Мне не хотелось мириться с мыслью, что миссис Эулалия и миссис Фрэнни думали, будто я злопамятна, хотя и распознавала в этом лицемерие. Но пыталась отрицать. Моим чувствам нанесли урон, убеждала я себя, и я просто ищу правосудия.

Старушки видели меня насквозь.

– Ты перепутала правосудие с местью, девочка, – вздохнула миссис Эулалия. – Тебе надо остановиться и немного подумать.

– Блайт, мы все хотим быть сильными и не допустить победы врага, но ты делаешь все совершенно неправильно, – добавила миссис Фрэнни. – Знаешь, чем это закончится в лучшем случае? Ты думаешь, все поймут, что неправы, назовут тебя героем и закатят тебе парад с конфетти?

– Мгм… – Миссис Эулалия закрыла глаза и спокойно покачала головой: – Господи, нет.

Миссис Фрэнни перебирала руками пряжу и спицы так же быстро, как челнок на ткацком станке.

– Вот что случится при самом лучшем раскладе. Убедись, что ты хочешь именно этого. Выпускники невзлюбят тебя за то, что ты отнимешь у них возможность в кои-то веки поучаствовать в веселье. Одиннадцатиклассники невзлюбят тебя, потому что ты появилась из ниоткуда и разрушила устоявшуюся традицию, а ведь они ждали праздника весь год. Что касается десятиклассников, то они невзлюбят тебя потому, что поймут – им не удастся дождаться этой забавы. А девятиклассники – потому что будут согласны со всеми остальными.

– Но… – начала я.

Миссис Эулалия подняла палец, чтобы я замолчала:

– О, она еще не закончила.

– Не закончила? – удивилась я.

– Нет, – кивнула миссис Эулалия.

Я посмотрела на лицо миссис Фрэнни, пытаясь найти подтверждение этим словам. Но она продолжала смотреть на спицы.

– Нет, не закончила. Это был лучший расклад. А теперь поговорим о худшем раскладе. Происходит все, о чем я уже сказала, и вдобавок твой папа теряет работу, брат, перейдя в старшую школу, столкнется с последствиями твоих поступков, а над тобой станут издеваться еще больше. Но и это еще не худшее из худшего.

– Нет? – спросила я. – А что хуже худшего?

Я подумала, что старая женщина, скорее всего, имеет в виду, что меня побьют или сделают со мной что-нибудь такое же ужасное. Но я ошибалась.

– Худшее из худшего, – усмехнулась миссис Эулалия, – это когда все наконец поймут, что самый главный нарушитель спокойствия – ты.

От ее слов мое сердце сбилось с ритма. Это не правда. Не так ли?

Миссис Фрэнни замерла, не довязав петлю, и посмотрела поверх застывших спиц на меня.

– Это самое худшее, – повторила она.

Затем старушка подождала с мгновение, и ее руки снова пришли в движение. А спицы защелкали.

– Так что я должна сделать? – спросила я. – Папа всегда говорил, что единственный способ остановить агрессора – противостоять ему.

– Противостоять агрессору не то же самое, что стать им, – сказала миссис Фрэнни.

– Аминь, – согласилась миссис Эулалия. – Тебе надо попытаться найти мирное, ненасильственное решение. Знаешь, тогда в Бирмингеме доктор Кинг сказал…

– О, Иисус, снова началось.

Миссис Эулалия хлопнула обеими руками по матрасу:

– Я же уже сказала! Даже не смей произносить имя Господа всуе!

– Ах, кто-нибудь, заставьте ее замолчать. Заставьте ее замолчать! – Миссис Фрэнни откинулась на подушки. – Я так больше не могу!

Она сжала обе спицы в одной руке и изобразила, как несколько раз протыкает свое горло.

– Дамы, пожалуйста! – взмолилась я.

Затем услышала позади себя скрип обуви по полу и поняла, кто это, еще до того, как перевела взгляд: Дарлин, главная дежурная медсестра. Она была полной, немолодой, и, казалось, после двадцати лет работа вызывала у нее только тошноту. Не было и дня, чтобы Дарлин не рассердилась по какому-либо поводу. Наверное, всем когда-то встречались такие люди.

– Какого ЧЕРТА здесь происходит? Почему мне приходится приходить сюда КАЖДЫЙ день? – Медсестра сердито уставилась на меня. – И почему, когда здесь появляешься ТЫ, становиться только хуже?

Миссис Фрэнни резко поднялась и замахала спицами, как мечом:

– Отстань от нее!

Дарлин ухмыльнулась и ткнула большим пальцем на дверь позади себя:

– Блайт, иди в общую комнату и разыгрывай бинго. Они готовы начать. Вперед.

Миссис Эулалия перестала мычать псалом – она всегда так делала, когда пыталась не болтать лишнего. А миссис Фрэнни даже не пыталась.

– В вас столько горечи и ненависти, сестра Рэтчед! – вздохнула она.

Дарлин усмехнулась:

– О, ха-ха-ха.

Ее не раз сравнивали с медсестрой-садисткой из «Пролетая над гнездом кукушки», особенно миссис Фрэнни.

Улыбнувшись, Дарлин стала похожа на змею. Глаза-щелки и все такое. Она вцепилась руками в воротник формы, на которой был изображен Снупи.

– Следи за языком, или я могу позабыть про твое обезболивающее, – пробурчала она.

– Ха! – засмеялась миссис Фрэнни. – Будто я не знаю, что ты крадешь лекарства, чтобы продавать наркоманам на улице. Прикупила себе накладные ногти и выкрасила волосы в полоску? Что ж, у меня, дорогая, есть для тебя маленький секрет. Сколько ни крась волосы в полоску, стройнее ты не станешь!

Пока миссис Фрэнни говорила, глаза Дарлин, казалось, выпучивались над ее пухлыми темно-красными щеками. Она крепко сжала губы, отчего они стали похожи на сморщенную попу. Медсестра точно никогда не слышала о маске леди.

Миссис Эулалия замычала громче.

– БЛАУАЙТ? – прорычала Дарлин сквозь сжатые зубы.

Когда она злилась, то добавляла лишние слоги к словам.

Я соскользнула с кровати миссис Фрэнни. Мне не хотелось уходить и играть в бинго, но должность Дарлин позволяла ей отстранить меня от волонтерства. А мне этого не хотелось. Поэтому я поцеловала женщин и последовала за Дарлин из комнаты. А сделав пару шагов, услышала, как миссис Фрэнни снова начала:

– Кстати об издевательствах. Спасибо огромное, укулеле. Твое мирное и никого не раздражающее мычание очень сильно помогло мне…

Белые ортопедические тапки Дарлин скрипели по полу так громко, что я больше не смогла расслышать ни слова. Я шла за ней по коридору и чувствовала себя наказанным ребенком, ведь она не из тех, кто пойдет рядом с тобой.

Дарлин всегда должна быть на шаг или два впереди. Я ускорила шаг и попыталась пойти рядом с ней, чтобы проверить, превратит ли она наше шествие в гонку, но медсестра устремилась к своему рабочему месту.

Общая комната могла вместить сотню человек, но сейчас там находилось человек пятнадцать беловолосых игроков в бинго. Вообще-то пятнадцать – это очень даже неплохо. Однажды я разыграла шесть игр в бинго для одной милой старушки. Это был лучший день в ее жизни. Она просто не могла поверить, что выиграла шесть партий подряд.

Так что пятнадцати игроков достаточно. Мне просто хотелось, чтобы все они сидели недалеко от того места, где стояла я, вытаскивая шары из проволочного бочонка. Вместо этого они рассредоточились по всей комнате, и мне пришлось называть каждый шар по несколько раз, громко крича при этом, чтобы все наконец меня услышали. После четырех разыгранных партий я осипла. И почти не осталось надежды на то, что мне хватит сил поведать Таре сагу о сегодняшнем дне.

Глава 7

– Господи, твой голос звучит так, будто ты выкурила кошачий наполнитель, – сказала Тара.

– Мне пришлось разыгрывать бинго, – прохрипела я. – И сегодня у моих подопечных случился приступ глухоты.

– И как эти старые негодяи могли так поступить! – поддразнила меня Тара. – Значит, сегодняшний день в Эш-Гроув был дерьмовым?

– Пожалуй.

– Тогда на ужин мороженое. К тому же оно поможет твоему горлу. Пойдем, я угощаю.

Я попыталась возразить, но Тара шикнула на меня и потащила в «Баскин-Роббинс», где мы купили мороженое с шоколадной крошкой и кусочками печенья.

– Даже к лучшему, что ты не можешь разговаривать, потому что я должна тебе кое-что рассказать, – засмеялась Тара. – Помнишь, мы думали, что Дженни Прицки наврала про месячные и на самом деле беременна?

Я засунула в рот полную ложку мороженого:

– Угумс.

Маму бы это убило.

Тара ткнула в мою сторону длинной розовой ложкой:

– Ты не поверишь.

Дальше она погрузилась в долгий и запутанный рассказ о Дженни и ее страхе забеременеть во время весенних каникул. Не буду углубляться в подробности. Даже мне этот рассказ показался довольно скучным, а я знаю Дженни Прицки. Хотя я притворилась, что внимаю каждому слову подруги, потому что она очень любит посплетничать, а я очень люблю Тару. Поэтому она говорила, а я слушала. Среди двух друзей всегда один рассказчик, а другой – слушатель. Не так трудно догадаться, кто из нас кто.

По правде говоря, мне не очень хотелось в третий раз за день ворошить сегодняшние события, поэтому я была рада заполнить разговор историей про задержку Дженни.

Когда через пару часов я добралась до дома, мама прибиралась в шкафчике под кухонной раковиной, а Зак сидел за столом и решал задачи по алгебре.

– Вам задали домашние задания? – спросила я. – В первый учебный день?

– Привет, милая, – крикнула мама из-под раковины.

Зак забавлялся с карандашом, раскачивая его вверх и вниз, как детские качели.

– Подумаешь, – сказал он. – Мы проходили это в Меритоне прошлой осенью.

Мама села:

– Ты шутишь?

Она сполоснула тряпку в стоящем рядом ведре с мыльной водой, выжала ее и снова залезла в шкаф.

– Как бы ни было смешно, но… нет, – усмехнулся Зак. – Хотя меня это устраивает. Не буду напрягаться до конца года. – Брат записал ответ. – Останется больше времени для игр.

– Ты слишком много играешь в видеоигры, – произнесла мама из шкафа.

Зак закатил глаза и спародировал ее, притворившись, будто на его руке надета кукла-носок, которая все время поучает его.

Мама выбралась наружу и показала на бутылку с распылителем, стоящую на стойке возле плиты:

– Блайт, передай мне чистящее средство. Здесь какое-то пятно, которое у меня не получается вывести. – Она выгнула спину и поморщилась.

– Серьезно, мам, – сказал Зак. – Почему нам просто не нанять кого-нибудь для уборки?

Мама стерла пот со лба. Она не догадалась снять золотые часы с алмазами, которые подарили ей на сорокалетие бабушка с дедушкой. И маникюр был испорчен.

– Уборщицы стоят денег, Зак.

– Да, но разве в твоем трастовом фонде от бабушки с дедушкой нет несметного количества долларов? – решив проблему за пять секунд, спросил Зак.

Я протянула маме бутылку.

– И ты хочешь, чтобы мы растратили все до того, как ты унаследуешь деньги? – лукаво улыбнувшись, спросила мама.

Несколько секунд Зак смотрел на нее, а потом заявил:

– Продолжай тереть, женщина.

Они обменялись смешком, и мама снова залезла в шкаф, чтобы уже со средством попытаться оттереть пятно.

– Кстати, там не несметное количество долларов, – произнесла мама из-под раковины. – И деньги вложены в долгосрочные инвестиции. Это скорее фонд для чрезвычайных ситуаций, а грязный дом к ним не относится.

Я плюхнулась на стул:

– Где папа?

– На встрече членов школьного совета, – ответила мама. – Черт, это тоже не помогает. Придется просто поставить что-нибудь поверх этого пятна. – Мама снова села и проморгалась, чтобы избавиться от хлористых паров. – Он сказал мне, что у тебя выдался не самый легкий первый день. Ты как, держишься?

Не самый легкий?

– Все в порядке, – ответила я.

Мне не хотелось врать, поэтому про себя произнесла: «В порядке, но я стала слабой и хрупкой и вот-вот разобьюсь».

Но мама меня слишком хорошо знала.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

Я покачала головой:

– Не о чем говорить.

– Тебе задали домашнее задание?

– Немного.

Мне надо было перевести статью, что могло занять около трех минут, так как школа Эш-Гроув отставала от Меритона по французскому языку на два семестра.

– Не могла бы ты тогда достать вещи из сушилки и убрать их? Завтра с утра у нас показ дома. – Мама скрестила пальцы.

– Поверить не могу, что ты так стремишься продать этот дом. Разве тебя это не беспокоит? – не подумав, брякнула я.

Это как-то само вырвалось у меня и сразу отразилось на маме. Она вскочила на ноги. Маска леди отсутствовала. Мама даже не попыталась хоть немного скрыть свое недовольство.