филе". До чего смешное слово, – мрачно сказал он. – А выглядит как обычный слоёный пирог.

– Это и есть пирог, только мягкий, как тапочка, именно так слово "шоссон" с французского переводится. А скажи, Изольда… то есть Клава… она тяжело переносит ваше расставание? Или уже нашла кого-нибудь?

Вася с болью посмотрел на тарталетку с клубникой.

– Люблю клубнику больше любых других ягод. Возьму эту тарталетку на десерт, пожалуй.

– Я всегда беру слойку с вишней и куриный сэндвич, очень вкусно. А когда свидетельство о разводе будет готово? На этот вопрос ты хотя бы можешь ответить?

– Четырнадцатого октября, – Василий вдруг взглянул прямо мне в глаза. – Четырнадцатого октября, во вторник, я стану свободным человеком. И знаешь, я сделал свой выбор.

– Сделал? И какой? Какой же выбор ты сделал? – просипела я еле слышно. В горле от волнения внезапно пересохло.

– Было непросто, но я решил. Я возьму сэндвич "Лучистый" и тарталетку с клубникой.

***

#благацивилизации

Пятница, суббота и воскресенье прошли под знаком напряженной, но дружной работы. Атмосфера в маленьком домике на Желтой линии напоминала муравейник: все (в смысле мы с Василием) суетятся, бегают туда-сюда с различными инструментами, таскают на себе стройматериалы и непонятно чем питаются. Я по-прежнему изнуряла свой организм быстрой лапшой и мгновенным супом (ёлки-палки, надо уже купить хотя бы холодильник и микроволновку), Вася ужинал у мамы, но меня в гости не звал. Я не обижалась, поскольку понимала, что им многое нужно обсудить без посторонних, кроме того, Василий каждое утро приносил мне в прозрачном пластиковом контейнере горячие сырники с изюмом и сгущенкой.

Я бы на месте Васи сумела найти другой способ провести длинный уик-энд, вместо того, чтобы добровольно заточить себя в моей кладовке, в которой, и правда, надо это признать, пахло отнюдь не весенней свежестью. Но, похоже, самоотверженный, до звездочек в глазах, труд стал для него спасением от грустных мыслей.

Я же всё время думала о Клаве, превратившейся в блистательную Изольду. Как же так? Ну и сюрприз. Неприятный. Куда уж мне, с моими тонкими губами и отнюдь не голливудскими зубами, тягаться с топ-моделью. Что дальше? Какие еще неожиданности меня подстерегают? Может, теперь выяснится, что Вася когда-то встречался с Кейли Куоко?

Для начала Василий показал мне, как исправить в доме кривые стены. Оргалит в качестве основы мы решили оставить – слишком дорого обошлась бы его замена на современный гипсокартон. А рублей у меня оставалось всё меньше. Долларовый же фонд я решила пока не трогать.

Оказалось, нет ничего сложного в том, чтобы притянуть вздувшийся картон к каркасу саморезами. Особенно если у вас в руках – профессиональный японский шуруповерт. Легкий, умный, с бесконечным аккумулятором. С кладовкой он справился буквально за час. Я вспомнила, как однажды мне довелось гримироваться дорогущим японским тональником. Бархатистый, нежно-бежевый крем мгновенно сливался с кожей, виртуозно скрывая мелкие родинки, неровности и поры. Лицо за пару секунд стало таким свежим и отдохнувшим, как будто я только вернулась из трехнедельного отпуска. Похоже, радовать мужчин качеством инструментов японцы научились так же хорошо, как женщин – качеством косметики.

Поверх выровненного оргалита Вася прибивал степлером (мебельным, а не офисным, разумеется) стеновые панели с птичками. Я тем временем, стоя на табуретке, белила потолок в другом углу будущего санузла и краем глаза посматривала на его уверенные, точно рассчитанные движения. Попугайчики и колибри под его руководством послушно порхали по кладовке. Серая, вся в подтеках и разводах комнатка быстро становилась яркой и нарядной.

В конце концов Василий добрался и до моего угла. Я потянулась валиком к последнему непрокрашенному участку потолка, табуретка подо мной покачнулась, футболка ненароком приподнялась, слегка оголив мой живот, ставший за последние недели плоским как никогда (пусть даже он и был бледным по сравнению с загорелыми руками и лицом). Я не стала ее одергивать, руки-то у меня были все в краске.

Ну хорошо, дело не в этом. Футболка тоже уже была вся в краске к этому моменту. Не стала я ее одергивать потому, что Вася был совсем рядом со мной. И ненароком засмотревшись на треугольник из трех маленьких родинок на моем прессе, он едва не вогнал скрепку себе в указательный палец, придерживавший очередную панель.

– Так, ну всё, хватит, – решительно сказал он и бросил степлер на пол. Я нервно облизала губы. Василий подошел ближе, очень близко. Он крепко обнял меня за талию. Я судорожно вздохнула и выронила измазанный краской валик. Однако вместо ожидаемого романтического продолжения Вася хладнокровно переставил меня на пол – так аккуратно, будто имел дело с мраморной статуей. Слегка развернул в сторону двери и сухо промолвил:

– Иди, Шура, займись чем-нибудь еще, не мешай. Потолок уже белее белого.

Я оскорбленным видом, гордо подняв голову, проследовала к двери, мысленно успокаивая себя словами "ну и ладно, не очень-то и хотелось". Вдруг он окликнул меня:

– Шура!

Я взволнованно обернулась:

– Да?

– Валик свой не забудь, – протягивая измазанный краской малярный инструмент, этот наглец позволил себе ухмыльнуться. Мда, не думаю, что мои мысли были для него секретом. Никогда не умела скрывать эмоции. Выражение моего лица всегда читалось так же легко, как детская книжка с картинками. Непроницаемая – это не про меня.

Черт побери, ну почему же Василий не переходит к активным действиям? Он же прекрасно знает, что я сейчас одинока и подавлена. Сам он тоже разводится, ему наверняка не помешала бы моральная поддержка со стороны молодой (ну, относительно) и симпатичной (хоть и не топ-модели, конечно) девушки. Я чувствую, что между нами есть искорка, та самая "химия", на которую постоянно ссылаются в американских фильмах. Хотя вполне вероятно, что я ошибаюсь, и он испытывает ко мне лишь дружеские чувства… А вот я постоянно о нем думаю последние недели.