Юлия Резник - Семь

Взмахом головы отбросив от себя лишние мысли, запрыгнул в машину, которую кто-то предусмотрительно оставил под раскидистым деревом чуть в стороне от взлетной полосы. Рядом сел Ной, на заднем сиденье расположились старик с Матвеем. Живописная компания…

— Ты как? — в который раз поинтересовался у парня.

— Живой.

— Тогда, может быть, ты уже в состоянии объяснить нам, какого хрена мы рисковали жизнью, спасая твою задницу? — в который раз предложил Ной, разворачиваясь в кресле. Матвей покосился на рядом сидящего священника и неуверенно спросил:

— При нем?

— Да какая, мать твою, разница?! Святой отец уже видел столько, что нам нужно либо прикопать его неподалеку, в лесочке… либо…

— Довериться… — подсказал старик, приглаживая вздыбленные волосы. Не то, чтобы это хоть как-то помогло его прическе.

— Рассказывай, Мат… — устало вздохнул я, провожая беглым взглядом убегающую ленту дороги.

Матвей начал свой рассказ после секундной заминки. Если бы я заранее знал, о чем он нам поведает, то нисколько бы не удивился тому, что парню потребовалось немного времени, чтобы собраться с мыслями.

— Вы уже знаете, что я — антрополог. Изучаю дикие племена Амазонии… Кхе-кхе… Нашу исследовательскую группу особенно заинтересовал тот факт, что среди дикарей практически нет Пустых.

Я почувствовал, как напрягся Ной.

— И? Что дальше?!

— Чтобы изучить этот вопрос детально, нам требовалось финансирование, но, куда бы мы ни обращались — ничего не получалось. Двери кабинетов захлопывались перед нашими носами… Однако кое-что нам было вполне по силам. Мы получили три образца крови… Понимаете, люди, живущие там… Они совсем дикие. Это было сделать не так-то и просто. Нам приходилось действовать тайком… а потому полученный материал был весьма сомнительного качества.

— Давай ближе к делу…

— На полноценное исследование денег попросту не было.

— Ты это уже говорил! — с досадой воскликнул Ной и снова развернулся корпусом к Мату.

— Я попросил отца… Вы в курсе, он биохимик… Я попросил отца провести исследование данных образцов.

— И? Из тебя всё клещами нужно вытаскивать?!

— Не торопи его, Ной! — одернул я парня.

— Тогда мне ничего не удалось узнать. Отец сказал, что отобранного материала было недостаточно, что он непригоден! И я поверил ему, понимаете?! Я ему поверил! Мне даже в голову не приходило, что он соврал! А после… после папа умер.

— У тебя не вызывал сомнения тот факт, что он умер своей смертью?

— Нет… тогда у меня не было сомнений… — тихо ответил Мат, — только когда Анна набросилась на меня с вопросами… Только тогда я… усомнился. И вспомнил о тайнике. Буквально накануне того дня, как на меня напали… я узнал, что… Отец соврал мне. Не знаю, почему. Возможно, из желания меня уберечь. На самом деле он сделал сенсационное открытие.

— Какое?! Какое открытие? Да ты выскажешься сегодня или нет?!

Я обернулся к Ною. Мне тоже очень хотелось узнать правду, но нотки превосходства в голосе парня выводили меня из себя. Мат не был виноват в том, что слабее… И почему только Ной вел себя как последняя задница?!

— Он обнаружил, что в крови аборигенов отсутствует некий компонент… Может быть, вам известно, что на заре своей практики отец, в группе исследователей Токийского университета, участвовал в разработке первых используемых в медицине нанороботов.

— Да, но разве эти разработки не были признаны провальными?

Мат облизал сухие истрескавшиеся губы. Покачал головой, покрытой слипшимися от пота волосами:

— Припоминаете, когда этот проект был свернут?

— Да ты, бл*дь, перестанешь отвечать вопросом на вопрос?! — взорвался Ной.

— Восстание машин. Этот термин вам говорит о чем-то?

Я напрягся и бросил короткий взгляд на парня.

— Речь идет о тех трех днях, когда свихнувшиеся роботы решили стать доминирующей формой жизни на земле? Разве можно такое забыть… Веселенькое было время. Я тогда как раз только призвался…. Но разве мы не взяли под контроль искусственный интеллект?

— Черта с два! Проблема в том, что ни тогда, ни сейчас мы не можем полностью контролировать данную технологию. Это и стало одной из причин, по которой был наложен запрет на изобретение отца.

— Вам не кажется, что мы снова отклонились от темы?

— Заткнись, Ной, — устало бросил парню. Глаза слипались, до места, где нас должен был подобрать проводник, оставались последние метры.

— Мы не отклонились. Мы как раз переходим к главному.

Я насторожился. Мне совершенно не нравилось то, что я слышал… Совершенно!

— Эти данные были засекречены. То, что я вам сейчас расскажу — является военной тайной Конфедерации.

Ной молчал, едва ли не подпрыгивая от нетерпения. Старик спал, привалившись головой к оконному стеклу. Я сглотнул, осмотрелся по сторонам и все же скомандовал:

— Говори же…

— Когда искусственный интеллект захватил власть на планете, первым делом его заинтересовало биологическое оружие, к которому как раз и относились изобретения отца.

— Почему так?

— Представь некую биологическую разработку, которая способна с высокой точностью управлять любым процессом в человеческом организме. Представил? Это как раз то, что создали ученые Токийского университета.

Я поймал растерянный взгляд Ноя. Ни он, ни я ни черта не смыслили в медицине, но, тем не менее, обладали интеллектом, который в значительной мере превосходил средний уровень, а значит, не могли не понимать, что…

— Эта была нанотехнологическая разработка высокой точности, которая при поступлении в кровь связывалась с рецепторами клеток-мишеней и тем самым оказывала на нее регулятивное влияние. Вплоть до полного подавления ее функции…

Я припарковался в условленном месте. Растер руками лицо. Хлопнули дверцы машины, и я тоже заставил себя выйти. Ной нервно вышагивал по разбитому, поросшему в разломах травой асфальту, выкрикивая слова, которые рвались и из моей глотки:

— Для чего они это делали? Скажи, для чего?! Для того, чтобы эти чертовы нанороботы в итоге ударили по самому важному?! Ты ведь на это намекаешь? Репродуктивная функция человека угнетается ими? Ведь так?

— Ты все правильно понимаешь…

В одно мгновение Ной преодолел разделяющее их с Матом расстояние и схватил того за грудки:

— Как ты можешь так спокойно об этом говорить?! Что ты за урод?!

— Ной, тормози… — Это уже я.

— Нет, ты посмотри на эту мразь! Его папаша разработал оружие, прикончившее больше людей, чем все войны сразу, а он…

— Они хотели создать панацею! — прохрипел Мат, отчаянно вырываясь, но Ной был настоящей машиной, созданной убивать, и сделать это было непросто. Мне пришлось буквально оттаскивать его от мальчишки. Помогал и святой отец…

— Панацею, мать твою?! Панацею?! — орал он на всю округу.

— Да! Эта разработка могла бы помочь в борьбе с атеросклерозом, вовремя удаляя липиды из сосудистой стенки, она могла бы убивать любые вирусы и бактерии или доставлять лекарство напрямую к тому органу, которому оно было необходимо! Мой отец не виноват, что ИИ использовал его разработку не по назначению! Он не виноват… — в конце предложения голос парня сорвался. Он опустился на землю, тяжело привалившись к боку машины.

— Ты хочешь сказать, что искусственный интеллект пришел к этому самостоятельно?

— Я в этом уверен. ИИ запустил сам процесс, а вот контроль над ним, после своей победы над машинами, правительство Конфедерации взяло на себя.

Мы с Ноем переглянулись.

— Каким образом эта штуковина попадает в кровь человека?

Мат покачал головой:

— Об этом я могу только лишь догадываться. Скорее всего — это обычный укол, который ребенку делают под видом прививки в первые часы жизни.

Я выругался. Провел рукой по затылку, пытаясь сообразить, что же нам делать дальше. С какого бока подступиться к полученной информации? Как противостоять тому, что происходит?

— Ваше святейшество… Мне кажется, оставаться здесь дальше небезопасно…

Я покосился на безумного старика, который в сложившейся ситуации оставался едва ли не самым разумным из нас, и коротко кивнул парням:

— Ной, Мат… Святой отец прав. Нам нужно спешить.

Сидя в поезде, я размышлял о том, что все беды человечества происходят от чрезмерной гордыни. Одни считают себя чем-то лучше других, меряют всех своей меркой и выносят приговоры о второстепенности… Собственное тщеславие и высокомерие влечет людей идти по трупам ближних, расталкивая их локтями. Вся наша история построена на угнетении одного народа другим, и то, к чему мы пришли в итоге — лишь закономерное следствие всего происходящего. Мир разделился на два лагеря — Пустых и Избранных, только лишь потому, что какое-то самовлюбленное чудовище решило, что оно чем-то лучше других. Но самое страшное, что на своем уровне так поступает каждый. «Я», которое занимает главенствующие позиции в сердце каждого человека, заставляет его смотреть на других людей сквозь призму собственных психических, физических, душевных качеств и свойств. Люди невольно начинают считать себя неким стандартом. Взять хотя бы того же Ноя и его отношение к Мату… Или обращение Наны с сиделкой. Да, что далеко ходить? Мое пренебрежение к святому отцу, который не сделал мне ничего плохого… А ведь это путь в никуда. Для нас всех — это путь в никуда… Тогда я задался вопросом, а что же нас может спасти? И среди тысяч повисших в воздухе вариантов сердце выбрало лишь один.

Толерантность.

Яков

— Яков, ну, слава Богу! Где тебя носило все это время?!

— Потом, Анна… Потом. Я к Нане, и…

— Яков…

— Тебе Ной все расскажет…

— Яков, подожди…

Я обернулся. Уставился на девушку, внутренне негодуя из-за этой вынужденной остановки.

— Яков, — как попугай, повторила она, и тут до меня дошло. Как в голову ударило!

— Нет, — шепнул я, отступая.

— Яков, послушай!

— Нет. Все потом. Мне нужно к жене, — я отступил на шаг, я практически побежал…

— Ее нет в палате, — прошептала Анна сквозь слезы. — Мне очень жаль…

Я замер, не поворачиваясь. «Не говори мне этого. Пожалуйста, не говори…» — стучало в висках в такт оглушительно громким ударам сердца.

— Нану перевели в палату реанимации. Она впала в кому и… Яков… шансов нет. Марина не подошла.

— Заткнись! — я обернулся все же. Обвел полубезумным взглядом всех собравшихся. Анну, Ноя, Мата и даже святого отца. — Заткнись. Потому что ты ничего не знаешь!

Анна всхлипнула, закусила губу, заглушая рыдание, и отчаянно затрясла головой:

— Прости меня, прости! Я… только лишь передаю слова врачей! Я только лишь передаю…

Воздух болезненными толчками врывался в мои легкие. Еще, и еще… А вот выдохнуть почему-то не получалось. Я растерянно уставился на собственную грудь. Потер ладонью, но помогло слабо. Как если бы к пулевому ранению приложить подорожник. Выдохнул. Зарылся лицом в ладони, закрываясь от сочувствующих взглядов посторонних. Как в детстве, пахнущем яблочным пирогом и корицей — я вас не вижу, а значит, вас нет.

Ненавижу сочувствие. Не-на-ви-жу! Оно означает конец. Конец всего. Оно означает, что моя надежда сдохла, оставив после себя уродливый разлагающийся труп. Так не должно быть! Не должно быть…

— Реанимация находится на шестом уровне, — положа руку мне на плечо, шепнула Анна.

Я сбросил ее ладонь и пошел к лифтам. Секунды одна за другой нанизывались на бесконечные бусы моего ожидания.

Шаг, другой… Отъехала и закрылась дверь. И вот уже она. Моя девочка. Моя… Осознание этого факта пришло как-то сразу. Пониманием на некоем глубинном уровне. Без навешивания ярлыков и попыток найти определения… Как озарение. Как признание на уровне нервных окончаний и ощущений. Моя… Моя… Моя!

Глаза Наны запали. Черты лица обострились, как это обычно бывает у покойников. И этот факт… этот чертов факт меня особенно разозлил. Потому что она была здесь! Она еще не ушла. А значит, смерть не имела права накладывать свои гнусные печати на ее прекрасное лицо. Не имела права…

Я перевел взгляд на работающий аппарат ИВЛ, благодаря которому Нана дышала, и бессильно опустился на колени. Уперся лбом в край койки, слепо нашарил ее хрупкую почти детскую ладошку. Я не мог. Ничего не мог… Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пообещать, что найду какой-нибудь выход, ни… отпустить. Даже сейчас, видя ее состояние, я не мог сдержать свое слово и отпустить. Весь мой мир рушился, как стены древнего Иерихона.