— Да ничего я не решил! — заорал Кирилл, которому надоело слушать весь этот бред.

— Ну, значит, пока присматриваешься, — тяжело дыша проговорил Ромка и плюхнулся обратно в кресло.

Кирилл залпом выпил стакан сока.

— Давай все сначала и спокойно! — велел он.

Ему всегда удавалось оставаться невозмутимым, когда речь шла о чем-то непонятном и неизвестном. Злился и орал Кирилл исключительно от глупости окружающих. Или от своей собственной.

Ромка поскреб в затылке.

— Митрофанов под твой комплекс, то есть, теперь уже под свой, решил взять у нас кредит. Мы его сейчас проверяем. Только не в том дело, понимаешь? Я как узнал, что…

— Не начинай даже! — оборвал Кирилл. — Лучше поясни, кто такой Митрофанов и почему комплекс теперь принадлежит ему?

Он осекся на полуслове, увидев, как Ромка замер, смешно раскрыв рот. Будто ребятенок перед экраном, где показывали «очевидное-невероятное».

— Ты что? — Кирилл нахмурился.

Роман Геннадьевич с трудом приходил в себя.

— Э… Сейчас. Погоди минутку.

Едва не опрокинув вешалку, он стащил с нее рюкзак и стал сосредоточенно рыться в холщовых недрах.

— Гляди! — наконец выпалил он, выложив перед Кириллом стопку бумаг в прозрачной папке.

Бумаги оказались из области фантастики.

Договор купли-продажи торгового центра. Собственник — «Русский дом». Покупатель — некий И. Н. Митрофанов. Копия лицензии. Печать. Подписи сторон.

Ну да. Автограф И. Н. Митрофанова, а рядом — К. И. Панина.

Вот она, фантастика!

Кирилл никогда под этим документом не подписывался. Более того, никакого Митрофанова он не знал. Более того, торговый центр уже целых полгода ему не принадлежал, и, соответственно, никому продать его Панин не мог. Ни возможности не имел, ни права.

И главное — непонятно, что говорить бедняге Ромке, который оскорбленно сопит напротив, уверенный, что Кирилл решил по-тихому сменить банк.

— Ну? И ты спрашиваешь, кто такой Митрофанов? Уж раз в жизни ты с ним точно встречался! Когда вот эти писульки рисовали! — Ромка раздраженно похлопал по бумагам. — Не ожидал от тебя, Кирюха! Я думал, может, ты сам не в курсе, может, кто-то из ребят твоих сделку оформлял и в другой банк обратился. А потом документы-то гляжу, елы-палы! Твоя же подпись! Значит, никому из риэлторов ты это дело не доверял, сам переговоры вел, сам…

— Постой, не тарахти, — досадливо поморщился Кирилл.

Какая-то мысль — почти догадка — мелькнула в голове.

Стоп! Действительно, как могли оформить сделку, если продавец не присутствовал? Подпись его стоит, а самого-то не было!

Уж это Кирилл знал доподлинно. Какой же кретин так лопухнулся?! Ему заочно подписали договор, а он уши развесил!

— Ромыч, давай потом поговорим, о’кей? Мне нужно время!

Тот посмотрел озадаченно, наконец-то заподозрив что-то неладное. И, кажется, даже понял немного.

— Лажа, да?! — ахнул он и как-то по-старушечьи прикрыл рот ладошкой.

— Я пока ничего тебе не скажу, — твердо заявил Кирилл. — И этого Митрофанова пока не трогайте. Я сам все проверю!

— Да что все-то?

Кирилл резко поднялся и сунул бумаги приятелю под нос.

— Это не моя подпись! Понимаешь?

Роман Геннадьевич только ошеломленно крякнул.

* * *

— Босс, здрасте. Баба явилась. Но она одна. Вернее, не одна, а с дитем…

Докладчик был вынужден прерваться, оглушенный гневной тирадой по ту сторону трубки. Машинальным движением он отодвинул руку с телефоном как можно дальше, и весь смысл начальственной речи прошел мимо.

— Хорошо, босс, — на всякий случай сказал он, когда снова решился приложить трубку к уху.

— Что хорошо, чертовы кретины?! Вы что не понимаете, он — свидетель! К тому же мне нужны еще сведения! Если к утру его не будет в офисе, ты у меня побежишь поломойкой к Панину наниматься, ясно?!

— Будет сделано, босс.

Он подождал, не последует ли еще указаний, но в трубке раздались гудки.

Амбал за рулем покосился на своего напарника сочувственно.

— Ну что? Идем к бабе?

— Да хрен его знает! — с досадой поморщился тот. — Он толком и не сказал ничего, только вопил!

Человек на другом конце города преувеличенно осторожно положил трубку на рычаг. Ярость клокотала и требовала выхода, но он никогда не позволял ярости брать верх. Как ничему и никому не позволял одерживать над собой победу. И никогда! Одна или две мелкие промашки не в счет.

Эту партию он тоже выиграет, во что бы то ни стало! А недоумка, из-за которого дело пошло наперекосяк, он просто сотрет в порошок!

Еще не успокоившись окончательно, он вызвал секретаршу и с удовольствием поорал на нее некоторое время. Красавица тряслась от страха, прятала глазки, вытирала потные ладони о шикарный костюмчик, и это зрелище так забавляло его, что уже через пять минут он был в полном порядке.

— Ладно, иди, — разрешил он, — может, я тебя и пожалею, посмотрим.

Она попятилась и вскоре скрылась из кабинета.

С одной стороны, он пугал ее ради кайфа. Контролировать насмерть перепуганных людишек всегда проще. А с другой, проговаривая вслух угрозы, он думал. Может быть, действительно сменить козла отпущения и отправить девчонку прямиком в «стан врага»?!

Заслышав о такой возможности, его красотка аж спала с лица. Прекрасно знала, что никакой поддержки в случае провала она не дождется. А провал более чем реален. Одно дело купить сотрудника, которому уже более-менее доверяют. И совсем другое — засланный казачок. Что случись, первое подозрение на него.

Стало быть, как ни крути, нужен Балашов. Это чмо болотное, возомнившее себя Джеймсом Бондом! Непонятно, кто его прикрывает? У жены — старенькие родители, их проверили. Больше родственников нет. Он вообще сирота казанская. Друзей-приятелей кот наплакал, их ребята в первую очередь пошерстили. Из города он не уезжал, это известно точно. Ну, и где тогда прячется?!

* * *

Они неплохо проводили время. Ташка валялась на пузе, Алена, пристроившись с боку, щекотала ее за пятки. Только это чрезвычайно увлекательное занятие пришлось прекратить, потому как Ташка, в очередной раз дрыгнув ногой, звезданула мать по уху.

— Ой! — испугалась она.

— Ай! — растерялась Алена, схватившись ладонями за голову.

И они посмотрели друг на друга влюбленными глазами.

— Мам, ты как?

— Устала! — честно призналась Алена, заваливаясь рядом.

— И я вся такая уставшая, уставшая! Мам, а ты меня как любишь?

— Очень!

— А я тебя крепко!

— А я тебя очень крепко!

Посопели с присвистом, восстанавливая дыхание. Алена вдруг хихикнула слабым голосом.

— Чего, мам?

— Спроси, как я тебя люблю?

Ташка заинтересованно подняла голову и послушно спросила: «Как?»

— Я тебя люблю по-мамски! — ответила Алена.

— Супер! А я тебя… а я тебя люблю, как дочка из пупочка!

Они хором прыснули и снова принялись обниматься, тискаться и ворочаться, словно мишки в берлоге, по всей кровати.

Вообще-то, Алена этого не одобряла. Кровать же существует для сна, это правило такое. В остальное время суток она должна быть аккуратно застелена и никем не потревожена.

Каждый раз, когда Ташке приходило в голову расположиться здесь с учебниками, Алена долго и занудно объясняла, почему этого делать не надо.

А дочь цитировала дурацкую рекламу. Что-то вроде «Правила существуют, чтобы их нарушать».

Ну, вот и нарушили.

Ощущение такое, будто она опять — впервые и единственный раз в жизни! — сбежала с уроков в кино.

Точно знаешь, что расплата неминуема, а отступать ужас как не хочется, и ты пробираешься к запретному удовольствию.

Ха! Теперь уж точно никто и ничего не может ей запретить! И ожидать расплаты просто глупо. Она взрослая женщина и сама решает, валяться ей на кровати или, чинно сложив руки на коленях и выпрямив спину до ломоты в позвоночнике, слушать Шопена.

Как учили в детстве.

Оно давно позади, и слава Богу!

Может, если бы тогда кто-то объяснил ей, что отступать от правил не страшно и не стыдно, все было бы намного проще. Может быть, она решилась бы поговорить с Лешкой — так, как хотела, а не так, как должна была.

Даже возможно, что она впала бы в истерику, била посуду, требовала бы объяснений.

И — кто знает?! — вдруг стало бы легче?

Но никто не объяснил. Она точно знала, что выяснять отношения на повышенных тонах — нельзя. Ведь при любых обстоятельствах нужно сохранять собственное достоинство, а значит — нужно выглядеть невозмутимой и… равнодушной. Мама говорила, что многие люди не понимают истинного значения этого слова. Равнодушие — вовсе не болезнь души, а просто ровное отношение ко всем окружающим.

Стоит чуть сдвинуться от него в сторону — и тебе конец!

Слезы, истерики, беспричинное веселье, дикий смех — фу, это же вульгарно, в конце концов!

В их доме всегда было тихо. И она почти поверила, что тишина и спокойствие — синонимы счастья. И, сама того не замечая, старательно создавала себе такое же. И не понимала, почему не чувствует восторга и упоения, ведь все по правилам и как должно быть.

Она никогда не кричала на него. Не устраивала скандалов. Не жаловалась на плохое самочувствие или на то, что в школе ее снова обошли с премией. Она все делала, как надо.

И продолжала бы в том же духе.

Какое счастье, что Ташке пришло в голову поваляться на кровати!

— Давай петь! — острый маленький кулачок пихнул Алену в бок.

Та, прежняя Алена, которая существовала по правилам, наверное, растерялась бы.

А нынешняя только задумчиво почесала нос.

— А что петь-то? Я модных песен не знаю.

— Ну их, модные! — отмахнулась Ташка. — Народные давай.

В общем-то, она и народных никогда особо не пела.

Но они затянули «По Дону гуляет». Честное слово! А потом — «Калинку». И еще что-то бравое. Пели вдохновенно, прикрыв глаза, и, помогая себе, водили руками в воздухе, словно дирижеры. Когда забывали слова, прочувствованно начинали мычать или блеять и одновременно срывались на хохот.

— Ты что?

— А ты что??

— Я слов не знаю!

— Я тоже. Давай вот эту… как там… И все начиналось снова.

Они дошли до «Во поле березонька стояла», когда в стену загрохотали соседи.

Алена с притворным ужасом прижала палец к губам и кивнула на часы. Было одиннадцать вечера.

Не сговариваясь, они почему-то ринулись на кухню, перегоняя друг друга. Алена плотно прижала кухонную дверь, привалилась к стене и облегченно расхохоталась — такого с ней не случалось уже давно.

Ташка постанывала где-то рядом, в изнеможении упав на табуретку.

Они не сразу услышали звонок в дверь.

А услышав, уставились друг на друга.

— Нас решили обезвредить, — догадалась Ташка. — Соседи ОМОН вызвали. Или скорую.

У Алены от смеха закололо в боку.

— Позвонят-позвонят и уйдут, — обессиленно пробормотала она, махнув рукой.

Но в дверь продолжали ломиться.

— Однако они сами уже ведут себя неприлично, — взяв себя в руки, Алена пошла в прихожую.

Ташка поплелась следом — оказывать моральную поддержку.

— Извините, пожалуйста, мы уже все поняли! — проговорила Алена, открыв дверь.

На пороге стояли неизвестные плечистые парни. Среди жильцов своего дома она таких никогда не встречала.

— Мам, закрывай дверь быстрее! — пискнула за спиной Ташка. — Это же бандиты натуральные!

Парни на бандитов не отреагировали, но один всунул огромную лапищу в дверной проем, и теперь при всем желании закрыть дверь стало невозможно.

— Надо поговорить, — заявил между тем второй.

— О чем?! Вы кто? Мы больше шуметь не будем!

— Конечно, не будете, — улыбнулись оба сразу, и от этих улыбок Алене сделалось нехорошо.

Незваные гости впихнули ее в квартиру и вошли следом. В коридоре моментально стало тесно.

Алена таращилась на них и ровным счетом ничего не соображала.

Это милиция?

Или, на самом деле, их пришли грабить?

Но тогда надо звать на помощь, орать во весь голос. Она набрала воздуха в грудь, открыла рот и… ничего не случилось. Из горла вырвалось какое-то шипение, словно там вода в чайнике выкипала. Черт подери, они же весь вечер распевали русские народные песни!

Может, просто сделать вид, что ничего особенного не происходит? Затаиться в уголке и переждать, пусть себе грабят, жалко, что ли?

Господи, да ведь Ташка здесь!

В считанные секунды Алена пришла в себя.

Орлиным взглядом она окинула прихожую и метнулась в сторону к обувной полке. Лешка почему-то предпочитал хранить там молоток. Она не знала, как смогла вспомнить об этом, и не поняла, что произошло в следующий момент.

Рука ощутила приятную тяжесть, Алену бросило вперед, что-то темное мелькнуло перед глазами, раздался громкий мат, запястье вдруг словно обожгло, но она успела вложить всю силу в бросок, и молоток не просто упал, а ударил кого-то…