Мик тут же взял чайник и наполнил чашку.

— Так вот, одним из моих любимых тайников был чердак в доме бабушки на Боудин-стрит, где, как вам известно, когда-то жили Малкольм и Офелия. Однажды, вскоре после войны, я нашла этот журнал в сундуке. Если не ошибаюсь, это был тот самый сундук, который я давала вам, Пайпер. С двойным дном, которое вы обнаружили.

Клаудия сделала паузу.

— Кто-нибудь хочет пирожное?

Пайпер и Мик быстро замотали головами. Пайпер казалось, что кожаная книжка, которая теперь лежала у нее на коленях, вот-вот прожжет у нее в ноге дыру.

— Я начала читать дневник и должна сказать, что он изменил мою жизнь. Понимаете, в детстве я была очень восприимчива к сказочным историям и счастливым их завершениям, поэтому любовь длиною в жизнь, о которой в нем говорилось, очаровала меня.

Когда Пайпер осторожно, кончиком пальца приподняла обложку, на обратной стороне появилась рукописная строчка: «Малкольм Харрингтон». У Пайпер до боли пересохло во рту.

— Это… в самом деле его дневник? — прохрипела она.

Клаудия добродушно улыбнулась.

— Не бойтесь, открывайте, дорогая.

— У меня нет перчаток!

Клаудия усмехнулась.

— Милая моя, я уже семьдесят лет повсюду таскаю с собой эту книгу и ни разу не надевала перчаток. Да, она старая, и я надеюсь, что с этого дня о ней будут лучше заботиться. Но прошу, не надо слишком переживать об этом сейчас.

Пайпер кивнула. Мик придвинулся ближе, помог Пайпер придержать переплет, и та открыла первую страницу.

— Вы увидите, что дневник пуст, кроме нескольких страниц вначале, — сказала Клаудия.

Пайпер приняла к сведению и перевернула первую страницу.

Почерк был нетвердым, но размашистым и явно мужским. Он отличался от знакомой руки Офелии. Ни титульной страницы, ни предисловия не было, и Пайпер заметила, что первая запись сделана всего на несколько дней позже официальной даты смерти Офелии.

Девушка замерла. Эмоции переполняли ее. В ее руках были написанные Малкольмом слова, которые ей так хотелось увидеть. Это были мысли и сердечные тайны человека, который за одну жизнь успел побыть напыщенным лордом Эшфордом, Сударем и мистером Харрингтоном.

И теперь наконец она познакомится с ним.

Мик воспользовался свободной рукой, чтобы погладить Пайпер по колену.

— Прочитать вслух? — спросил он.

Она кивнула. Мик начал, и его ирландский говор мягко зажурчал в гостиной.


Я стар и утомлен, но благодарен судьбе за каждый прожитый день. Офелия оставила меня. Она всегда спешила быть первой. Каким пустым кажется мир без нее. Ее любовь никогда не угасала, а ее веселый смех никогда не утихал. Я слышу его даже теперь.

Не каждому мужчине выпадает счастье быть любимым так, как любили меня. Даже в самые безумные дни я дорожил каждым мигом рядом с ней.

Я до сих пор поражаюсь, что чуть не разрушил наше будущее из-за своего высокомерия. Однажды вечером я увидел на балу восхитительное создание и понял, что должен обладать им. Когда купить ее руку в законном браке не удалось, я попытался завоевать ее тайно.

В итоге завоевали меня. Всего за семь ночей эта едва оперившаяся богиня не только обнаружила, что у меня есть сердце, но и похитила его навсегда, положив к себе на ладошку.


— Салфетку? — предложила Клаудия, протягивая Пайпер коробку.

Та даже не заметила, что плачет.

— Спасибо, — сказала Пайпер, хватая сразу несколько.

— Вам нечего стыдиться, милая. Я читаю это с восьмилетнего возраста, и меня каждый раз пронимает. — Клаудия вздохнула. — Знаете, этот дневник меня испортил. Как только я доросла до того возраста, когда начинают искать мужа, я представляла себе Малкольма Харрингтона. Ха! Это определенно сужало круг потенциальных женихов. Слава богу, что я встретила своего Терри.

Тут Клаудия умолкла и посмотрела на Пайпер и Мика так, будто это они прервали рассказ.

— Ну же, продолжайте, — сказала она, снова облокачиваясь на спинку стула.

Мик прочистил горло.


Офелия приняла свою новую жизнь и двинулась дальше. Двенадцать лет я ждал, пока она будет готова открыть мне свое сердце, не понимая, что это я не знал, как любить и не быть собственником, как обожать и не властвовать, как поддерживать и не ждать ничего взамен.

У меня до сих пор холодеет сердце при воспоминании о ночи, когда увидел, как лорд Б. входит в дом Офелии. Я так терзался ревностью, что решил было уходить. Но вернулся. Я пошел к ней, потому что она нуждалась во мне. Оглядываясь назад, я понимаю, что именно в тот момент я перестал жить как безрассудный, самовлюбленный дурак и начал жить как мужчина.

Жизнь так хрупка, а счастье так мимолетно. Мне несказанно повезло получить столько первого и второго на двух континентах.

С моей Офелией.

Мы переехали в Америку и с любовью растили детей. Мы пережили смерть нашего храброго Уильяма. При нас началась эмансипация. Времена изменились и продолжают меняться. Подозреваю, что борьба за свободу будет продолжаться еще много лет. Я искренне верю, что это главная борьба нашей эпохи.

Я никогда не забывал призывов Офелии к оружию. Я видел, как она в первый раз вышла к толпе и произнесла речь о правах человека, которая потом стала ее визитной карточкой. Ее пламенные слова опаляли сердца. Ее интеллект крушил правила и громил суждения.

Она была женщиной, которая осмеливалась в одиночку перед публикой высказывать свое мнение. Будучи ее мужем, я не обращал внимания на то, как остальные относятся к моему решению пропускать ее вперед, а самому оставаться на заднем плане. Это не было жертвой. Это было честью. В тот вечер я посмотрел на нее другими глазами. Я заново в нее влюбился. В тот вечер она научила мир, что человеком владеть невозможно.

Конечно, свою версию этого урока я усвоил давным-давно. Если бы я владел ею, я бы ее уничтожил.


Пайпер высморкалась, заглушив следующие слова Мика.

— Прости, — сказала она, делая глоток чая.

Мик повторил предложение.


Нетрудно понять, почему Офелия так упорно добивалась свободы для всех людей. Свобода всегда лежала в основе того, к чему она стремилась. Она бы улыбнулась на это и добавила: «И к черту последствия».

Хотя Офелия никогда не жалела о своей лондонской жизни, она опасалась, что ее прошлое отвлечет внимание от дела ее жизни, поэтому ее историю замалчивали. Надеюсь, она откроется когда-нибудь, когда мир будет готов встретить женщину, которая думает своей головой.


Голос Мика оборвался. Он пролистал книгу на несколько страниц вперед. Пайпер услышала, что он шмыгнул носом.

— Все? — жалобно спросил он и посмотрел на Клаудию широко распахнутыми глазами. — Больше нет? Вот так и заканчивается?

Клаудия приложила салфетку к носу и кивнула.

— Он умер в ту же ночь, — тихо проговорила Пайпер. — Должно быть, закончил писать в своем новом дневнике, лег в постель и соединился со своей Офелией навсегда.

— Так и было, — подтвердила Клаудия.

Какое-то время все трое сидели молча. Мик не мог оторвать взгляд от книги у себя на руках.

— Можно? — Клаудия протянула руку, и Мик отдал ей дневник. Она положила его на столик рядом с собой. — Так вот, я знаю, что у вас есть дела поинтереснее, чем сидеть весь день со вздорной старушкой, но есть еще кое-что, что вы могли бы для меня сделать.

Пайпер очнулась от своих грустных мыслей и благоговения перед тем, что только что услышала, и положила сладости себе на тарелку.

— Конечно, — сказала она.

Клаудия взяла в руки бархатную коробочку.

— Как вам известно, я последний прямой потомок Офелии и Малкольма Харрингтонов. Нам с мужем так и не посчастливилось иметь детей.

Мик и Пайпер озадаченно переглянулись.

— Насколько я понимаю, кольцо, которое вы на днях подарили Пайпер, было позаимствовано в довольно спонтанном порыве. — Клаудия сверкнула улыбкой. — Мой вопрос в том, выбрали ли вы постоянный вариант?

Мик и Пайпер опять переглянулись, на сей раз в полном недоумении.

— Э-э… — выдохнула Пайпер.

Мик рассмеялся.

— У нас не было времени, Клаудия. Мы даже не успели толком это обсудить.

— Вот и здорово, — сказала дама. — Тогда, если вы не против, я хотела бы предложить вам это.

Она отдала коробочку Мику.

Бархатный футляр забалансировал в центре его ладони, а он не мог пошевелиться, не мог произнести ни звука. Пайпер затаила дыхание.

— Среди прочих захватывающих откровений, которые я почерпнула из дневников Офелии, я узнала, Пайпер, что это то самое кольцо, которое Малкольм двенадцать лет повсюду носил в кармане. Подозреваю, что гравировку он сделал позднее, возможно, даже после того, как они переехали в Бостон, поскольку слова отражают природу их любви друг к другу, доставшейся им так нелегко.

Мик и Пайпер молчали. Они только смотрели на коробку.

— Да открывайте же, ради бога!

Мик посмотрел на Пайпер, и та пожала плечами — она правда не знала, как поступить в этой ситуации. Мик взялся за крышечку и осторожно открыл футляр, бархатный верх и атласная подкладка которого потрескались от времени.

Пайпер шумно втянула в легкие воздух. Мик заерзал на кушетке. Внутри коробочки лежал великолепный овальный рубин в окружении более дюжины маленьких, но ослепительно чистых алмазов, посаженных на внушительную полоску розового золота. Это должно было стоить целое состояние.

— Клаудия, это невероятно предусмотрительно с вашей стороны, но речь идет о фамильной драгоценности и…

— Что? Оставить его на бархатной подушке за музейным стеклом, чтобы оно никогда уже не сверкало на пальце влюбленной женщины? Прежде чем отказываться, вспомните, что мне некому его передать. Пайпер, вы пролили свет на историю Малкольма и Офелии, и я прекрасно понимаю, что для этого потребовалась немалая отвага. Я не знаю другой женщины, достойной носить это кольцо, и, по правде говоря, мне кажется, что Офелия хотела бы, чтобы оно досталось вам.

У Пайпер низко отвисла челюсть, потом резко захлопнулась.

— Это чересчур, — сказала она. — Я польщена, что вы хотите отдать его мне, но…

— Я куплю его, — просто сказал Мик. — Назовите цену, и я заплачу.

— Мик…

— Нет, любимая. Клаудия права. Это кольцо должно быть у тебя.

— Но…

— Решено, — сказала Клаудия, поднимаясь, словно обсуждать уже было нечего. — Моя цена — доллар. У вас есть при себе такая сумма?

Мик рассмеялся.

— Эх, Клаудия, гулять так гулять, — сказал он.

Женщина запрокинула голову и расхохоталась.

— Вот и ладненько. — Она сделала пару шагов к дверям гостиной. — Вы, ребята, сидите здесь, сколько душе угодно. Мне нужно ответить на пару телефонных звонков.

Пайпер и Мик поднялись.

— Спасибо, Клаудия…

Пайпер даже не дали возможности закончить предложение. Клаудия уже была в коридоре. Мик с Пайпер несколько секунд молча смотрели на пустой порог.

Наконец Мик присвистнул и сказал:

— Мать моя женщина…

— …и отец мой мужчина, — добавила Пайпер.

Они ошалело посмотрели друг на друга.

— Что будем делать? — спросила Пайпер.

— У меня блестящая идея, — сказал Мик, протягивая руку к бархатной коробочке.

Он надел сверкающее золото с бриллиантами на самый кончик безымянного пальца Пайпер.

— Подожди! — воскликнула та.

— Ага, вывели тебя на чистую воду! — сказал Мик. — Что ты передумала: принимать кольцо или выходить за меня замуж?

Пайпер рассмеялась.

— Я просто хочу посмотреть, что выгравировано внутри.

— Точно.

Мик наклонился к лицу Пайпер и повернул кольцо внутренней стороной к свету.

— Латынь, — сказал Мик.

— Una in sublime ferimur, — прочла Пайпер.

Их глаза встретились. В этом взгляде Пайпер увидела все, за что любила Мика: его ум, чувство юмора, глубину понимания. Она знала, что на ее губах играет такая же широкая улыбка, как у него.

Когда Мик полностью надел кольцо на палец Пайпер, они хором произнесли английский перевод:

— Вместе мы парим.

Эпилог

В пабе «Мэллойс» бурлила жизнь. Команда телеканала «Компас» втиснулась в крошечный полукруг обеденного зала вместе со всеми своими штативами, камерами и бесконечными петлями проводов. Хотя Мику с трудом в это верилось, они начинали снимать стартовый эпизод уже пятого, юбилейного, сезона шоу «Охота на правду с Пайпер и Миком Мэллой».