– О'кей. – Речел схватила вибратор, причину своего унижения на таможне. – Может… Будем пить шнапс и держаться за это. Это будет наш олимпийский факел на время отпуска. Наш тотем.

– Если бы я знала, взяла бы побольше, – сказала Яслин.

– Мы должны взяться за счастливый вибратор, залпом выпить шнапс и загадать желание. – Речел вошла во вкус. – Я первая. Желаю нам самого веселого девичника. – Она попыталась опрокинуть шнапс одним залпом, но закашлялась и выплюнула половину на Кэрри Эн.

– Ну спасибо, – произнесла Кэрри Эн, снимая с платья золотой листочек. Тотем передали ей, и она сказала: – Желаю потрясного парня с большим умом, большим сердцем и главное – с большим кошельком.

– Хм-м-м. Пожалуй, я тоже за это выпью, – вмешалась Яслин.

– Яслин, – одернула ее Речел. – У тебя есть парень.

9

Все соглашались, что бойфренд Яслин – чуть ли не самый лучший в мире. Глядя на таких парней, одинокие женщины за тридцать пять, которым депрессивная статистика сулит скорее смерть от террористического акта, чем замужество, понимают, что самоубийство – не единственный выход. Он добрый, чуткий, симпатичный, щедрый. Не кидается на все, что движется. И это особенно важно, заметила Кэрри Эн. Яслин не пришлось дежурить у телефона три месяца, ожидая звонка от Юэна. Вообще-то она никогда не дежурила у телефона из-за парня. Яслин не из тех девушек.

Яслин из тех девушек, кому в баре всегда наливают первыми, несмотря на то что остальные ждут уже очень долго.

– Что такая милая девушка делает в этой дыре? – спросил Юэн Яслин, которая протиснулась между двумя посетителями бара.

– Ты должен спросить, что я буду пить, а болтать я буду с мужчинами, которые могут позволить себе купить мне коктейль, а не продать! – ответила Яслин. – Водку с тоником. «Бельведер», если есть. И бутылку коктейля «Бакарди» для моей подруги с плохим вкусом.

Речел обернулась и взглянула на Яслин, будто почувствовала, что ее имя произносится всуе. И тут заметила Юэна.

– Юэн! Что ты здесь делаешь? – Речел чуть не запрыгнула на бар, чмокнув его в обе щеки. – Яслин, вот тот парень, о котором я тебе рассказывала! Юэн. Они с Патриком вместе учились в университете. Юэн только что вернулся из кругосветного путешествия. Работал в сиротском приюте в Танзании, – добавила Речел.

– Как благородно, – проговорила Яслин, и не пытаясь скрыть зевок.

– Как тебе туманная Англия? – спросила Речел.

– Солнца не хватало. Пока не пришла твоя подруга с ее сияющей улыбкой.

На самом деле Яслин сидела с надутыми губками. Но в ответ на слова Юэна сверкнула ровными белоснежными зубами в саркастической ухмылке.

– Ты давно здесь работаешь?

– Со вчерашнего дня, – ответил Юэн Речел. – Великую карьеру так не сделаешь, конечно, зато смогу продержаться, пока не заведу знакомых в редакциях, и все такое.

– Юэн фотограф, – повернулась Речел к Яслин. – А Яслин у нас модель.

– Я тебя узнал, – сказал Юэн.

– Неужели мы встречались, когда ты снимал меня для «Элль»? – В тот вечер Яслин так и сочилась сарказмом. У нее был неудачный день: крупный рекламный контракт достался не ей, а девочке, которую ее же агентство представляло как «новую Яслин», подумать только!

– Нет, я помню тебя по той телеигре. Яслин кивнула и натянуто улыбнулась. «Та телеигра» называлась «Друзья семьи» – дневное игровое шоу с сюжетом, содранным с «Как стать миллионером». В обязанности Яслин входило ходить туда-сюда по студии и выносить золотой конвертик, в котором лежал вопрос на миллион долларов. Надо признать, роль не слишком сложная.

– Там хорошо платят, – оправдываясь, сказала она.

– Мне нравится… Ты – украшение шоу Честно.

– Как мило.

– Конечно, теперь, когда я получил работу, уже не смогу его смотреть.

– Если все твои клиенты будут ждать так долго, как мы, ты потеряешь и эту работу, – заметила Яслин.

– Извините. – Юэн торопливо повернулся к холодильнику за барной стойкой и достал бутылку коктейля «Бакарди» для Речел. Открыл бутылку и украсил ее бумажным зонтиком, отчего Речел восторженно засмеялась. Затем налил водки Яслин, подняв бутылку высоко в воздух и повернув запястье под нужным углом, чтобы получилась ровно двойная порция.

– Хочешь зонтик? – спросил он.

– А ты как думаешь? – ответила Яслин.

Он украсил ее коктейль желтым зонтиком, для пущей красоты повесил на край бокала зеленую пластмассовую обезьянку и протянул ей напиток, хитро подмигнув.

– Сколько с меня?

– Я угощаю.

– Спасибо, Юэн! – просияла Речел. – Приходи к нам в воскресенье на ланч.

– Приду. Ни за что не пропущу твой фирменный печеный картофель.

Речел исчезла в толпе вслед за Яслин.


– Ох, если бы не Патрик… – вздохнула Речел. – Правда он прелесть?

– Кто прелесть? – спросила Яслин.

– Юэн.

– Он ничего.

– Ты ему точно понравилась. Может, устроить вам свидание?

Яслин поморщилась. На этой неделе она потеряла не только контракт с «Суперустойчивыми лаками». Видимо, актер Саймон, с которым Яслин периодически встречалась, тоже решил, что пора найти модельку помоложе. Яслин и так надоело, что Саймон считал себя великим трагическим актером (вершиной его славы была шестинедельная роль в мыльной опере о пожарных), но от этого было не легче. Ее обошли на старте, а ведь она еще даже не разбежалась.

– Яслин, – Речел прервала мечты Яслин о том, как она задушит Саймона его же пожарным шлангом. – Может, тебе тоже прийти на ланч в воскресенье? Нужен еще кто-нибудь, чтобы получилось четное число.

– Я мою голову, – многозначительно произнесла Яслин.

– Ну, если передумаешь… – ответила Речел.

10

До воскресенья Яслин не передумала. Но Речел уже взялась за дело. Забыв о том, что в тот вечер в «Вуз-Баре» Яслин не горела энтузиазмом, Речел сказала Юэну, что Яслин велела ей дать ему ее номер телефона. Через неделю он стоял у нее на пороге с коробкой шоколадных конфет и бестолковой улыбкой, еще шире, чем в первый вечер. Она приняла конфеты как можно более вежливо. Зачем ему знать, что она не ела шоколад с 1994 года, ведь все равно он больше их ей не подарит: это их первая и последняя встреча. Свидание из жалости. И еще потому, что Речел никогда не успокоится, если Яслин не встретится с ним. Если повезет, к десяти она будет уже дома.

– Я заказал столик в одном пабе, – гордо заявил Юэн. – Очень популярное место. Там отличные стейки и жареная картошка.

Смешанные белки и углеводы, ужаснулась Яслин. Да ни в жизни.

– Отлично, – ответила она, надеясь, что в меню будет какой-нибудь салат. Салата не было. Пришлось съесть стейк с жареной картошкой, а после выпить слабительного.

Свидание могло бы обернуться катастрофой, но Юэн так уморительно рассказывал о работе, которую Яслин знала как свои пять пальцев (до путешествия он был модным фотографом), что она засиделась в пабе намного дольше десяти часов – срока, который сама себе назначила. Она ловила каждое слово о его знакомых моделях.

– Представляешь, один раз я пошел на свидание с девчонкой и предложил ей сандвич с беконом, если останется на ночь, а она заявила, что ей нельзя смешивать белки и углеводы! – Юэн подмигнул.

Яслин фыркнула, прикрывшись чашкой черного кофе без сахара.

– Поэтому я и уехал из Лондона, – продолжил он. – Из-за моделей. Слишком много съемок для каталогов. Слишком много одинаковых поз, застывших лиц. – Он изобразил рожицу, которую Яслин приходилось строить каждый день: подбородок опущен, глаза вверх. Такой фотографией Юэн больше заниматься не хотел. – Мне хотелось увидеть реальный мир, – рассказывал он о своем пребывании в Африке и Индии. Там он сделал множество фотографий. И в конце концов стал мечтать о карьере репортера и фотографа-путешественника. Юэн говорил, что видел самую прекрасную в мире улыбку – на лице ребенка из трущоб Калькутты.

– Но ты же фотографировал самых высокооплачиваемых моделей в мире, – сказала Яслин.

– Пустые улыбки одними губами, – вздохнул Юэн. – Даже за десять тысяч долларов в день они не смогли улыбнуться как та девочка, когда я подарил ей наполовину использованную шариковую ручку.

Яслин вежливо кивнула.

– Хочешь увидеть этот снимок?

– Он у тебя с собой?

– Всегда ношу его при себе, – ответил он, будто это было нечто совершенно естественное.

– Давай.

Он открыл бумажник и протянул через стол фотографию – снимок, вырезанный из листа со слайдами. Яслин вежливо посмотрела на него, сколько посчитала нужным для приличия, и вернула Юэну.

– Прелесть, правда? Так и хочется взять ее с собой.

Яслин снова кивнула. Да, девочка была милая. Но Яслин никогда не хотела детей. Они кричат, мешают спать и портят фигуру…

– Может, увидимся снова? – вдруг спросил Юэн. – В выходные, например.

– Не знаю, – ответила она. Его прямота застала ее врасплох. – Я сейчас очень занята.

– Я знаю, что это значит, – засмеялся Юэн, убирая снимок обратно в бумажник. – Ты все делаешь по правилам, да? Речел рассказывала на обеде в воскресенье. Нельзя встречаться с парнем на выходных, если он пригласил тебя позже среды, а сегодня уже четверг, так что, полагаю, до следующей недели у меня нет шансов.

– Эти правила уже прошлый век, – ответила Яслин. – Я на самом деле занята.

– И в воскресенье тоже? Никто в воскресенье не работает. Модели уж точно.

– У меня есть… хм-м… дела, – пробормотала она. Ее аргументы иссякли. – Надо кое-что сделать по дому. Убраться. И всякое такое…

– Пойдем на пикник, – не отступал он.

– На пикник?

– Да. Что ты думаешь?

– Как это… пикник? Настоящий?

– На природе. С одеялами и сандвичами. Ну, ты знаешь.

Яслин знала. Но она не была на пикнике с двенадцати лет. Если не считать того раза, когда Антонио приказал шкиперу его личной яхты высадить их в уединенной бухте. У них была плетеная корзинка с лобстером и охлажденным французским шампанским.

Яслин помрачнела, вспомнив эти два пикника. Вечер на белом песчаном пляже с Антонио – телекоммуникационным магнатом, который теперь (похоже, это неизбежно) переключил внимание на ее более юного двойника. И тот пикник, когда ей было двенадцать: в то лето ее мать и отец пытались спасти свой брак и втроем поехать в отпуск в Корнуэлл. Два дня все шло чудесно. Настоящая счастливая семья. Потом опять началась ругань. В фургончике от нее было не скрыться – между ее кроватью и родительской спальней была лишь занавеска, и когда они выпили по полбутылки виски каждый и принялись шумно обвинять друг друга, ей было слышно каждое слово.

– Да, ты права. Дурацкая идея, – сказал Юэн, приняв задумчивость Яслин за равнодушие. – Такая девушка, как ты, не захочет проехаться на заднем сиденье моего мотоцикла и есть сандвичи с сыром и огурчиками на поляне в Нью-Форест.[7]

Когда же воспоминания наконец перестанут причинять ей такую боль?

– С удовольствием, – внезапно проговорила Яслин. – Что мне надеть?

Юэн растерялся.

– То есть?..

– Я же сказала: с удовольствием поеду с тобой на пикник. Но я никогда не каталась на заднем сиденье мотоцикла, придется тебе научить меня, что делать.

– Здорово! – Юэн не мог скрыть волнения. – Не надо ничего делать, только держись крепче, наклоняйся в том же направлении, что и я, и не старайся быть противовесом. Так люди и падают.

– Хочешь, принесу еду? – спросила она.

– Я обо всем позабочусь, – ответил он. – Это будет замечательно.


И он был прав. Никаких сандвичей с сыром не было. Юэн достал из пластиковой коробки на заднем сиденье мотоцикла настоящую плетеную корзинку с такими чудесными угощениями, будто он купил ее готовой в «Фортнум и Мейсон».

Сначала он встряхнул одеяло и постелил его на самом ровном участке земли, который только можно было отыскать. Потом пригласил Яслин сесть, а сам стал накрывать на стол – приготовил даже льняные салфетки.

И в завершение достал бутылку шампанского и два хрустальных бокала.

– Невероятно, как это они не разбились! – воскликнула Яслин. У нее так болела спина, будто всю дорогу от Лондона до лесной поляны они прыгали по булыжникам.

– Держи бокалы, – сказал Юэн и приготовился открыть бутылку. Сорвал фольгу, открутил проволоку и уже позволил пробке двигаться по узкому горлышку вверх, когда до Яслин дошло:

– Подожди! Бутылку, наверное…

Она так и не договорила: пробка со взрывом вылетела из бутылки, и на Яслин обрушился проливной дождь шампанского. В панике пытаясь удержать фонтан, Юэн сделал только хуже: стал дергать бутылкой, как победитель «Гран-при» на пьедестале. Когда струя наконец иссякла, он в ужасе уставился на Яслин. Длинные волосы свисали по обеим сторонам лица, как занавески. Она напоминала афганскую борзую, проигравшую сражение с садовым шлангом.