– Спасибо, Робби, – поднимая голову и благодарно глядя на него, сказала она.

*

После весьма насыщенного дня уходить из дома уже не хотелось, но она обещала Артуру, что они обязательно пойдут в кино. Робби тоже собрался пойти к своему отцу – он стоял у телефона и говорил с Антоном, уточняя детали. Рита ушла в свою комнату, чтобы в который раз за день сменить платье. Ей не хотелось слышать, о чем говорят ее сын и бывший муж, и она занялась одеждой. Артур вошел в комнату следом за ней, закрыв за собой дверь.

– Какое платье? – спросил он.

– Бордовое шерстяное, на улице холодно.

– То длинное с широкими рукавами?

– Да.

Он опустился на ее кровать и стал наблюдать за тем, как она одевается.

– Трогать нельзя, но глядеть можно, – пояснил он, когда она повернулась к нему, желая спросить, почему он не уходит. – В зале будет темно, и ты не станешь бранить меня за то, что я смотрю на тебя.

– Откуда ты знаешь, что там темно? – поинтересовалась она, застегивая пуговицы на груди.

– Я заходил туда – пришлось вызывать прямо из зала одного человека. Это было еще в ту пору, когда я учился у Готлиба.

Само здание не представляло собой ничего особенного. Узкий коридор, маленькое фойе, странные окошки и будки – все казалось слишком уж сжатым и темным. Публика здесь была самая разная, рядом с ними шагали все – от богато одетых людей, до обычных рабочих. Рита старалась держаться рядом с ним, и когда они вступили в главный коридор, который вел к залу, Артур приблизился к ней и сказал:

– Я возьму тебя за руку, не то мы потеряемся.

– Не понимаю, что они будут гасить, если здесь и так почти нет ламп, – пробормотала она.

– Темнота станет еще более густой, поверь мне.

Он оказался прав – в зале действительно потушили свет, и зрительные ряды погрузились в полумрак. Было даже темнее, чем в театре. Рита неуверенно оглянулась, пытаясь разглядеть лицо Артура. Он улыбался.

– А где большая сцена? – спросила она, наклоняясь к нему.

– Не будет никакой сцены.

– Почему?

– Потому что ее не должно быть.

– А куда же нам смотреть?

– Тебе нужно смотреть на стену.

– Что – прямо на стену? Туда, где этот светлый квадрат?

– Скоро там появится изображение.

– Да, те самые «Невероятные картинки», которые нам обещала вывеска, – скептично заметила она. – А тебе разве не нужно смотреть туда же?

– Сколько вопросов, любовь моя, – тихо засмеялся он. – Нет, Рита, мне нужно смотреть на тебя. Я знаю сюжет этого фильма, поскольку слышал о нем от клиентов. Ничего интересного для меня в нем нет, но я хотел бы видеть твое лицо, когда ты будешь наблюдать за сценами. Тебе нравился театр, может быть, здесь будет не хуже.

Скоро на стене действительно замелькали картинки, и Рита с восторгом смотрела, как на плоской поверхности сменяются образы, пейзажи и действия. Перед ней появлялись настоящие живые люди, которых в то же время, не было в этой комнате. Изображение было крупным и четким, совсем не то, что в театре. Звук шел откуда-то из глубины зала, и она несколько раз приподнималась и даже оглядывалась, пытаясь выяснить его направление. Возможно, оркестр располагался, как и в театральных залах – где-то внизу. Каждый раз она ловила на себе взгляд своего теперь уже мужа, и мягко укоряла его, говоря: «Ты же пропустишь все самое интересное». Впрочем, все это довольно быстро забывалось. Она не обратила внимания на сюжет фильма – ее интересовал сам процесс. Казалось, будто люди двигаются слишком быстро, а в иных случаях предметы появлялись или исчезали из кадра почти молниеносно – за ними невозможно было уследить. Как на обыкновенной стене можно уместить целый пейзаж, не потеряв объема и перспективы? Почему люди в каждом кадре перемещаются так свободно? В ее голове возникали вопросы, которые забывались почти сразу же – она не успевала следить за своими мыслями и за фильмом одновременно.

Сеанс закончился очень быстро, и скоро Артур, взяв ее под руку, повел к выходу. Она шла, тесно прижавшись к нему и не обращая внимания на взгляды окружающих.

– Боже, Артур, это так удивительно! – стараясь говорить тихо, восхитилась она. – Спасибо тебе за то, что показал мне кино. Ты видел, как все было? Интересно, а что за машина нужна для того чтобы делать такое?

– Кое-что я видел, – кивнул он. – Такие фильмы снимают на камеру.

– На камеру? – удивилась она.

– Да, только она куда дороже, чем те, которыми делаются фотографии. Вместо пластинок используется пленка.

– Ты видел такую камеру?

Он повернулся к ней и улыбнулся:

– Нет, только в газете. Но зато я видел твое лицо, когда ты удивлялась, смеялась и даже вздрагивала от страха.

– Я смеялась?

– Да. А еще несколько раз ты была откровенно испугана и хваталась за меня.

– Правда?

– Правда. Я предпочел бы ходить в кино каждую неделю, но тогда весь смысл пропадет. Будем ходить как можно реже.

– Почему? – Она даже расстроилась.

– Чем реже удовольствие, тем оно приятнее, – уже не сдерживая смех, ответил он.

– Ну, какой же ты хитрец, – вслед за ним, засмеялась она. – Надо бы мне тоже как-то тебе отомстить.

– Можешь воздать мне по заслугам, когда мы окажемся в моей квартире. – Он вдруг остановился. – Мы останемся вдвоем, совсем одни, и ты уже не будешь мучиться совестью. Кажется, я только сейчас осознаю, что мы действительно стали мужем и женой.

– Я еще не начала это осознавать, но такой момент обязательно придет, – взяв его под локоть, призналась она.


Глава 50 Артур. Кто такой Гектор


Месяц после свадьбы прошел в постоянной работе и волнениях. Рита принимала много заказов, а сам он без передышки трудился в салоне Гектора. Признать по чести, ему не нравилось работать на этого человека, но Артур твердо знал, что им с Ритой нужны деньги, а потому продолжал каждое утро приходить ровно в девять и покидать студию уже в половине седьмого – на полчаса позже обычного. Клиентов прибавилось, денег стало больше, и Артур все реже получал замечания.

Возможно, его прогресс объяснялся экспериментами со светом, стулом и куклой. Может быть, он просто привыкал работать с разными людьми и стал различать типажи и категории. Артур до сих пор не был уверен в собственных силах и не мог точно сказать, чему обязан своими успехами. В самом начале он замечал, что плохое настроение и усталость сказываются на качестве снимков – обычно под конец дня у него получались не такие хорошие фотографии, и с клиентами приходилось работать по несколько раз. Теперь же разница между утренними и вечерними снимками почти исчезла, чему Артур был очень рад.

Во многом благодаря его работе студия начала набирать популярность, и к дверям Гектора потянулись люди. Ни Марии, ни самому Артуру уже не приходилось сидеть без дела, и весь день обычно был занят сплошными вспышками и перестановками. Иногда в приемной скапливались желающие сфотографироваться – они терпеливо дожилась своей очереди. Когда Гектор бывал в салоне, он начинал поторапливать Артура, говоря, что заставлять клиентов томиться в ожидании – признак плохого тона.

Между тем тон самого хозяина салона стал нравиться Артуру все меньше и меньше. Он все чаще замечал, что Гектор просто придирается к нему по мелочам, стараясь сказать что-нибудь неприятное, и при этом его не останавливало присутствие других людей. Артур не был наивным или чрезмерно скромным, он отлично понимал, что все это связано с примитивной ревностью: несколько раз клиенты отказывались от услуг Гектора, прося, чтобы их сфотографировал его помощник. В последние дни декабря это стало ощущаться острее, поскольку поток желающих сфотографироваться людей увеличился – все стремились сделать рождественские снимки на память. С другой стороны, праздничный период обеспечивал Гектору постоянные выезды на банкеты и детские праздники, так что ежедневно у Артура было примерно шесть часов полной свободы.

После таких напряженных будней он с удовольствием возвращался к Рите, зная точно, что в этом доме его ждет жена, которая приготовит ему горячий чай и накормит хорошим ужином. Иногда он оставался у нее на ночь, поскольку она наполняла для него ванну, а после отказывалась выпускать на улицу. В такие ночи он спал на диване, и ему казалось, что с прошлого года почти ничего не изменилось. Они уважали присутствие Робби и не спали рядом, когда он бывал в соседней комнате. Это казалось Артуру глупым, но Рита говорила о тонких стенах и скрипящих досках кровати, объясняя свой страх.

Зато по выходным они непременно приходили в его квартиру и проводили целый день наедине друг с другом. Иногда он сам просил ее остаться на ночь – тогда они говорили до полуночи, пили крепкий кофе, и Рита сидела в уголке гостиной, наблюдая за тем, как Артур тренируется с куклой и лампой. Он научился впускать ее в свой творческий мир, но не ощущал того же самого от нее. Рита редко рисовала при нем, и если он видел ее за работой, то это всегда был однообразный и малоинтересный процесс. Артуру хотелось понаблюдать за ней, когда она создает что-то новое, но такие моменты Рита проживала без него.

В те редкие утренние часы, которые они проводили вместе, Артур просыпался задолго до того, как небо за окном начинало синеть и проясняться. Рита обычно в это время еще спала, и он склонялся к ней, слушая ее дыхание и ощущая, как оно скользит по его лицу. Он старался не тревожить ее неосторожными движениями, но иногда удержаться было невозможно – легкие поцелуи будили ее, и она открывала глаза. Даже в темноте спальни, не позволявшей разглядеть ее лицо, Артур мог сказать наверняка, что день его жены начинался с улыбки. Ради таких минут стоило терпеть целую неделю, страдая на уже нелюбимой работе.

Рождественские и новогодние праздники прошли в бесконечной суете, и Гектор даже отменил два выходных, поскольку спрос на фотографии был весьма высок. То же самое происходило с открытками и пригласительными – три дня подряд Рита была вынуждена оставлять Сару и Анну в своем доме на ночь, поскольку им было сложно справляться в течение дня.

Наступал тот самый момент, когда слишком тяжелая и активная работа стала надоедать Артуру, и он начинал ненавидеть все эти пестрые наряды, настороженные взгляды и пустые замечания. Он уже питал некоторую неприязнь к Гектору, но тщательно скрывал это даже от самого себя, лишь изредка говоря Рите правду. Она пыталась убедить его уволиться, но Артур твердо решил терпеть и зарабатывать деньги, пока это возможно. Оказалось, что это было верным решением.

Почти сразу после праздников и недолгого затишья, в первую же неделю января, Гектор пришел на работу с сильным кашлем и жаром. Мария, которая редко говорила что-либо, не связанное с работой, настояла на том, чтобы он ушел домой, и в этот день Артур взял на себя всех без исключения клиентов, игнорируя лишь приглашения на работу с выездом. Гектор не пришел и на следующий день, предупредив через посыльного, что ему не стало легче.

Артуру пришлось работать целую неделю, и за эти дни он успел заметить, что некоторые из его клиентов также плохо себя чувствуют. Дети почти всегда начинали плакать и капризничать, а взрослые часто едва стояли перед камерой. Мария буквально приказывала ему проветривать помещение, но для того чтобы держать окно открытым было слишком холодно. Артур ограничивался получасовыми сеансами, а после этого закрывал створки, поскольку молодые девушки и их мамаши начинали демонстративно кашлять и жаловаться.

Результат проявился только к выходным – в воскресенье Артур проснулся с дикой головной болью и жаром. При обычной простуде такие симптомы начинались к вечеру, но это утро он встретил уже больным. Едва найдя в себе силы добраться до ближайшего магазина, он позвонил Рите.

– Я сегодня не приду, – прикрывая рот платком, глухо сообщил он. – Кажется, я заболел.

Сквозь шуршание и помехи донесся ее встревоженный голос:

– Ты заразился или простыл? Что именно ты чувствуешь?

– Это какая-то зараза, на простуду не очень похоже. Сегодня целый день придется лежать. Не приходи ко мне, я боюсь, что и ты заболеешь.

– Как же я смогу сидеть в доме, когда ты так плохо себя чувствуешь? Отправляйся скорее в квартиру, я скоро приеду.

– Нет, я же сказал тебе, что ты можешь подхватить у меня эту чертову болезнь.

– Хорошо, – только и сказала она, а затем повесила трубку.