— Ищешь сейф, милая?

Я возвращаю своё внимание обратно к Дорнану, который ухмыляется, пока набирает цифры на калькуляторе своими длинными, толстыми пальцами.

— Ищу сцену, — отвечаю я, пытаясь разрядить обстановку. Весь мой план зависит от того, наймет ли он меня в качестве танцовщицы клуба. Если он этого не сделает, я должна буду перейти к плану «Б». А его пока у меня нет.

Он откидывается назад на своём стуле и впервые рассматривает меня должным образом. Я терпеливо жду, зная, что соответствую всем его требованиям: брюнетка, загорелая, большие сиськи и достаточно молодая, чтобы трахаться и быть принятой на работу без опасений ареста за работу малолеток в клубе. Я хлопаю ресницами и изучаю его лицо. Сейчас он старее, но всё ещё обладает сильными чертами, которые делают каждого из его семи сыновей без сомнения его. У него нет дочерей, что могло быть просто предоставлением небольшого милосердия от судьбы.

— Как тебя зовут, дорогуша? — наконец спрашивает он, очевидно удовлетворенный моей внешностью. Он всё ещё точно так же откровенно привлекателен, как и шесть лет назад. Чёрные волосы. Пухлые чувственные губы. Трёхдневная щетина на лице, которая придает ему жёсткий и суровый вид, но не слишком непривлекательный. Мой живот сжимается, когда я понимаю, что была неправа — он и Джей вообще-то поразительно похожи.

— Астрид, — отвечаю я, чувствуя, как моё сердце грохочет в груди.

— Не сценическое имя, — произносит он, выглядя раздраженным. — Твоё настоящее имя.

— Саманта. Самми.

Он не впечатлён.

— Тебе есть двадцать один?

Я киваю.

— В действительности даже двадцать два.

— Есть удостоверение личности, чтобы доказать это?

Я киваю, вытаскивая поддельные документы из заднего кармана, и вручаю их ему. Я борюсь с желанием сбежать, когда мои пальцы соприкасаются с его. Он отклоняется в кресле и изучает маленькую прямоугольную карту. Я знаю, что он ищет признаки, что это фальшивка. Он подносит его к свету, крутит в ладони, скребёт ногтем большого пальца вдоль края.

— Оно настоящее, — говорю я. Он не отвечает.

— Как ты сказала, тебя зовут?

— Сэмми. Саманта Пейтон.

— Как будто вместо фамилии у тебя тоже имя. Сразу два имени? — с сомнением говорит он. — У кого два имени?

Я улыбаюсь.

— Я не знаю, мистер Росс. Это немного странно.

Он ухмыляется, самая близкая вещь к улыбке вырывается у него с тех пор, как он позвал меня сюда наверх.

— Хорошо, Самми-два-имени-Пейтон, какую работу ты ищешь?

Я не могу поверить, что говорю это.


— А какую работу вы хотите, чтобы я делала?

Он перестаёт улыбаться.

— Я занятой человек. Давай перейдём к сути. Ты танцуешь?

Я киваю.

— Приватные танцы?

Я киваю.

— Делаешь что-то ещё, что выделит тебя из другой сотни девочек, которые приходят сюда каждую неделю в поисках работы?

Я порочно улыбаюсь.

— Я могу смещать челюсть так, что мой рот открывается реально широко.

Он смеётся и хлопает по столу перед ним, из-за чего документы рассыпаются в разные стороны.

— Ты мне нравишься, — выдаёт он. — Так почему сюда? Я имею в виду, уверен, что ты в курсе нашей… репутации.

Я пытаюсь выглядеть юной и беспомощной.

— Я только что выбралась из плохих отношений, — говорю я. — Дома в штате Техас. Я смогла бы воспользоваться защитой, которую вы предлагаете вашим служащим.

Он всасывает свою нижнюю губу, раздумывая над этим.

— Твой бывший, — говорит он. — Он член какого-то конкурирующего МК? Полицейский? Связан с кем-то, о ком мне следует знать?

Я качаю головой:

— Нет.

— Ты уверена в этом?

Я киваю.

— Ага. Он просто мудак, который возомнил, что владеет мной.

Он кивает, очевидно, удовлетворенный ответом.

— Ты хочешь сначала станцевать или трахнуться? — небрежно спрашивает он.


Я усмехаюсь от уха до уха, поскольку я в деле. И я знаю это.

— Мистер Росс, — говорю я, наклоняясь над столом так, что мои сиськи оказываются в дюйме от его лица, — после того, как я трахнусь с вами, будет не важно, как хорошо я танцую.

Дорнан проскальзывает мимо меня, захлопывает и закрывает дверь на замок, удостоверившись, что прижимается своей твердостью к моей заднице, когда протискивается мимо. Позади меня много места, и уж точно нет необходимости прикасаться ко мне, когда он идет мимо, но он, очевидно, чувствует потребность утвердить свою власть надо мной. Он становится позади меня, пока я стою перед столом, и я могу ощутить его теплое дыхание на плече.

— Обернись, — командует он, и я это делаю. Он стоит так близко ко мне, что я могу ощутить жар, исходящий от него в уже душной комнате. Его зрачки расширены, и он явно возбуждён.

— Снимай верх, — командует он, и я повинуюсь, стягивая через голову, на мне остаются только крошечные джинсовые шорты и кусочки кружева, которые стоят намного больше, чем лифчик этого размера должен стоить. Я расстёгиваю лифчик и позволяю ему упасть на пол между нами.

— Мило, — говорит он, обхватываю грудь каждой рукой. — Хотя и не настоящая.

Я пожимаю плечами.

— Сомневаюсь в том, что у любой из ваших танцовщиц настоящая.

Он ухмыляется, а я дрожу изнутри. Я сделаю тебя звездой.

— Шорты, — говорит он, стаскивая джинсу, что обхватывает мои бёдра. И в этот момент, я паникую.

О, бл*дь.

Кость моего бедра. Шрамы. Я действительно не ожидала трахнуться с ним прямо здесь в его офисе, не сегодня. Я ожидала, что приду, поговорю о деле, и вернусь на прослушивание ночью, когда будет установлена сцена для остальной части танцовщиц. Я знаю, что произойдёт, если он увидит их.

Он убьёт меня.

И всё это будет впустую.

Он видит моё сомнение и отстраняется.

— Ты уверена, что справишься с такой работой? — спрашивает он меня, очевидно не впечатлённый.

Я сильно улыбаюсь.

— Конечно. Просто я не ожидала того, что это произойдёт сегодня.

— Ты собираешься трахаться лучше на следующей неделе? — нетерпеливо спрашивает он.

— Нет, — быстро отвечаю я. Я поворачиваюсь, выскальзывая из шортиков и трусиков, так что оказываюсь полностью голой, и он кладёт мои ладони на стол. Я поворачиваю свою голову, чтобы увидеть Дорнана, смотрящего на меня с тем, что напоминает смесь похоти и заинтересованности.

— Я просто подумала, — я пожимаю плечами, одаряя его порочной усмешкой, — что должна показать вам первым делом мой лучший ракурс.

Он смеётся и хлопает по моей голой заднице ладонью, сжимая плоть.


Дорнан наклоняется ближе к моему уху, накручивая на кулак мои длинные каштановые волосы, оттягивая голову назад.

— Что ты хочешь от меня? — спокойно спрашивает он.

Я думаю о том, как он разрушил мою жизнь, как оторвал моего отца от меня, как забрал мою девственность и разделил её с его таким же больным ублюдочным потомством. Я думаю о прошедших шести годах, как я скрывалась и опасалась за свою жизнь, и сжимаю челюсть.

Я хочу заставить тебя страдать.

— Я хочу, чтобы ты сделал меня звездой, — сладко произношу я. Я хочу похоронить тебя живьём, ты  долбанный, ублюдочный убийца.

Он усмехается.

— Тогда я с этим разберусь.

Я поворачиваю обратно к столу и глубоко вздыхаю.

— Хорошо, тогда давай, — говорю я, прижимая себя к его твердости. — Прежде чем я передумаю.

Я слышу застежку-молнию, и чувствую его пальцы, когда они исследуют мою киску.

— Ты не изменишь своего мнения.

Я сжимаюсь, зажмуривая глаза, и прикусываю губу, чувствуя кровь, когда он плюет на свою руку, используя слюну, чтобы смазать член. Я напряжена, когда ощущаю кончик головки его члена, прижимающегося к моему отверстию. Я стону от боли, когда он засовывает свой член глубоко внутрь моей задницы и громко стонет.

— Думаю, тебе очень нравится так, милая, — говорит он, его яйца со шлепками ударяются о мою плоть, когда он набирает скорость своих толчков. Каждый раз, когда он отстраняется, он толкается назад с удвоенной силой, и я хочу закричать.

— Обожаю это, — шепчу я, ненавидя каждую секунду.


Я заставляю себя двигаться с ним в унисон, благодарная, что он не увидит моё многоговорящее клеймо, и клянусь сделать татуировку перекрывающие мои глупые грёбаные шрамы первым же делом завтра утром.

У меня перехватывает дыхание, когда я чувствую, палец, прижимающийся к моему клитору, и, несмотря на всю мою ненависть, моё предательское тело отвечает, тая, как масло на солнце в полдень. Я всасываю воздух, когда он продолжает доставлять мне удовольствие, и чувствую, как моё внутренне сопротивление разваливается на куски и слабеет с каждым кругом, который выводит его палец.  Моя задница — это катаклизм удовольствия и боли, и то, как он барабанит своими пальцами по моему клитору, приводит меня к опасной близости к оргазму.


Я беззащитна под его опытными руками, когда он подводит меня к вершине оргазма — ожесточенная война ведётся внутри меня. Поскольку это не должно ощущаться так хорошо.


Я стону, резко толкаясь бёдрами к нему навстречу, когда всё моё тело предаёт меня, жадное до этого кульминационного момента, стремясь к освобождению.

— Крошка, — стонет Дорнан, когда я разлетаюсь на миллион кусочков под его ловкими пальцами. Это должно быть завело его, поскольку, как только моё лоно сжимается, и я кончаю, Дорнан выходит из меня, оставаясь полностью неподвижным на мгновение, а затем стонет тем самым стоном, прижимая моё лицо к столу и выплескивая горячую сперму на поясницу.


Я заставляю себя оставаться совершенно неподвижной, мои ноги слегка дрожат, поскольку я стояла на цыпочках, моя щека прижата к холодному столу, поскольку если я перестану так делать — то закричу. Я буду кричать, и вцеплюсь ему в глаза, пытаясь их выцарапать.

А я не могу. Я не могу просто пустить под откос всё это, особенно, теперь, когда позволила ему снова побывать внутри меня. Он пыхтит, восстанавливая дыхание, его руки, всё ещё вокруг моих бедер. Я неловко наклоняюсь к столу, внимательная к тому что, если я встану прямо, то устрою бардак на полу. Дорнан тянется к коробке с салфетками на столе и вытирает свою липкую жидкость с моей кожи.

— Спасибо, — бормочу я, поворачиваясь к нему лицом, моя рука преднамеренно прикрывает бедро. Он определенно выглядит более расслабленным, чем когда я пришла, хотя также он выглядит усталым. Слишком много поздних ночей. Слишком много крови на его руках. Слишком многие невинные жизни оборвались по его воле.  Он, по всей видимости, рассеяно поглаживает мои груди. Я хочу оттолкнуть его, схватить серебряный нож для писем со стола и воткнуть его прямо в герб семьи на задней части его шеи.

— Ты можешь привести себя в порядок там, — говорит он, указывая на ванную, которая примыкает к офису. — Прими душ, если хочешь.

Я приму душ. Самый горячий грёбаный душ, чем когда-либо, чтобы сжечь твои прикосновения к моей коже.

— Я быстро, — говорю я, стремительно двигаясь в ванную с одеждой по-прежнему прижатой к туловищу, закрывая шрамы. Я захлопываю дверь, борясь с внутренним сражением: должна ли я закрыть дверь или нет. В конце концов, я не закрываю, но немедленно надеваю шорты, не запариваясь принять душ. Я немедленно чувствую себя лучше, как только они застёгнуты и прикрывают изуродованную плоть на моём бедре. Я хватаю полотенце с полки и мочу его под краном, пока вода тёплая и добавляю немного мыла на материал. Я мою спину так хорошо, как только могу. Я просто должна выглядеть достаточно презентабельно, чтобы вернуться в гостиницу, прежде чем подарю себе обжигающий душ. Я надеваю лифчик, натягиваю обратно майку и смотрю на себя в большое зеркало, которое висит над раковиной.


Абсолютная незнакомка смотрит на меня, настолько другая, что я не могу в ней узнать себя. У Джульетты были светлые волосы до плеч, бледная кожа и зелёные глаза.

Девочка, на которую я пристально смотрю, с тёмно-каштановыми волосами, что достают до задницы, благодаря наращиванию, загорелую кожу, благодаря часам лежания на шезлонге, и тёмно-синие глаза, которые по-прежнему отражают самый крошечный намек на коричневатый оттенок, который не могут убрать даже контактные линзы.

Я скучаю по Джульетте. Но в тоже время я ощущаю, как активизировалось моё новое  «Я». Анонимность позволяет мне кое-что, что я недооценивала, когда Доктор Ли и я пробегались по моим хирургическим планам изменений. У меня зашкаливает адреналин, только что трахнув Дорнана, моя задница пульсирует, но мой дух ликует.

Я сделала это. Я, бл*дь, сделала это. Я одурачила его.