Виктория Даль - Семь дней страсти

— Ник, пожалуйста, — снова начала Синтия. — Мне кажется, нам надо ехать дальше и остановиться на постоялом дворе. Вернешься к его светлости утром, посмотришь, какое у него настроение. Я…

Когда открылась дверь, Синтия уже пожалела о том раздражении, которое заставило ее пройти в глубь комнаты. Теперь Ника не было рядом, она стояла одна и с ужасом смотрела, как кланяется лакей входящей элегантной паре. Женщина была довольно… обычного, вида. Не выше шести футов. Без белого напудренного парика. На первый взгляд очень молодая и даже простоватая. Ее красота выражалась в уверенности, которую она носила так же, как платье.

— Эмма!

Ник направился прямо к ней и склонился к ее руке. Женщина улыбнулась и обняла его. Мужчина, стоявший рядом с ней, нахмурился.

Синтия подумала, что женщина достаточно миловидна, но мужчина был прекрасен, как сам Люцифер. Синтия решила, что это черные волосы делают его похожим на дьявола, но когда она встретилась с взглядом его голубых глаз, то поняла, что именно глаза придают ему дьявольский вид. Такие холодные и оценивающие. Синтия почувствовала плечом каминную полку и поняла, что сделала шаг назад.

В этот момент она была готова отдать все, только бы оказаться где-то в другом месте. Даже сталкиваясь с Ричмондом, ей все было понятно. Он был ее врагом. Он был дьяволом. Но герцог Сомерхарт… Здесь почва под ногами была довольно зыбкой. Этот человек был в лучшем случае опасным союзником.

Несмотря на то что биение сердца отдавалось у нее в ушах, Синтия разобрала слово «представить» и увидела, что все трое повернулись в ее сторону. Напрасно она ждала, что сможет провалиться сквозь землю и спрятаться там на некоторое время, пол у нее под ногами был прочным.

Николас подмигнул ей в знак поддержки, и девушка заставила себя выйти на середину комнаты.

— Ваша светлость, позвольте представить вам мисс Синтию Мерриторп из Оук-Холла. Мисс Мерриторп, ее светлость герцогиня Сомерхарт и его светлость герцог Сомерхарт.

Тщетно пытаясь вспомнить, насколько глубоким должен быть поклон, Синтия поклонилась так низко, как только могла. Так, словно ее представили королеве. Из-под юбок показались ее уродливые ботинки.

— Не упадите, — сказала герцогиня. — Хотя это будет хороший повод посмеяться во время будущих встреч. И все равно не надо. — Она взяла Синтию за локоть и потянула вверх. — Я рада с вами познакомиться.

Держа Синтию под руку, она повернулась вместе с ней к герцогу.

— Улыбнись девушке, Харт. А потом можешь продолжать хмуриться на Ланкастера.

— Очень рад, — сказал герцог, сверкнув улыбкой и продемонстрировав обаятельную сторону дьявола.

— Очень приятно, ваша светлость, — с трудом произнесла Синтия.

Улыбка с лица герцога пропала, когда он посмотрел на Ника.

— Ну что ж, Ланкастер, оставим твою очаровательную спутницу. Что так неожиданно привело тебя в Сомерхарт?

— Мне думается, что леди могла бы что-нибудь выпить, пока мы не углубились в разговоры, — ухмыльнулся Ланкастер.

— Ник! — воскликнула Синтия, ужаснувшись его невежливости.

Ланкастер не смог сдержать сдавленного смеха, и когда Синтия бросила взгляд в сторону хозяев дома, она поняла почему. Герцог и герцогиня смотрели на нее, удивленно подняв брови.

Так много времени прошло с тех пор, как Синтия была в приличном обществе. Месяцы. Здесь существовали правила, которые следовало соблюдать. Важные правила. Здесь Ник был для нее лордом Ланкастером.

— Я…

Ник совершенно не выглядел смущенным, но он ко всему относится с такой легкостью.

— Мы с мисс Мерриторп знаем друг друга с детских лет, почти кузены.

— Хм, кузены? — переспросила герцогиня. — Тогда, поскольку Ланкастер нам очень близок, мы тоже должны обращаться с вами как с кузиной, мисс Мерриторп. Как это замечательно!

— Когда это, — фыркнул герцог, — он был хоть сколько-нибудь близок к семье?

— К твоей, возможно, нет. Они почти все сквалыги. За исключением твоей сестры. И тети Августы.

— Спасибо. — Герцог проворчал что-то еще, но все же направился к шкафчику и наполнил четыре бокала красным вином. — Это подойдет для тебя, Ланкастер?

— Вполне.

— Тогда давайте сядем.

Они все присели у слабо горящего камина. Синтия едва ли могла припомнить дом, где камины горели в пустых комнатах.

— Я пришел за своим долгом, — без предисловий заявил Ник.

— Это ты у нас специалист по долгам, а не я, — фыркнул герцог.

— Ты знаешь, о чем я говорю.

Сомерхарт наклонил голову. Герцогиня что-то пробормотала, но мужчины не обратили на это внимания.

— Мисс Мерриторп необходим скромный приют на несколько дней.

Взгляд голубых глаз остановился на Синтии.

— В каком смысле?

Синтия в тревоге повернулась к Нику. Что он скажет? Почему они не обсудили это заранее?

— Через девять дней она достигнет совершеннолетия.

— Понятно.

То, что, конечно, понял Сомерхарт, ему не понравилось. Герцогиня, однако, обрадовалась:

— Вы спасаетесь от ненавистного брака?

Синтия вздрогнула.

— Вы бежите с Ланкастером?

У герцогини заблестели глаза.

— Нет, — ответила Синтия.

— Мы посмотрим, — одновременно с ней ответил Ник.

— Понятно. — У герцога снова поползли вверх брови. — Только я не уверен, что мой долг обязывает меня испытать гнев целой разъяренной семьи. Даже двух семей. Или… — он посмотрел на Ника, — возможно, четырех.

Четырех, подумала Синтия. Именно так. Пострадают четыре семьи, если они поженятся.

— Конечно, ваша светлость. — Синтия встала, заставляя тем самым встать мужчин. — Мы не должны были просить об этом.

— Мы не просили, — прервал ее Ник. Вежливая маска с его лица исчезла, теперь оно было серьезным. — Я просил. И независимо от гнева семьи я буду просить вас взять ее под вашу защиту. Речь идет о лорде Ричмонде.

— Ричмонд, — выдохнула герцогиня.

— Я думаю, вам известна репутация этого человека.

— О да, — заявила герцогиня. — Он был одним из самых близких друзей моего отца. Если, конечно, эти шакалы способны на дружбу. Более презренного человека я никогда не встречала.

У Синтии загорелось лицо. Она чувствовала, как разливается по комнате отвращение, она буквально ощущало это словно что-то материальное. Что-то, что она принесла сюда.

— Тогда никаких вопросов, — снова подала голос герцогиня. — Вы остаетесь.

— Полагаю, ты тоже должен остаться?

Сомерхарт сложил руки на груди, глядя на Николаса.

— Вашей любезности нет границ, — поклонился Ланкастер с едва заметной улыбкой.

Герцогиня встала и взяла Синтию за руку:

— Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. И называйте меня Эммой. Похоже, мы с вами еще больше кузины, чем я подозревала.

Синтия, изумившись быстроте происходящего, позволила вывести себя из гостиной. Мужчины остались. Будут говорить о ней, и она понимала это. Ей только хотелось знать, что будет сказано в ее адрес.

— Можешь представить мое замешательство, — начал Сомерхарт, как только за женщинами закрылась дверь. — Мы с Эммой как раз обсуждали поездку в Лондон. На твою свадьбу.

— Да. Замешательство.

— Я так понимаю, ты разорвал помолвку.

— Я зайду к мисс Брандисс лично, как только вернусь в Лондон.

— Это никому не понравится. Ни ее семье, ни твоим кредиторам.

— Знаю.

Сомерхарт сел, положив ногу на ногу.

— Мне дали понять, что лорд Ричмонд стал… неспособен.

— Если ты имеешь в виду, что кто-то кастрировал его, то я тоже это слышал. Не знаю, что он собирается делать с Синтией. По всеобщему мнению, он больше не способен стать отцом, но, возможно, это неправда.

Сомерхарт ухмыльнулся и сделал глоток вина.

— Его человек преследовал нас, когда мы ехали сюда. Я планирую завтра утром отправить свой экипаж назад, чтобы попытаться пустить их по ложному следу. Если ты хочешь, чтобы я уехал, я уеду.

Сомерхарт махнул рукой, и Ланкастер почувствовал облегчение.

— Я не буду страдать бессонницей из-за таких, как Ричмонд. В худшем случае я продержу в неизвестности девять дней семью мисс Мерриторп. Зачем быть герцогом, если невозможно злоупотребить своей властью?

Николас поднял свой бокал и кивнул в сторону герцога, прежде чем осушить его до дна.

— Как у тебя обстоят дела? Я знаю о твоих железных дорогах, но недавно услышал разговоры о судоходной компании.

— Несмотря на причастность к парламенту, я считаю, что железные дороги проще, — проворчал Сомерхарт. — Судоходство… Клянусь, эти американцы, наверное, хотят, чтобы их соблазнили договором. Единственный человек, соблазнение которого меня интересует, это моя жена.

— Что такое? — улыбнулся Ланкастер. — Они хотят, чтобы ты был любезен с ними?

— Как будто для этого у меня есть время, — раздраженно откликнулся герцог.

— Я мог бы дать тебе уроки.

— Почему-то я думаю, они не клюнут.

Ланкастер, вежливо соглашаясь, наклонил голову.

— Если хочешь поупражняться на ком-то еще… У нас тут намечается небольшой праздник. Присоединяйся и продемонстрируй свое обаяние в полной мере, если хочешь. Эмма пригласила Осборнов и несколько дюжин своих излюбленных противников.

— Противников?

— За игровым столом. Она скучает без игры, хотя и отрицает это. Она утверждает, что всего лишь помогает своей неизменной компании учить математику, когда играет с ними на печенье.

— О Боже! — Ланкастер рассмеялся.

— У меня никогда не хватало терпения на это независимо от того, на что делалась ставка: на печенье или на кроны.

Как только Сомерхарт произнес слово «крона», Ланкастер забыл про свое изумление и выпрямился. Карточная вечеринка. У Синтии триста четыре фунта, которые надо преумножить. Возможно, ему только что предложили решение проблемы.

— Спасибо, Сомерхарт. Я с удовольствием приму участие.

У него слегка болтались ноги, как будто в комнате дул ветерок, как будто веревка была детскими качелями, а не петлей. Скрип веревки стоял у него в ушах, но чем дольше он висел, тем больше отдалялся этот звук. Он отпустил веревку.

— Ник. — Он открыл глаза и увидел, что прямо перед ним стоит Синтия и смотрит на него. — Ты повесился?

Неужели она ждет ответа? Он указал на веревку. «Я не могу говорить».

— Ну что ж, вам должно быть стыдно, Николас Кантри.

Да, ему должно быть стыдно. Ужасно стыдно. Он смотрел на нее сверху, с облегчением думая, что ее лицо — последнее, что он видит.

Но вдруг за Синтией открылась дверь, и в комнату вошел совершенно голый Ричмонд, поддерживавший рукой свое мужское достоинство. У него была бледная, как рыбье брюхо, кожа, мягкий и рыхлый живот, такой же, как десять лет назад. Ланкастер с ужасом наблюдал, как Ричмонд с восставшей плотью подошел сзади к Синтии.

Ланкастер взбрыкнул ногами, пытаясь поднять руку и показать ей, но Синтия только с отвращением покачала головой. Тогда Ричмонд опустил руку и потянулся к Синтии, а с его пальцев капала кровь. Ланкастер посмотрел вниз, увидел, что плоть Ричмонда представляет собой изуродованное месиво, и открыл рот в немом крике.

— Ник! — снова позвала Синтия, немного сильнее постучав в дверь.

Двери в этом доме были чертовски крепкими. Через них проникали лишь отголоски шума. Приглушенная брань. Легкий шелест простыней.

— Ник! Уже скоро ужин!

Синтия постучала еще раз. Она не могла спуститься сама. Нервы были как натянутые струны. Гости прибывали весь день, а Синтия только начала привыкать к мысли, что она находится в доме герцога. Даже спустя два дня она всякий раз подпрыгивала как испуганная мышь, когда его светлость заходил в комнату. Графиня ее больше не пугала. Она сама была загадочно таинственной, и Синтия гадала, какие же у нее гости.

При мысли о том, с каким количеством лордов и леди ей предстоит встретиться, Синтия подняла руку, чтобы опять стукнуть в дверь, но она, наконец, распахнулась.

— Я так понимаю, ты очень хорошо вздремнул? — Эти слова сорвались с ее языка раньше, чем она заметила его бледное лицо и взмокший от пота лоб. — Ты заболел?

— Нет, просто спал слишком крепко.

— Скоро ужин.

— Надо одеваться. — Ланкастер потер затылок. — Спасибо, что разбудила.

Дверь стала закрываться, и Синтия обиженно проскользнула за ним следом в комнату.

— Ник, мне страшно. Я думаю, мне не надо туда идти.

Ланкастер сердито закрыл дверь и прислонился к ней, сложив руки на груди.

— О чем ты говоришь?