– Мне теперь все равно, можешь злиться сколько угодно.

До бархатной занавеси оставался всего шаг, когда он неожиданно быстро поднялся с кресла и снова схватил ее, на сей раз, уже за плечи.

– Черта с два ты уйдешь, сейчас, дорогая. Ты легла в постель с мальчишкой, опустилась и опозорила себя, так что теперь мы с тобой равны. Ты такая же грязная, как и я, так что нечего делать вид, будто ты лучше меня.

– Я никому не изменяю, – сквозь зубы, подчеркнуто тихо, но четко сказала она.

– Ты такая правильная, черт тебя подери, всегда найдешь, чем себя оправдать. Как и в прошлый раз, когда ты разрушила мою жизнь этим проклятым разводом, помнишь? Я спросил тебя, почему ты хочешь уйти, почему не желаешь прощать и мириться со мной, но ты презрительно молчала и кривила свои красивые губы. Те самые губы, которыми отвечала на мои поцелуи, помнишь?

– Будто ты был ни в чем не виноват, – ощущая, как внутри растет и увеличивается острая злоба, все так же тихо ответила ему она. – Говоришь так, словно у меня не было оснований. Я ведь не шутила, когда сказала, что приведу на суд свидетелей, Антон. У меня были свидетели, и если тебе это понадобится, я найду их еще раз.

– Плевать на суды и прочую юридическую возню, – отмахнулся он. – Наш сын свидетель твоему разврату, Рита, а ты говоришь тут о совершенно посторонних вещах. Ты забеременеешь и родишь ублюдка, потому что Артур никогда не женится на тебе. Ты подержанный товар, который никому не нужен, так что лучше вернись ко мне и спаси хотя бы то, что осталось.

– Ничего не осталось, Антон, как ты не поймешь! Ничего не осталось уже в тот день, когда…

– Не вспоминай тот день. Возвращайся в этот дом, Робби ведь тоже этого хочет. Мы поженимся еще раз, мы восстановим жизни друг друга, и все будет как прежде.

– И ты не будешь мне изменять, будешь любить меня и во всем ко мне прислушиваться? – спросила она, заранее зная, что он не сможет ответить честно.

– Я даю слово, что ты не будешь плакать со мной, – вместо этого пообещал он. – Если тебе нужны еще дети, они у нас родятся. Все что угодно, только перестань позорить нашу семью.

– Нет, такого обещания недостаточно, – сбрасывая с себя его руки, сказала она.

Антон отошел от нее на два шага, и даже отвернулся, но едва она решила, что свободна, он вновь обратил к ней свое лицо. Судя по потемневшему взгляду, теперь он точно был в бешенстве.

– Черт бы тебя побрал, Рита! Почему я женился именно на тебе? Меня точно кто-то проклял в тот день, когда я пришел в твой дом. Ты обманывала меня двадцать лет, притворяясь слабой и покорной, а потом просто нанесла удар в спину.

– Ничего подобного я не делала! – также переходя на крик, впервые дала волю своему гневу она. – Я была готова ждать тебя с работы и исполнять твои капризы, но ты не желал видеть свою жену такой. Ты сам не понимаешь, чего тебе нужно. А теперь, наверняка твои дела страдают от того, что ты не женат и у тебя нет семьи. Я почти уверенна, что ты теряешь тех самых партнеров, для которых когда-то наряжал меня и выводил в этот проклятый свет, где все таращились на меня лишь потому, что тебе нужно было доказать, что у тебя есть супруга. И ты хочешь вернуться победителем, жениться на той, что изменяла тебе, если верить суду. Ты был бы великодушным, всепрощающим и безумно влюбленным семьянином, тем, кто сумел спасти свое уютное гнездышко и возродился на пепелище супружеской измены. О, да, я представляю – это было бы триумфом, если бы мы вновь поженились. Еще эффектнее выглядело бы появление второго ребенка, которое бы означало, что ты вновь вернул утраченное. Я знаю, что ты умеешь добиваться своего, иначе тебе ни за что не удалось бы сделать карьеру, но теперь по-твоему не будет. За те годы, что мы вместе, ты привык только покорять и брать, а сейчас, когда я не хочу делать то, что ты говоришь, ты готов просто шею мне свернуть!

– Ты допускаешь чужого мужчину до своего тела, так что не смей мне указывать! – уже не на шутку разозлившись, закричал он. – Ты ведешь себя как шлюха, и по правде говоря, ты ею и являешься! Не тебе сейчас говорить пространные речи о перспективах и планах, потому что у тебя вообще нет никакого будущего. Я предлагаю тебе восстановить то, что мы потеряли, я бегаю в твой чертов домишко, стараясь донести до тебя свои намерения, но ты остаешься глухой и слепой. Прежде, когда я считал тебя добропорядочной женщиной, я вел себя как идиот, но с этого момента все будет иначе. Ты потеряла свою ценность в моих глазах, так что теперь я буду делать что хочу.

– Кричать, оскорблять, унижать и называть меня шлюхой? Я ухожу, можешь кричать дальше.

– Нет, черт возьми, ты никуда не уйдешь!

Она развернулась к нему, поскольку ей показалось, что он может ее ударить или сделать что-то по-настоящему страшное. Никогда в их прежней жизни она не видела его в таком состоянии. Вероятно, потому что почти всегда делала то, о чем он просил, не заставляя его прибегать к более жестким мерам.

– И что же мы будем делать? – спросила она, невольно отшатнувшись от него, когда он приблизился к ней вновь.

– Я не признаю нашего развода. Пустые разговоры на людях, парочка бумажек с подписями – все эти пустяки просто не могут разорвать и уничтожить те годы, что мы провели рядом.

– Они не могут, ты прав. Ты сам их уничтожил.

– Ты тоже в этом виновата. Посмотри на себя сейчас, Рита. Черное пальто, шляпа, кремовое платье. Для кого это? Для него? А разве ты была когда-то такой же для меня? Почему ты не была такой привлекательной в годы, когда мы с тобой жили в законном браке?

– Бывали времена и получше, – все еще дрожа от смеси злости и страха, сказала она. – Ради тебя я делала и большее, но тебе все не нравилось. Ты меня не любил и сейчас не любишь, а я не собираюсь попадаться на твое обаяние вновь.

– Я тебе ничего тогда не обещал.

– Да, в условия контракта любовь не включалась, так что теперь я тебе тоже ничего не должна. Развод, Антон, какое чудесное слово – развод. Это означает конец и свободу. Если тебе так важен твой бизнес, женись на ком-нибудь другом.

– Предлагаешь мне искать невесту, пока ты предаешься страсти с этим Артуром?

– Это не твое дело.

– Замолчи, Рита, ради Бога, просто замолчи.

Он поднял руку пытаясь дотянуться до нее, но она отстранилась. Теперь, глядя на него, она точно знала, что к нему по каким-то причинам вернулось то самое животное желание, с которым она познакомилась в первые годы их брака.

– Иди к чертовой матери, – хватаясь за занавес и отодвигая его в сторону, сказала она. – Не прикасайся ко мне.

Ей удалось выйти за порог гостиной, пятясь при этом спиной и наблюдая за ним. Оказавшись в коридоре, Рита повернулась и быстро направилась к входной двери, никак не ожидая увидеть в полутемном пространстве застывшего Робби. Мальчик стоял прямо перед ней, невольно преграждая ей путь.

– Мама, – взволнованно обратился к ней он. – Мама, прости, я должен был предупредить тебя.

– Нет, Робби, не волнуйся. Оставайся здесь сколько хочешь, это же дом твоего детства. Это дом, где живет твой отец, ты не должен спрашивать у меня разрешения.

Она выбежала за дверь, не дожидаясь, когда Генриетта покажется в прихожей. Ей было трудно дышать, и она до сих пор ощущала дрожь во всем теле. Улица встретила ее темнотой и желтыми участками тротуара, освещенного высокими фонарями. Она проверила свои карманы и нашла несколько бумажек, достоинства которых должно было хватить на такси до самого дома.

Молчаливый водитель довез ее до нужного места, не задавая лишних вопросов. Рита даже не оглянулась, закрывая за собой дверь машины и направляясь к калитке. Единственное, чего ей хотелось – лечь в постель и пролежать там до самого утра. Неважно, удастся ли ей уснуть или нет – главное, спрятаться под одеялом.

На ступеньках сидел Артур. Она позабыла о нем, и вспомнила лишь тогда, когда он встал ей навстречу.

– Прости меня, – чувствуя, как в голосе прорываются слезы, извинилась она. – Ты, наверное, совсем замерз. Я дам тебе запасной ключ на всякий случай, если вдруг…

Он обнял ее прямо на улице, не говоря ни слова. Его крепкие руки сомкнулись за ее спиной, и Рита расплакалась как маленькая девочка.

– Спасибо, что дождался, меня, Артур, – всхлипнула она.

– Я не знал, куда идти, – признался он.

– Мог бы не мерзнуть и пойти домой.

– Я хотел тебя увидеть. Что с тобой?

Она не хотела ничего рассказывать, и заходить в дом тоже больше не желала. Вместо этого она подняла голову и попросила его:

– Давай поедем в твою квартиру. Робби сегодня не придет, так что мы можем уехать отсюда хотя бы на одну ночь.

– Конечно, – все еще сжимая ее в своих руках, согласился он. – Я буду рад, если мы проведем эту ночь в моем доме.


Глава 44 Артур. Портрет Антона


Утром Артур проснулся уже в одиночестве. Поначалу он подумал, что Рита просто ушла, не дождавшись, когда он проснется, но уже через секунду почувствовал аромат жареных яиц и кофе. Рита готовила завтрак на его крохотной кухоньке, где он сам едва мог готовить что-либо годное для пищи.

Он включил торшер и оглянулся. Ее платье висело на спинке стула, и это было еще одним подтверждением того, что она не ушла.

Не заботясь о том, чтобы переодеться, Артур поднялся с постели и направился к кухне.

Рита стояла возле стола, раскладывая приготовленную еду по тарелкам. Она была одета лишь в нижнюю рубашку и его халат.

– Переезжай ко мне, – прислоняясь к дверному косяку, сказал он.

– Доброе утро, – поднимая на него глаза, улыбнулась она.

Рита так и не рассказала, что с ней случилось вчера вечером. Он просидел на крыльце ее дома примерно два часа, но не получил никаких объяснений, и сейчас нервничал, думая, что она скрывает нечто страшное. Ее глаза до сих пор были грустными, и ночью она вставала, чтобы немного поплакать в гостиной – Артур слышал это, но не решился пойти следом. Очевидно, она хотела побыть одна, ведь если бы ей были нужны объятия и утешения, то она осталась бы рядом с ним.

И все же, сейчас он не мог отказать себе в вопросах. С него было достаточно и вчерашнего молчания.

– Где ты была вчера? – спросил он, подходя ближе и опускаясь на стул.

– Робби пропал, – ответила она. Артур терпеливо ждал, зная, что это всего лишь начало. – Я искала его, и нашла у Антона. Мы поговорили.

Это было все, что она могла сказать, и он понял, что не имеет права требовать большего.

– Я не хочу идти на работу, – сказал он, касаясь ее спины. – Не сегодня.

– И я не хочу уходить, но придется.

За окном стояло сероватое утро, и на кухне под самым потолком горела электрическая лампочка. Создавалось впечатление, будто весь мир еще спал, и лишь они вдвоем тихо возились в этой тесной комнате, задевая друг друга плечами и локтями, осторожно размешивая сахар в кофе и наслаждаясь тишиной.

Рита в его домашнем халате из дешевой фланели, Артур, в своей темно-синей пижаме, маленькие чашечки, посеребренные ложки, цветастая скатерть – в этом неожиданно родившемся замкнутом мирке было уютно и тепло. Артур смотрел на нее, и думал о том, как было бы прекрасно проводить с ней каждое утро в тихих разговорах, обмениваясь взглядами и прикосновениями.

Завтрак закончился слишком быстро, и волшебство испарилось вместе с растаявшей темнотой раннего утра. Рита надела свое вчерашнее платье, а он выбрал костюм и рубашку. Они вместе вышли из дома, после чего Артур отправил ее домой на такси и поехал в студию.

Ему удалось позабыть о личных мыслях и тревогах во время работы. Клиенты сменялись друг другом, и Артур сам переставлял свет, двигал декорации и переносил мебель. У Гектора все было словно игрушечным – даже стулья на деле были вдвое легче обычных. Это создавало ощущение некой театральности, чего у Готлиба никогда не было. Легкие ширмы из тонкой бумаги в деревянных рамках и на раздвижной основе лишь подкрепляли это чувство. Здесь их было около двадцати, и на каждой отдельной бумажной поверхности изображался уникальный пейзаж. Впрочем, Гектор вообще не скупился на детали – за неимением подходящей мебели, здесь также хранились красивые покрывала, которыми можно было маскировать потертые кресла или примелькавшиеся диваны.

Поначалу Артур терялся в этом разнообразии пестрых поверхностей, но теперь он уже ко всему привык, и работал почти механически. Вся привычность пропадала лишь в тот момент, когда он стоял за камерой – тогда все лица становились для него неповторимыми, красивыми и загадочными. Фон оставался лишь фоном, и Артур предпочитал не думать о том, что клиенты подчас были вынуждены соглашаться на откровенную подделку.