– Да не мечта моя на помойке, хотя это тоже правда, а электроплитка старая. Помнишь, "Мечта"? А про родную редакцию я сейчас вообще не вспоминаю, – почти не слукавила я, доедая свою порцию салата. Жирную шейку я до конца не смогла осилить. – Спутник городские каналы не показывает, да и времени на самокопание и рефлексию у меня не остается.

– Правильно, от рефлексов, связанных с ТТВ, пора уже избавляться, – одобрил Василий. Я не стала тратить время и объяснять, что "рефлексия" и "рефлекс" – понятия совершенно разные. Похоже, с русской литературой девятнадцатого века, в которой герои то и дело рефлексировали, Вася не был близко знаком. Впрочем, отсутствие лишнего багажа, в том числе литературного, помогало ему легко идти по жизни.

Вася непринужденно закурил, откинувшись на спинку стула, и сказал:

– На канале сейчас работать невозможно. У Савелия натурально крыша поехала. Он меня тут вызывает недавно и говорит: давай, говорит, обклеим конторские машины рекламой местной косметики! Будем информационными спонсорами проекта. Я наотрез отказался. Да ни один из моих водителей в жизни не сядет за руль автомобиля с нарисованной на борту помадой!

Я не могла поверить своим ушам. Всё это сумасбродство совершенно не вписывалось в стиль нашего рассудительного главного редактора.

– Обалдеть! Это уже за гранью добра и зла. Послушай, но он ведь и тебя может теперь уволить!

– Да и наплевать, мне уже эта работа надоела до смерти, кручусь как белка в колесе. Вот завтра – с утра пораньше на выезд, потом в ГАИ нужно смотаться по конторским делам.

Вася устало махнул рукой. Под глазами у него в последнее время появились заметные мешки. Черная рубашка, вся какая-то несвежая, разительно отличалась от обычных его уютных клетчатых "ковбоек".

– А отдачи никакой, денег тоже. Достиг я уже своего потолка в транспортной службе ТТВ. Кстати, свой потолок ты просто отлично покрасила! – Он встал. – Куда исчезли все эти серо-черные разводы и пятна?! Белизна как в Антарктиде, аж в глазах режет. Давай-ка теперь обоями займемся. Вообще-то, если по совести, стыки между плитами оргалита нужно подшпаклевать, но тогда ты до весны провозишься. Будем работать с тем, что есть.

Процесс обучения я снимала на мобильный телефон. Хороший эпизод для моей программы: Василий абсолютно не стеснялся камеры, балагурил и острил. Мятая одежда и пыльные ботинки совершенно затмевались сумасшедшей харизмой. Хотелось смотреть только в его смешливые голубые глаза.

– Итак, парни, если вы никогда не клеили обои, а всю свою жизнь клеили исключительно девушек, ничего страшного! Вы были абсолютно правы, потому что держать в объятиях юную красотку куда приятнее, чем бездушный рулон бумаги. Но если юной красавице удалось заставить вас на себе жениться, от обоев вам теперь никуда не деться, и что с ними делать, я вас сейчас научу.

Пока я тихо хихикала, одновременно раздумывая, откуда у него такие познания о сладких объятиях юных красоток, Вася взял рулетку и подошел к стене.

– Как и в случае с девичьей фигурой, цифры здесь очень важны! Тщательно измеряем высоту стены, прибавляем сантиметров двадцать; обои-то не мини-юбка, лучше потом укоротим сверху и снизу. Затем отрезаем, нежно намазываем клей, очень нежно – обои, как и девушки, очень чувствительны, им не понравятся грубые прикосновения!

Вася аккуратно взял длинный прямоугольник и приклеил его к кухонной стене. Какие крепкие мускулы, подсознательно отметила я.

– А затем страстно прижимаем его к стене! И гладим, гладим, пока не удостоверимся, что обои готовы остаться с нами навеки.

***

#ураганалександра

Взбудоражена. Пожалуй, именно это слово точнее всего отражало мое состояние. Показав весьма необычный мастер-класс по поклейке обоев, Василий сдержанно попрощался и удалился, оставив меня в растрепанных чувствах. Черт побери, похоже, что ему просто нравится играть со мной в "кошки-мышки".

Ладно. Я сжала губы в тонкую полоску. Мы еще посмотрим, кто здесь кошка.

Следующие пару недель я занималась исключительно ремонтом. Ту часть мозга, которая отвечала за романтические мысли, я принудительно отключила. Я не позволяла себе думать о Васе и тем более ждать его звонков. Мой участок – это зона, полностью свободная от Василия! Как Санкт-Петербург – зона, свободная от иностранной косметики. Мы и сами с усами.

Ну хорошо, не менее четырех раз за эти две недели я выбегала на крыльцо, бросив намазанные клеем обои прямо на пол, едва заслышав шуршание шин по асфальту. Я знала, что это не он, не до меня ему сейчас было, но от того, что это действительно всякий раз оказывалась машина соседей, у меня портилось настроение. Я уныло приветствовала Любовь Васильевну и Леонида Ивановича (сколько можно уже кататься по магазинам!) и, волоча нога за ногу, возвращалась в свои каменоломни.

На самом деле, новые обои потрясающе изменили интерьер. Лимонная веранда, с огромными французскими окнами, шириной почти во всю стену, смотрелась свежо и очень по-летнему – несмотря на гадкую серость вместо неба за стеклом. Мятные шторы я раздвинула пошире, чтобы видны были белые переплетения штапиков на стеклах и роскошные хвойные деревья и кусты снаружи.

Со спальней я тоже уже закончила. Чудесные абрикосовые обои с утра пробуждали желание жить. Занавески такого же цвета настраивали на мажорный лад. Очень раздражала старая тахта, но до покупки мебели я еще не добралась.

Возникли сложности с подключением люстр. Но поскольку светильники были наидешевейшие, удалось обойтись двумя, а не тремя проводками. Пару раз упав с табуретки от ударов током, я разобралась, в чем там дело.

Тяжеловато шла кухня – очень уж много было поворотов и углов; а вторую комнату я еще даже и не начинала.

Время от времени мы созванивались с папой. У него наступили тяжелые времена. После обвинений Раисы в эфире госканала, генеральный директор завода подал на неё в суд за дискредитацию репутации компании. Отстаивать честь фирмы генеральный поручил папе. Эта юридическая битва (маленький скромный заводик против влиятельного губернатора) была не то что неравной – практически безнадежной.

Кроме того, папа очень скучал по маме, которая до сих пор осваивала Кубу. Сам он давно уже освоил отдел готовой кулинарии ближайшего супермаркета. Я слышала на заднем плане, как он по-дружески здоровается с поварами за стойкой.

– Похоже, ей интереснее общаться с этими нищими любителями сигар, чем с родным мужем, – грустно сказал он мне по телефону. – Как поживаете, Людочка? Как сынуля, выздоровел? – это уже куда-то в сторону. Потом снова мне: – С возрастом мне всё тяжелее переносить ее постоянные отъезды.

– Папа, ну что ты, я уверена, мама тоже по тебе скучает, – пыталась утешить его я, надеясь, что это так. – Кто знает, может, вскоре что-нибудь изменится и она больше вообще никуда не поедет!

– Если бы, – вздохнул папа в трубку. "Что сегодня закажете, Виктор Викторович?", – донесся до меня женский голос. Папа заколебался: – Даже не знаю, Людочка… Что ж, положите мне, будьте любезны, двести граммов салата "Витаминный", да-да, вот этого, с капустой и морковью; и еще куриную грудку по-гречески, с брынзой. Спасибо, передавайте привет мужу! Да, Саша, – это снова мне, – я бы все-таки хотел приехать посмотреть, как у тебя продвигается ремонт.

– Нет, пока рано! – категорически запретила я.

– Давай все-таки наймем фирму, приедут ребята, все сделают, – папа искренне хотел мне помочь, но я была настроена решительно.

– Послушай, ну чем эти твои ребята отличаются от меня? У них тоже две руки, две ноги, одна голова. Я могу сделать всё то же, что и любой из них.

Не очень логично, но за неимением лучшего сойдет.

– А опыт как же? Ведь у тебя совсем нет опыта! – папу было невозможно переубедить.

– А я после своего увольнения поняла, что опыт в нашем обществе вообще никому не нужен, – пустила я в ход самый горький аргумент. – У меня был такой серьезный опыт в журналистике! И что же? Выкинули на улицу и не посмотрели ни на что!

– Кстати, будь осторожна, – предупредил папа, – на Северо-Запад надвигается мощный ураган. Знаешь как называется? "Александра"!

Этим же вечером я получила электронное письмо от сисадмина ТТВ Андрея. "Хай, Alexa", – писал он в свойственной ему манере, которую сам он называл "изи инглиш". "Сорри, что так долго ковырялись с твоим телефоном. Пришпиливаю пёрсонал фотоз и смс. Клянусь, мы их не смотрели и не читали… Особенно те, которые от экс-бойфрендов)) В общем, тэйк э лук. Хоуп, у тебя всё окей. Бай! Синсерли йоз, Эндрю, ХХХ"

Я скачала приложенную зип-папку, разархивировала… Господи, не верится, что всего полтора месяца назад я жила в таком диком ритме! Смс пестрели словами "срочно", "выезжай", "бросай всё"; от меня все чего-то требовали, причем незамедлительно; я писала извинительные сообщения врачам, отменяя консультации; и родителям, отменяя совместные ужины. Фотки были разные, и с корпоративов, и со съемок, но всех их объединяло одно: беспокойное, нервное выражение в моих глазах.

Геолокация снимков удручала: я металась в треугольнике "Петроградская сторона" (контора) – "Будапештская улица" (дом) – "Малая Балканская улица" (родители).

Были смс-ки и от бывших бойфрендов. Не знаю, откуда компьютерщики из откопали. Из "Вотсапа", что ли. Какие же все они были скучные. И сообщения, и сами бойфренды. Почему-то каждый из моих экс-кавалеров считал себя обязанным начинать переписку с пустейшей фразы "привет, как дела". И потом – всё только о себе. Только о своих делах. Мои успехи волновали их только в контексте повышения собственной самооценки (приятно ведь небрежно бросить в разговоре: "А моя девушка – ведущая на ТТВ").

За пятнадцать минут я словно прокрутила концентрированную версию моей прошлой жизни, как будто посмотрела трейлер фильма. Раньше, пару месяцев назад, мне казалось, что это кино о современной успешной девушке, карьеристке в хорошем смысле этого слова, которую все вокруг считали восходящей звездой отечественной журналистики; но теперь я осознала, что скорее это грустная история о несчастной, не имеющей никаких интересов и нормальной личной жизни пустышке, зацикленной на карьере, которая так и будет всю жизнь биться головой в закрытую дверь, а потом на старости лет начнёт писать бездарные отчёты о школьных праздниках в газете "Купчинские вести".

Ночью, впервые за многие недели, я проснулась от сильнейшего сердцебиения. Всё совсем как в старые недобрые времена. Пульс пытался вырваться из вены на свободу, я просто не могла дышать. Темные стекла дрожали от мощных порывов ветра. Ливень поливал окна как из брандспойта. Успокаивающих машинок снаружи не было, только мрачный лес. Стало по-настоящему страшно. А вдруг я заболею? Медицинской страховки у меня теперь нет. А вдруг умру прямо здесь, в глуши, опозорившись в журналистике и даже не сумев доделать ремонт в доме?

Почему-то именно эта мысль помогла мне встать, добрести до кухни, отыскать в сумке просроченный анаприлин (давненько я его не покупала), выпить таблетку и включить успокаивающий "Свой дом". Шла очаровательная программа о том, как французы разводят крошечные садики в центре Марселя. Вьющийся по стенам виноград, солнце, яхты, лес мачт частных яхт, крики чаек, беззаботные загорелые лица марсельцев. Пульс постепенно приходил в норму.

Когда рассвело, я сделала себе кофейку, переоделась в джинсы с футболкой и взяла в руки топор. Я кое-что придумала, пока сидела на кухне, уставившись в телевизор. Меня навел на мысль Брайан, расширявший чью-то кухню со словами "Happy wife – happy life!"

Это же так удобно, когда гостиная и кухня объединены. В центре помещения стоит огромный диван, напротив – телевизор, а позади, за барной стойкой – плита и холодильник. Во всех американских сериалах именно такая планировка. Помните уютную гостиную Леонарда и Шелдона в "Теории большого взрыва"? А самое лучшее место на земле – квартиру Моники из "Друзей"? Вот-вот, везде единое пространство – для вкусной еды и дружеского общения.

Я решила снести стену между кухней и второй спальней и сделать некий оупен спейс. По счастью, купленные для двух разных помещений обои, занавески и жалюзи вполне гармонично сочетались между собой. Должен был получится этакий кофейно-сливочный микс. Чашка пенистого капучино, если угодно. Как удачно, что я еще не успела обклеить ненужную стену обоями!

Я замахнулась топором, со всей силы обрушила его на оргалит – лезвие прорвало мягкий картон, впилось в вертикальные бруски и завязло в дереве. Стена, казавшаяся такой хлипкой, не шелохнулась. А ну-ка, еще разок!

Спустя несколько часов стена была вся с зияющих треугольных дырах. Клочья картона покрывали пол подобно опавшим дубовым листьям. Стоя на кухне, я видела сквозь разодранный оргалит пустую соседнюю комнату, однако упрямые бруски держались насмерть. Кухня сейчас выглядела хуже, чем до ремонта. Казалось, именно здесь прошел пресловутый ураган, о котором предупреждал папа. Отменять проект было уже поздно, что делать дальше – я совершенно не представляла.