Селеста Брэдли - Семь грехов куртизанки

Первые часы суда были упражнением в терпении. Сначала первый, потом второй адвокат поднимались и оспаривали перед судьей мельчайшие юридические нюансы. Потребовался час, чтобы установить, что я на самом деле Офелия Харрингтон, известная также как Ласточка. Я старалась больше походить на Голубку. Ужасное платье вносило свою лепту.

Еще один час ушел, чтобы установить, что покойный действительно являлся мистером Эймоном Уэйнрайтом из Беннерфилд-холла, а не каким-нибудь другим беднягой, найденным мертвым в постели шлюхи.

Мой адвокат возразил против последнего термина, и юристы опять сцепились. Тем временем мои ноги уже дрожали от усталости. Несмотря на то, что маленькому юристу удалось-таки выхлопотать мне отдельную камеру, я еще не постигла науку спать шумными ночами в Ньюгете.

Но ведь слегка сгорбленная поза только сделает правдоподобнее мою маскировку под Голубку. Я позволила себе устало опереться на перила загородки.

Пристав подошел ко мне и ударил полицейской дубинкой по перилам, чуть не угодив мне по пальцам. Я отдернула руки и выпрямилась.

В тот день мои дела шли не особенно хорошо. На каждое упоминание о моей «профессии» галерка отзывалась противными смешками. Во всем зале не осталось сухих глаз, когда адвокат Элис трогательно описывал, как тяжело та переживает смерть любимого отца. Я плакала вместе с остальными.

Лорд Б. тоже ухитрился пробиться на трибуну. Он уделил много времени, чтобы окончательно убедить публику, будто я жадная до чужих денег злодейка высшего разряда. Подозреваю, что этот портрет он писал с себя самого. Он во всеуслышание признался, что когда-то мы были в связи, точнее, как он выразился, что когда-то он попал под действие злых чар Черной Птицы (похоже, слова можно было перекручивать как угодно) и лишь чудом спасся, не запятнав своей чести.

Какой молодец!

Долгий день подходил к концу, а мне так и не дали возможности сказать в свое оправдание хотя бы слово. Судья стукнул молотком и объявил, что заседание продолжится завтра и тогда же будут заслушаны новые свидетели.

Я представить не могла кто. Лебедь? У нее был такой же озадаченный вид, как у меня самой. Юрист? Что ж, он мне симпатизирует, так что его отзыв мог бы помочь.

Потом я заметила мужчину, который сидел в ближайшей ко мне галерее. Он расположился на несколько рядов выше, где зал наполовину скрывала тень, поэтому я не могла его хорошо разглядеть. Наверняка я могла сказать лишь то, что он был высоким, широкоплечим и темноволосым.

Неужели Сударь наконец?

Прежде чем вести меня обратно в Ньюгет, мне дали несколько минут переговорить с юристом и его спутницей. Лебедь сразу же заключила меня в дрожащие объятия. Юрист был черным как туча. Тогда я поняла, что мои скверные впечатления о ходе процесса недалеки от истины. Я высвободилась из объятий Лебеди и бросила взгляд на верхние ряды. Мужчина ушел.

— Ты видела его? — спросила я у Лебеди. — Высокого темноволосого мужчину вон там?

Лебедь нахмурилась и удивленно заморгала.

— Я видела такого мужчину, как ты описываешь, но я думала, что ты презираешь лорда Малкольма Эшфорда.

О! Я сникла.

— Я думала…

Лебедь повела бровью.

— Ты думала, что видела Сударя, — догадалась она.

— Я чувствую себя глупо. — Потом я нахмурилась. — А что здесь понадобилось Эшфорду?

Лебедь пожала плечами.

— Любопытство? В конце концов, ты от него сбежала.

Я фыркнула.

— Скорее радость, что беда обошла его стороной.

Я устало прикрыла глаза. Комната как будто пошатнулась.

Подошел надзиратель.

— Пора идти, мисс.

Мне хотелось бежать, нестись по коридорам Олд-Бейли, как помешанной, царапаться, кусаться и пускать пену изо рта — все, что угодно, лишь бы не возвращаться в холодный каменный мешок. За железные прутья.

На обратном пути мы проходили мимо виселиц. Утром мы шли той же дорогой, но тогда я верила, что сила простой невиновности склонит чашу весов в мою пользу. Теперь я поняла, что меня в самом деле могут повесить.

Затянуть на шее петлю, пока не наступит смерть… смерть… смерть.

Деревянные виселицы поскрипывали на ветру. На секунду я представила, как в петле болтается тело, — пышное тело с темноволосой головой и восхитительной грудью.

Я не хочу умирать.

Тем не менее становилось абсолютно ясно, что меня вполне могут признать виновной в убийстве Эймона и я стану очередной достопримечательностью города, наподобие Воксхолл-Гарденз[45] или лебедей в Гайд-Парке.

Оглушенная жестокостью своей вероятной доли, я позволила втолкнуть себя в тускло освещенную камеру. Я рухнула на тюфяк, слишком испуганная, чтобы плакать. Жалела ли я, что брала от жизни лучшее? Жалела ли, что ослушалась родственников и не вышла за ненавистного Эшфорда по их указке?

Месяц назад я бы рассмеялась при одном упоминании об этом.

Теперь мне было не до смеха.

Бостон

Рев «Боинга-737» убаюкивал и вводил в транс. Мик не обращал ни малейшего внимания на остальных пассажиров юго-западного рейса, которые были заняты своими ноутбуками и гаджетами с видом успешных и важных людей, со всей серьезностью направляющихся туда, куда и положено успешным и важным людям. Глядя в голубое небо на высоте тридцати двух тысяч футов, Мик не мог отделаться от ощущения, что летит не туда.

Самолет держал курс на Чикаго, но голова и сердце Мика оглядывались через плечо на Бостон.

Не имея возможности пользоваться мобильным на борту, он буквально сходил с ума, потому что никак не мог проверить, ответила ли Пайпер на его сообщения и звонки. Чтобы немного успокоиться, он опустил руку в карман брюк, намереваясь достать телефон, но вместо него вытащил коробочку, которую Пайпер подарила ему накануне вечером.

Мик грустно улыбнулся. Он совсем забыл о подарке в безумной спешке подготовить выставку. О, кого он пытается обмануть? Он забыл обо всем прошлой ночью, в том числе и о подарке, и вовсе не потому что был занят. А потому что пронзительный ветер, дувший от холодного плеча Пайпер, превратил его в ледышку. Прошлой ночью он думал только о том, как из рабочей комнаты Пайпер испарился весь кислород, когда она поджала губы и спокойно сказала: «Мне нужно идти».

В один миг открытая, сладострастная, энергичная Пайпер, которую он полюбил, исчезла. Вернулась в свою пещеру. И все из-за него.

Пальцы Мика дрожали, когда он срывал упаковочную бумагу с подарка. Под оберткой была простая белая коробочка, какую дают в торговом центре, когда покупаешь булавку для галстука.

Он открыл крышку.

И почувствовал, что его желудок кувырком пролетел все тридцать две тысячи футов.

Пайпер подарила ему ключи от своей квартиры.

Мик судорожно глотнул и посмотрел в окно, раздавленный печалью и грузом собственной тупости.

Пайпер только набралась мужества предложить ему все, а он швырнул ей это предложение в лицо. Он знал Пайпер. Он понимал, что ей этот эпизод представился в знакомом свете десятилетней давности.

Только на этот раз она обнажила перед ним больше, чем свои идеальные груди, — она открыла ему свое идеальное сердце.

Мик развернулся на сто восемьдесят градусов и похлопал по плечу занятого мужчину в соседнем кресле. Тот оторвался от компьютера и вынул из уха наушник.

— Да?

— Где мы? — спросил Мик.

Парень тут же насторожился.

— Э-э. В самолете.

Мик рассмеялся, как человек, который трогается рассудком.

— В смысле, далеко ли еще до Чикаго?

Сосед пожал плечами и вставил наушник обратно. Мик стал нетерпеливо тыкать в кнопку вызова стюардессы.

Та сразу же появилась.

— Какие-то проблемы, сэр? — с некоторой тревогой спросила она.

— Когда мы приземлимся?

Стюардесса посмотрела на часы.

— Примерно через час. Вам нужна срочная помощь медицинского характера?

Мик запустил пальцы в волосы и закрыл глаза. Он застонал от досады, потом усмехнулся.

— Нет. Я только что совершил самую страшную ошибку в своей проклятой жизни, вот и все. Спасибо, что поинтересовались.

Стюардесса повернулась на каблуках и зашагала обратно по проходу.

— Забыл принять дозу! — весело прокомментировала она.

Мик начал мысленно составлять список дел, которые ему нужно сделать, когда они коснутся земли: он поменяет билет, скажет агенту, чтобы та позвонила людям из «Компаса» и предложила им катиться ко всем чертям, если они не могут подождать несчастных пару дней, и попросит Каллена привезти в Логан[46] смокинг и забрать его, Мика, в город.

Мик возвращался домой.

Пайпер не верила тому, что видела в зеркале. В отражении стояла скандально известная англичанка из первой половины девятнадцатого века, а вовсе не девица из двадцать первого, которая скоро останется без работы.

Она вздохнула и разгладила алый атлас на лифе, который повторял контуры ее тела чуть более отчетливо, чем было принято в приличном обществе.

— Я бесконечно благодарна тебе за это платье, Бренна. Оно идеально. Его сшили по примеру того, в котором Офелия выступала на суде, да?

— Совершенно верно. Я решила, что сегодня идеальный вечер, чтобы появиться в нем на публике.

Бренна встала у нее за спиной и расплылась в гордой улыбке.

— Все будут у твоих ног, Пайпс. Ты ошеломительно прекрасна.

Пайпер встала к зеркалу боком, чтобы проверить прическу, спину с театральным воротником и неистово глубокий вырез.

В ответ на похвалу подруги она лишь хмыкнула.

— Я хотела бы, чтобы у моих ног оказался Мик.

Бренна наклонилась к ее уху.

— Он уже сражен, милая. Знаю, ты расстроена, что его сегодня не будет. Это правда отстойно.

Пайпер кивнула, и ее лицо сморщилось от эмоций.

— Сколько его звонков ты проигнорировала сегодня? — поинтересовалась Бренна с явным неодобрением в голосе.

— Несколько. Мне сейчас не до него. Пожалуйста, давай я переживу сегодняшний вечер, а потом уже буду разбираться со своими демонами. Ладно?

Бренна пожала плечами.

— Я просто говорю, что…

— Я испорчу макияж, если опять расплачусь.

Подруга похлопала ее по плечу.

— Для плача нет причин. Он нормальный парень, который пытается поступать правильно. В конечном итоге поймет, что облажался.

— Знаю, знаю. Умом я это понимаю, но — клянусь тебе, Бренна! — я только и вижу, что его спину, когда он уходил из моей квартиры.

Бренна взяла ее за плечи и повернула к себе лицом.

— О какой квартире идет речь?

— О квартире, которую я снимала во время учебы.

— Когда это было?

— Что? О чем ты? Говорю же, это было, когда я училась в магистратуре.

— Ах-ха! Сколько лет прошло с тех пор?

Пайпер рассмеялась.

— Ладно. Я поняла, к чему ты клонишь. Это случилось десять лет назад, а не сегодня. И то, что Мика сейчас нет рядом, это не одно и то же.

— Видишь? — Бренна поцеловала ее в щеку и тут же вытерла следы помады. — Я свое дело сделала.

— Да, но я все равно на него злюсь. — Пайпер схватила с постели ридикюль на шнурке и выключила свет в спальне. — Пойдем, не хочу опоздать на собственную казнь.

Только через долгих четыре часа после посадки в О’Хара[47] офицеры транспортной безопасности и агенты ФБР дали Мику зеленый свет возвращаться в Бостон. По всей видимости, любая неожиданная смена маршрута, означавшая отказ от второй части оплаченного перелета, обращала на себя внимание охраны. Плюс «необычная» беседа Мика со стюардессой обеспечила ему эскорт, как только он покинул борт самолета.

Первым, что он сделал, после того как его отпустили, это набрал номер Каллена. Он объяснил брату, что передумал, рассказал о стычке со службой безопасности аэропорта и пояснил, где и когда Каллен должен его встретить.

— Не забудь мои запонки, — сказал он.

— Ради бога, Магнус! Ты что, собираешься переодеваться в смокинг, пока я буду шпарить по туннелю Теда Вильямса?

— Такой был план.

Потом Мик позвонил своему агенту. Она пришла в замешательство, но согласилась связаться с «Компасом» и передать послание Мика дословно.

— По-моему, ты только что выстрелил себе в ногу, — сказала она.

Лондон

Второй день моего разбирательства начался так же, как и первый, с промозглого и серого рассвета, под стать обстановке в моей камере. Каждое мое движение отдавалось эхом в тесной комнатушке. Я чувствовала себя отрезанной от мира, отгороженной от него милями камня. С чем-то, похожим на ностальгию, я гадала, что сейчас делают Хетти и Берта.