— Наша вода испортилась! На наших полях гибнет фасоль! Наши женщины кричат по ночам, потому что им снятся страшные сны! Ты должен уйти!

— Мы не уйдем, хагг.

— Я требую, чтобы мне дали поговорить с человеком из Каира.

Марк повернулся к Жасмине:

— Где Хасим?

— Он все еще не пришел в себя, Марк.

— Сожалею, хагг, но мистер ель-Шейхли не может сейчас с тобой говорить. Хотя это все равно ничего не меняет. У нас есть официальное разрешение на работу здесь.

— Я обращусь к мудиру.

— По мне, так идите хоть к президенту. Мы все равно останемся.

Лицо старика побагровело, а глаза запылали от гнева. В какой-то момент Марку даже показалось, что умду хватит удар, но приступ ярости скоро прошел, и старик продолжил смиренным тоном:

— Я умоляю тебя. Пожалуйста, оставь нас в покое.

Марк взглянул в лицо толстому Константину Доменикосу, у которого был на удивление безразличный вид, затем опять повернулся к умде:

— Все твои страхи, хагг, — обычные предрассудки. Здесь нет никаких злых сил. Мы всего лишь ученые и делаем свою работу. Зачем нам ссориться с тобой, когда мы можем жить в мире.

— Не можем, доктор Дэвисон. — Старик, казалось, сник. — Я знаю, что ты будешь продолжать свою работу, навлекая на себя одно несчастье за другим, — проговорил он подавленно. — Но я сделаю все, что только в моих силах, чтобы предотвратить наихудшее. Я отзову своих людей обратно в деревню.

— Может быть, ты хочешь повысить цену? Больше чая? Кока-колы?

Старик тихо покачал головой:

— Ты так и не понял меня!

— Тогда, может, ты беспокоишься из-за вещей, которые мы найдем в гробнице? Угрозами ты ничего не добьешься, хагг. Я лично прослежу за тем, чтобы все, что будет найдено в гробнице, — только не делай вид, что ты о ней ничего не слышал, — попало в Музей Египта в Каире.

— О Аллах! Доктор Дэвисон, мои люди хотят жить с тобой в мире, но если ты этого не хочешь, я отзову рабочих обратно в деревню. Они послушают меня.

— Я могу нанять рабочих в другой деревне.

— Посмотрим, доктор Дэвисон, посмотрим.

С этими словами старик заковылял обратно к своему ослу и с большим трудом опять взобрался на него. Прежде чем двинуться в обратный путь, умда поднял указательный палец и воскликнул:

— Я предупредил тебя!

Американцы, Жасмина и Абдула остались стоять у палатки, глядя вслед трогательной молчаливой процессии. Потом Марк сказал Абдуле:

— Убери отсюда эту гадость.

— Эфенди, что мы будем делать с рабочими?

— Не знаю. Не сможет же он их всех заставить вернуться обратно.

— Нет, эфенди, думаю, надо повысить оплату, и тогда мне удастся уговорить рабочих из Хаг Кандиль остаться. Но что делать с водой и свежими продуктами, ведь их тоже доставляли люди умды.

— Как только Хасиму станет лучше, он отправится с докладом в Каир. Правительственные чиновники, которые прибудут к нам, смогут привезти с собой новых рабочих. А пока людей у нас вполне достаточно, чтобы продолжать раскопки входа в гробницу. Продукты же мы можем привозить с того берега Нила из Маллави. Теперь, пожалуйста, убери это.

Египтянин кивнул и с мрачным видом сам поднял с земли оба свертка. Когда он ушел, Рон спросил:

— Думаешь, у нас будут неприятности?

— Кто его знает. В любом случае власти на нашей стороне, особенно теперь, когда мы нашли гробницу. Старику не удастся выжить нас из долины. Возможно, наша жизнь теперь станет и не слишком приятной, но он все-таки не настолько глуп, чтобы конфликтовать с властями. Вспомни, что его люди сделали с шейхой. Это убийство, Рон.

Когда все направились к общей палатке, откуда доносился запах кофе и перегоревшего жира, Жасмина подошла к Марку:

— Вы хромаете. У вас что-то с ногами?

— Да, гулял тут и забыл надеть ботинки, пошел босиком.

— Позвольте мне взглянуть.

Они вошли в палатку, Марк сел на раскладной стул, а Жасмина опустилась рядом с ним на колени.

— Вам, наверное, очень больно.

— Ну, в общем, да.

Жасмина протянула руку к полке с лекарствами, стоявшую позади Марка.

— Закатайте рукав, — попросила она.

— Зачем?

— Я сделаю вам укол.

Поставив у его ног миску с мыльной водой, она спросила:

— Как же так получилось?

— Я… я пошел прогуляться, но почему-то забыл надеть сапоги. Как чувствует себя Хасим?

Осторожно смывая прилипший песок и запекшуюся кровь, она ответила:

— Честно говоря, даже не знаю, что вам ответить. Сегодня утром Абдула разбудил меня и сказал, что у мистера ель-Шейхли снова начались судороги. Его лицо распухло и сильно покраснело, что не характерно для укусов желтых скорпионов. Я сделала ему укол морфия, и теперь он спит, но я прямо не знаю, что делать.

— А как дела у Холстида?

— Все по-прежнему. Сегодня утром он пришел ко мне и спросил, что он должен сделать, чтобы остановить кровотечение. Но на мой вопрос, какое именно у него кровотечение, он не захотел ответить. Я ничем не могу ему помочь.

Марк покачал головой. Он огляделся в палатке и заметил на ее туалетном столике фотографию пожилого мужчины, украшенную букетиком засушенных цветов, Коран и маленький кусочек лавандового мыла в фарфоровой мыльнице. Потом он перевел взгляд на ее тонкие загорелые руки, которые в этот момент обрабатывали его ссадины.

— Вам плохо здесь? — спросил он тихо.

Она вытерла его ноги мягким полотенцем и намазала их какой-то оранжевой мазью. Не поднимая глаз, она ответила:

— Плохо неподходящее слово, Марк. Мне здесь очень страшно. Умда был прав. Здесь действуют злые силы, и это происходит из-за нас.

Марк продолжал наблюдать, как она работает. Он вспомнил о путешествии с Нефертити и подумал, не рассказать ли Жасмине о своих видениях. Она бы поняла его.

— Мне кажется, нам всем лучше уехать отсюда, Марк, — продолжала она, забинтовывая его ноги. — Я не хочу оставлять вас в трудную минуту и ни за что не брошу Хасима, пока он не поправится. Поэтому мы должны уехать отсюда все вместе, как и приехали, одной группой.

Марк прикусил губу. Его охватило горькое разочарование. Нет, она все-таки не смогла бы этого понять. Никто из них не смог бы понять…


В общей палатке его дожидался взвинченный Холстид.

— Ситуация вышла из-под контроля, Дэвисон! — воскликнул он, возбужденно расхаживая взад и вперед по палатке и нервно сжимая кулаки.

Рон и Абдула тоже были тут. Жасмина остановилась позади Марка.

— Что вы такое говорите?

— Я хочу уехать, Дэвисон. Собрать вещи и уехать.

— Вы шутите?

— Да что вы себе позволяете, Дэвисон, мне, наверное, лучше знать, когда я говорю серьезно, а когда нет! — Холстид держал у носа завернутый в платок большой ватный тампон. — Я не хочу кончить так же, как Невиль Рамсгейт!

Марк взглянул на Абдулу и Рона, их лица были непроницаемо-серьезными.

— Но вы же не верите в этих демонов, мистер Холстид…

— Мне все равно, демоны это или феллахи, Дэвисон. Я не хочу стать жертвой очередного преступления. Этот старик не шутит. Сначала он отзовет всех рабочих и охранников, а потом, когда мы останемся без поддержки, подошлет кого-нибудь отправить нас всех на тот свет!

В полном недоумении Марк перевел взгляд с Холстида на Абдулу, неподвижно смотрящего прямо перед собой, а с Абдулы на Рона, который тихо сказал:

— Он прав, Марк.

Марк опустился на скамейку.

— Но почему?

— Я ничего не смыслю в демонах и проклятиях, знаю лишь, что от нас здесь хотят избавиться и что уже произошло три страшных убийства. То же самое случилось и с Рамсгейтом сто лет назад. А когда он собирался открыть дверь гробницы, он погиб, и я не верю, что это была оспа. Марк, эти люди хотят, чтобы мы убрались отсюда, и они не остановятся ни перед чем, лишь бы избавиться от нас.

Марк схватился за голову:

— Да это же просто безумие! Теперь, когда мы стоим на пороге грандиозного открытия, ты позволишь нескольким суеверным крестьянам запугать себя!

— Марк… — Рон положил руку на плечо друга. — Взгляни правде в глаза. Здесь нам угрожает опасность…

— Нет! — Марк ударил кулаком по столу.

— Ну давай хотя бы дождемся на безопасном расстоянии, пока не приедут чиновники из Каира. Большего мы не требуем. Мы поедем в Эль-Минью, пошлем телеграмму и будем ждать людей из министерства.

— Нет! — Марк оттолкнул руку Рона. — Мы будем продолжать работать!

— То, что ты сейчас делаешь, — абсолютная глупость! Боже мой, Марк, ты просто медленно сходишь с ума! Куда делся тот сдержанный, рассудительный ученый? Да ты только взгляни на себя!

Марк старался не смотреть в полные упрека глаза друга. Они не понимают его! Как же им втолковать, что он должен остаться здесь. Он не может уехать, что бы ему ни грозило. Гробница была слишком важна для него, и к тому же была еще она… Как он мог уехать, так и не узнав, кто такая и откуда взялась эта женщина, называющая себя Нефертити…

— Марк!

Он растерянно посмотрел на Рона.

— Одумайся, Марк. Больше я ни о чем тебя не прошу. Давай переедем в Эль-Минью, сегодня же после обеда…

— Я сказал, нет. Послушай, Рон, — воскликнул Марк, — как долго, ты думаешь, гробница останется закрытой в наше отсутствие? Как только мы причалим к противоположному берегу, крестьяне толпами бросятся туда и взломают дверь. Они разграбят ее, повредят хрупкие мумии и предметы искусства, а золото продадут Доменикосу. А мы тем временем будем преспокойно сидеть в Эль-Минье и дожидаться вмешательства властей!

Рон долго смотрел на Марка и наконец признался, нахмурив брови:

— Не знаю… Об этом я как-то не подумал.

— Нет! — истерично взвизгнул Холстид. Его платок был уже насквозь пропитан кровью.

— Я сказал, мы едем. Это моя экспедиция, и здесь я решаю, что нам делать дальше…

— Сенфорд!

Все оглянулись.

Высокая и величественная Алексис Холстид с победоносным видом стояла в дверях палатки.

— Мы никуда не едем.

— Но Алексис…

— Сенфорд, еще одно слово, и ты отправишься туда, откуда я тебя вытащила.

Он испуганно посмотрел на нее и сразу же как-то съежился под ее властным взглядом.

— Так-то лучше. — Она твердым шагом вошла в палатку и в решительной позе остановилась перед остальными. — У нас у всех здесь расшатались нервы! Мы же не допустим, чтобы несколько примитивных крестьян лишили нас того, что нам принадлежит. Я этого не потерплю. Это моя экспедиция, и я говорю вам: мы остаемся.

Все с удивлением смотрели на нее, впечатленные ее невероятно презрительным взглядом и вызывающей позой.

— Если вы хотите обратиться за помощью к властям, доктор Дэвисон, то вы можете это сделать. Поступайте так, как считаете нужным, я предоставляю вам полную свободу действий. Но мы останемся здесь, это мое последнее слово.


Марк ползал на четвереньках, осторожно очищая мягкими губками и кисточками верхнюю часть двери гробницы. Она уже примерно на полметра показалась из песка, и вырезанный на камне текст можно было легко прочитать. С трубкой в зубах и взмокшим от пота платком на голове Марк усердно работал под палящим солнцем, отмывая иероглифы от грязи.

Несколько феллахов, которых Абдуле удалось подкупить, продолжали откапывать лестницу. Уже показалась ее девятая ступень. Они все глубже и глубже уходили под землю, приближаясь ко входу в гробницу. Холстид сидел вместе с Алексис под развевающимся тентом и от нечего делать ловил мух, а Рон экспериментировал с камерой и штативом. Жасмина предпочла остаться с Хасимом в лагере.

Очистив последний символ самой нижней строки, Марк откинулся назад и потер затекшие плечи. Теперь наконец он мог заняться чтением того, над чем он так долго работал.

Сначала он пробежался по тексту глазами и мысленно сделал приблизительный перевод. Потом он взял в руки блокнот и начал внимательно разбирать каждый отдельный иероглиф. Ему не пришлось долго размышлять, слова как бы сами собой ложились на бумагу.

«Здесь покоится царь-отступник, преступник, Он, Не Имеющий Имени, и да будет проклят тот путник, который произнесет имя его и подарит жизнь ему, ибо тогда увидит он Сета и свиту его, и увидит он воплощение сил зла, тьмы, противостоящих свету и порядку.

Берегись стражей неверного, поставленных здесь на веки веков!»

Затем следовало изображение тех же семи фигур, что были вырезаны в верхней части стелы. Под ними находилось продолжение текста:

«Горе тому, кто, путешествуя вверх по Нилу, нарушит покой обитателей этого дома или войдет в него или что-нибудь возьмет из него. И горе тому, кто, путешествуя вниз по Нилу, произнесет имя неверного. Такова будет кара чудовищ».