Она провела его на кухню, усадила за небольшой стол, которым обычно пользовалась для приготовления еды, а затем вернулась к плите.

– Вы сказали, что любите меня, – неожиданно напомнил он, когда она подошла к шкафу чтобы найти коробочку с заваркой. – Вы ведь не шутили, верно? Я был пьян и заслужил наказание, но ведь это было бы слишком жестоко даже для вас.

Рита залила сухие листочки кипятком и вернулась к столу с чайником в руках.

– Нет, я не шутила. И я не жестока, что бы ты ни думал обо мне. И почему вы в один голос твердите мне о моей жестокости, хотя сами поступаете ничем не лучше?

– Что же я вам сделал?

– Ты заставил меня почувствовать надежду и радость от осознания того, что я любима. Заставил меня забыть о том, что все эти красивые слова и приятные вечера – просто обман и не более.

Артур улыбнулся и налил ей чаю, а затем подвинул другую чашку к себе.

– Вы всегда пьете чай, – сказал он, осторожно касаясь горячих краев тонкой чашки. – Я знаю, что это неизменно. А еще я знаю, что вы выслушиваете людей, если относитесь к ним хорошо. Вы никогда не перебиваете и всегда слушаете до конца, если считаете, что человек пришел с миром. Однако как только вам начинает казаться, что он представляет опасность, вы сразу же принимаетесь за другое – делаете вид, будто ничего не слышите, и говорите так, что просто слова нельзя вставить. Я испытал все это на себе, но до сих пор не понял, в какой момент вы сочли меня угрозой. Сейчас я не опасен, можете не сомневаться.

– Хорошо, я верю.

– Так значит, я могу говорить?

– Говори, конечно. Ты достаточно трезв для того чтобы выбирать правильные слова.

– Дело в том, прекрасная Рита, что я не собираюсь выбирать слова. Мы уже достаточно долго общаемся так, словно играем в мяч в музее стеклянной посуды. Надоело мне это, понимаете? Хочется прямоты и правды.

Она улыбнулась и сделала небольшой глоток горячего чаю, а затем вновь подняла на него глаза. Артур все ждал ответа.

– Я готова выслушать все, что ты скажешь.

– Правда? Вы уверены?

– Да, вполне. Я взрослая женщина, у меня есть сын и я была замужем, так что не представляю, чем бы ты мог меня шокировать.

Он кивнул:

– Спасибо. С чего мне начать?

– Зависит от того, что именно ты хочешь рассказать.

– Я могу выложить вам все, но не знаю, что именно вы хотите услышать в первую очередь. Может быть, стоит развеять этот туман, который висит над Элизой?

– Пожалуй, это было бы прекрасно.

Да, она хотела узнать, кем ему приходилась та красивая девушка. Она помнила Элизу так ясно, что могла бы прямо сейчас нарисовать ее портрет. Наверное, эта хрупкая изящная внешность так сильно бросилась ей в глаза, потому что Элиза была ее полной противоположностью.

– Когда мне было двадцать два года, я уже работал на том самом месте, где вы меня и нашли. То есть, я зарабатывал столько же денег и находился в том же статусе, что и в момент нашей встречи. Тогда я не думал о большем, и вообще не загадывал наперед. Первым появился Марк – он привозил нам продукты. Помню, что в его обязанности входила ежедневная доставка муки и молока, и все мы очень ждали его появления. Я стал уважать его за то, что он никогда не опаздывал и всегда точно выполнял все задания. Через некоторое время мы стали общаться, а после и вовсе подружились. Марк был одним из таких ребят… я таких повидал немало, пока учился в школе, а затем мотался по улицам. В то время у меня не было работы, я был оборванцем, и мне здорово от них доставалось. Я ни разу не видел, чтобы Марк задирал мальчишек помладше или победнее, но был почти уверен в том, что он из числа тех самых здоровых и холеных детей среднего класса. Впрочем, у меня уже была работа, я прилично одевался и жил один на собственные деньги. Бедность оказалась позади, и я даже не задумывался над тем, как бы он отнесся ко мне, если бы я был все тем же голодранцем.

Артура так заботило денежное состояние, что Рита даже сейчас внутренне ужасалась этому. На фоне таких переживаний его решение уйти из теплой кондитерской и отправиться в неизвестность с подержанной камерой в руках казалось почти героизмом.

– А через некоторое время появилась Элиза. Она работала на месте Розы. Вы ведь помните Розу? Ничего сложного в такой работе нет, можете мне поверить.

Рита могла бы с ним поспорить, особенно после той сцены с несчастным женихом и его лимонным заказом. Однако сейчас она твердо знала, что перебивать Артура нельзя, а потому продолжала слушать, не говоря ни слова.

– Она сразу мне понравилась. Вы и сами сочли ее достаточно привлекательной.

– Не то слово, – стараясь говорить спокойно, улыбнулась она. – Она просто прекрасна.

– С этим я сейчас готов не согласиться, но об этом позже. Я был просто глупым ребенком, и не более. Конечно, я встречался с женщинами разного… ремесла или…

Артур закрыл глаза, подбирая слова.

– Ты же сам говорил, что тебе надоело осторожничать, – пытаясь подбодрить его, сказала она. – Я не маленькая девочка, все понимаю, и уж ни в коем случае не осуждаю тебя.

– Да, конечно, – ему явно полегчало, и его плечи опустились. – Так вот, знакомство с ней произвело на меня такое впечатление, что я перестал искать встреч с такими женщинами. Повторяю: я был ребенком, просто безрассудным мальчиком, и я позволил себе влюбиться.

– Это вполне естественно, тебе ведь было уже двадцать два.

– Наверное. Так или иначе, мы стали дружить втроем. Оставались после работы или вместе отправлялись на перерыв, ходили по улицам и покупали леденцы. Элиза была из семьи другого уровня, для нее работа в кондитерской была чем-то вроде наказания за плохое поведение. Она не раз говорила, что отец заберет ее оттуда, а затем она просто выйдет замуж. Я бы не сказал, что она была из очень богатой семьи, но ее родители жили в настоящем доме, а не в меблированных комнатах, как большинство из наших знакомых. В материальном отношении она была вроде Робби, только девочкой.

– Ясно.

– Да и то, она была такой, каким Робби выглядит в этом доме, а не в обществе компаньонов своего отца.

– Теперь уж точно ясно, – кивнула она.

– Юдифь сказала мне оставить ее в покое. Она говорила: «Элиза не для тебя. Она девушка совсем другого круга, и тебе ни за что не стать ее мужем». Я, как полный идиот, не слушал ее и продолжал общаться с Элизой. По правде говоря, я полагал, что тоже нравился ей. Словом, в моей голове не было ни одной умной мысли, можете мне поверить. Я, Марк и Элиза даже встречались по выходным, и она утверждала, что родители отпускают ее, думая, будто она проводит время с подругами. Она казалась милой и обходительной, а потому я рискнул показать ей, где живу. Вместе с ней об этом узнал и Марк. Думаю, тогда-то и произошел надлом в нашей дружбе. Они жили в нормальных домах, а я… вы видели, где я живу. Однако я был слеп и глух, и на все советы Юдифи лишь качал головой, полагая, что она ошибается. А потом Элиза уволилась, не сказав ни слова. Я был в замешательстве, пробовал даже следить за ее домом после работы, поскольку мне казалось, что она попала в беду. – Артур усмехнулся и отпил немного из своей чашки. – В общем, в первый раз я оказался прав – она действительно попала в беду. Кажется, так это принято называть?

Рита почувствовала, что у нее замирает сердце. Даже одна мысль о незаконнорожденном ребенке или добрачной беременности холодила душу. Она позабыла о том, что так сильно ревновала Артура к Элизе в тот вечер, когда они были в театре – все ее сердце заполнила жалость по отношению к девочке.

– Как это страшно, Артур, – прошептала она. – Какой позор для такой молодой девушки.

– Позор? Да, скорее всего, ее ожидал позор. Меня, в общем-то, тоже.

– Тебя?

– Да, она сказала родителям, что этот ребенок мой, и что я якобы сделал это с ней насильно.

Вот теперь ей стало действительно плохо.

– Артур… я даже не знаю…

– Я тоже не знал, что сказать, когда они нагрянули в кондитерскую, воздевая руки к небу и сотрясая воздух своими ругательствами. Меня выволокли на дорогу и почти избили, поскольку у нее был довольно крепкий старший брат. Наверняка он до сих пор еще есть, что с ним сделается. Они кричали на меня и говорили, что никогда не отдадут ее такому проходимцу как я, и что… в общем, много чего. Элиза стояла возле машины и наблюдала за этим, не говоря ни слова, хотя кому как не ей было знать, что я тут вообще не при чем. Она ничего не предприняла, чтобы остановить их, и на меня завели дело. В полиции мне предъявили обвинения за совращение девицы и за ее испорченную жизнь. Я три дня провел в тюрьме, прежде чем Юдифь положила этому конец – она пришла к прокурору и поклялась, что я все это время жил в ее доме, и она видела меня каждую минуту этого времени. Три дня, я полагаю, ушло на то, чтобы уговорить ее мужа и детей дать ложное свидетельство, если их вызовут в суд. Прокурор тряс ее на все лады, пытаясь найти слабое место, но у Юдифи просто не оказалось слабых мест. Она намертво стояла за меня, говорила, что днем я работаю на ее глазах, а по вечерам делаю домашние задания с ее сыном и сплю в гостиной их дома. Она придумала для меня занятия на каждый прошедший выходной и даже написала график. До сих пор не понимаю, чем я заслужил такое. Это еще полбеды – когда унялся прокурор, на Юдифь напустились родители Элизы. Они пришли в ее дом, где я жил после освобождения из тюрьмы – ведь нужно же было поддерживать легенду – и стали кричать на нее. Благо, в доме оказался ее муж, а он так сильно любит ее, что просто горы готов ради своей жены сдвинуть. Он быстро вышвырнул их вон.

Она опустила голову, чувствуя, что сейчас расплачется. Какой несправедливой бывает жизнь! И она еще жаловалась на то, что ее судьба оказалась плохой? На свете случаются вещи гораздо хуже. Конечно, в прошлом она слышала об опозоренных девушках, о повешенных и осужденных убийцах и растлителях, но никогда прежде такие ужасы не задевали тех, с кем она была близка. И хотя она точно знала, что все уже позади, даже сама мысль о том, что Артур прошел через все это, а вместе с ним и Юдифь, заставляла ее сердце болеть и кровоточить.

– Прошло некоторое время, и я узнал, что Элиза вышла замуж за Марка. Вы не поверите, но я все еще был влюблен в нее, и в глубине души даже ревновал. Только тогда я почувствовал, что меня предали по-настоящему. Еще через год я увидел их ребенка, и знаете… сложно поверить, но мальчик так сильно походит на Марка, что даже мне ясно, кто его отец. Все разрешилось, но ее родители, конечно, не стали приносить извинения ни мне, ни Юдифи. При встрече они делают вид, что просто не знают меня.

– Я бы убила их всех, – прошептала она. – Всех тех, кто был так жесток с тобой.

– Убивать не нужно, но то, что вы испытываете такое желание, уже наполняет меня радостью. Нет ничего лучше, чем знать, что любимому человеку не безразлична твоя судьба.

– Продолжай, я хочу узнать, что было дальше.

– А дальше… дальше появились вы. Ваш неподвижный безразличный взгляд, серое пальто и белый платок, которым вы смахнули капли из той проклятой лужи, когда я забрызгал вас, проезжая мимо. Я остановился, надеясь извиниться, но вы даже не взглянули на меня. Такая чужая, но вместе с тем… мне показалось, будто я заглянул в вашу душу. Правда, только на мгновение – именно в тот момент, когда вы проходили мимо, оставив меня позади. А потом я увидел вас еще раз почти на том же самом месте, но вы выглядели иначе, и то ощущение исчезло. Вы превратились в загадку, которую я смог разгадать всего на секунду, но не сумел ухватить этот момент и понять вас. И я не надеялся найти в вас ту женщину, которую захочу обнять и назвать своей женой, но мне так хотелось снова поймать тот момент, и я подумал, что мог бы… мог бы сфотографировать вас. Потом вы согласились, и было поздно что-либо менять. Мне хотелось постоянно быть рядом с вами, потому что в те моменты я чувствовал ваше тепло, и все остальное мне было уже не нужно. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать всю силу своей привязанности, и когда я все же решился открыться вам, вы оттолкнули меня. И как видите, у меня совершенно нет гордости, поскольку я продолжил приходить к вам, лелея надежду на то, что вы перемените свое решение.

– Артур, прости меня, пожалуйста, – искренне раскаиваясь, попросила она. – Но посмотри на меня. Разве я что-то могу сделать для тебя?

– Вы? Я вижу в вас все, чего так желаю, но вряд ли вы поделитесь со мной. Вчера я примчался сюда, потому что Тео повторил слова Юдифи. Он сказал, что вы никогда не станете моей женой, потому что я всего лишь голодранец.