— Мам!

А может, он уже ушел, а? Ну, проводил сестру и ушел, что еще делать-то!

Эта была спасительная идея. Теперь уже реально стало отдышаться и взять себя в руки. О других вариантах она даже думать не станет.

Итак, главное — одеваться или просто влезть во что попало? Первое подразумевает некоторую надежду, которая вовсе даже не нужна, а только весь вечер будет нервы трепать. Потом окажется, что все это зря и вообще глупость несусветная.

Лучше уж сразу расставить точки. Заодно запятые и восклицательные знаки. Для пущей, так сказать, убедительности. Ну, ушел он, ушел! И дома его не будет! И случайной встречи не произойдет!

Успокойся и напяливай что придется.

Она напялила. Но не успокоилась. Вышла в прихожую и остолбенела на несколько мгновений.

Дядька оказался старинным приятелем Ольги, а вовсе не Кириллом Паниным, которому негде скоротать вечерок.

— Рома, — просто представился он.

Алена в ступоре потрясла протянутую ладонь.

— Я его для компании захватила, — пояснила Ольга, снисходительно поглядывая на приятеля, — чтоб девичник разбавить слегка. Вот и задержалась, потому что за ним заезжала, а он как всегда наряжался три часа!

— Я наряжался? — возмутился Рома, разведя руками, будто просил засвидетельствовать нелепость этого заявления.

Действительно, нарядом его одежду можно было назвать с очень большой натяжкой. Джинсы, протертые до дыр в лучших традициях хиппи, и свитер с вытянутыми рукавами.

— Ну, тогда я не знаю, чем ты там занимался, — отмахнулась Ольга.

Огрызаясь друг на друга беззлобно и вполне по-семейному, они вышли из квартиры. Ташка бежала впереди. Алена была замыкающим звеном — хмурым и растерянным.

— С тобой все в порядке? — обернулась к ней Ольга и вдруг остановилась, пристально ее разглядывая. — Погоди, не застегивай пальто. Ну-ка, повертись. Надо же. Я и не замечала, что ты так одеваешься…

— Как? — тотчас оскорбилась Алена.

— Гхм… Скучно как-то. Как училка.

Ташка скорчила гримасу и заявила, что сто лет уже твердит о том же самом.

— Я и есть училка, — повторила свой извечный аргумент Алена, — что я, по-твоему, должна носить мини— юбки или светящиеся комбинезоны?

— А джинсы не пробовала?

Алена промолчала, а Ольга все вертела ее из стороны в сторону, то скептически морщась, то бормоча нечто оптимистическое. Вроде «все еще можно поправить». Алена не стала уточнять, что она собирается поправлять и как именно. Наверное, просто очередной дизайнерский сдвиг. Ольга считает, что все обязаны одеваться стильно, а у Алены не получается, и это вовсе не преступление.

Она два часа выбирала! Она весь гардероб перетрясла. Она не виновата, что в этом самом гардеробе ничего нет кроме широких юбок средней длины, амебообразных платьев, блузочек с воротником под горло и просторных вязаных свитеров.

Почему-то никогда это Алену не волновало. Как мама говорит? Чистенько и ладно. Опять же пуговицы везде одинаковые.

— Это даже странно, — бормотала себе под нос Ольга, — шарфы вяжешь потрясающие, вкус у тебя отменный, и…

— Ну, хватит, а? — взмолилась Алена.

Они вышли из подъезда и стали забираться в машину — огромный, жутковатого вида джип, и Алена вдруг почему-то догадалась, что это — его машина.

Устроившись с Ташкой на заднем сиденье, она жадно огляделась. Ни побрякушек, ни талисманчиков тут не было. Из кармана на дверце торчала стопка газет, а под стеклом валялась пустая бутылка из-под гранатового сока.

Значит, мы пьем гранатовый сок. Не пепси, не колу, не жидкие йогурты с кусочками фруктов.

Впрочем, может еще и не пьем. Может, девицы пьют, которых он время от времени вывозит на прогулку или возвращает из своей теплой постельки в отчий дом.

Лучше бы добрались они с Ташкой на автобусе!

…Пахло в машине замечательно. Ваниль, табак и немножко одеколона. Очень пикантно.

Она стала смотреть в окно и думать, где он сейчас. Собирается покинуть дом до приезда гостей, носится по комнатам в поисках золотых запонок, злится, чертыхается, пьет на ходу кофе. Или — гранатовый сок.

Или сидит уже в приятной компании.

Или лежит.

Тьфу ты! Вроде никогда она не была циничной и вульгарной. К тому же пошлячкой.

Мама бы в обморок грохнулась…

Тут самой бы не грохнуться.

Интересно, а если они едут на его джипе, то на чем уехал он? На белом коне петь серенады, ответила своим дурацким мыслям Алена и думать о нем перестала. Вернее, захотела перестать.

Когда они подъехали, ее уже вовсю колотил озноб.

Ольга лихо выкрутила руль, вписываясь в ворота, и горделиво покосилась на Алену в зеркало. Та зеленела на глазах.

— Ты что? — обеспокоилась Ольга. — Нормально себя чувствуешь?

— С тобой невозможно нормально, — встрял Рома, — от такой езды неврастеником станешь! К тому же холодно. Ален, ты замерзла, да? Конечно, замерзла! Эта балда не догадалась печку включить!

— А сам не мог что ли? — возмутилась балда.

— А я знаю, где она тут? Столько всего понатыкано. То ли дело в «жигулях», все просто и ясно, шарахнешь кулаком по панели, тут тебе и свет, и тепло.

— И газ, и электричество, и горячая вода, — добавила с ехидцей Ольга.

Пожалуй, они так до утра могут, подумала Алена. И поняла, что завидует.

Чтобы отвлечься, она не стала разглядывать двор, а оттеснила Ольгу от Ромки и спросила тихонько:

— У вас с ним что? Серьезно?

— У нас серьезно уже было, — хмыкнула она, — теперь сплошной цирк.

— А ты уверена, что мы с Ташкой вашему этому цирку не помешаем?

— Иди ты в баню, — посоветовала Ольга, — кстати, правда, хочешь в баньку? Кирилл попариться любит, такую себе отгрохал — любо-дорого! Не хочешь? Ну в бассейне-то по любому ополоснешься!

Алена покосилась с недоверием.

— А что, у вас и бассейн есть?

— У моего братика чего только нет, — тоном малолетки, которую собрались было обидеть детсадовские товарищи, сообщила Ольга, — ты думаешь, чего я тебя тащила? Отдохнем на полную катушку, ясно?

Пока было ясно только одно. Они не просто из разных миров, они — из разных галактик.

Бассейн, конечно, ни о чем еще не говорит. Но если сложить все вместе…

У него лицо с обложки, уверенный размах плеч, хватка бульдожья, голос командный, дом за воротами с дистанционным управлением и… очередь девиц. Тех, что сами собой готовы в штабеля складываться.

А у нее лифчик заштопанный. Не потому что на хорошее белье денег не хватает, а потому что никому этот лифчик даром не нужен, и никто смотреть на него не собирается, и тем более снимать — страстно или с медленным предвкушением. А для себя одной лифчики выбирать — глупо. Или ей так кажется.

Еще у нее имеется длинный нос, куча комплексов и гнусная привычка со всеми соглашаться, лишь бы не обидеть ненароком.

И самое паршивое, что плевать он на все это хотел.

Ну и пусть! Подумаешь, принц голубых кровей! Подумаешь, высшее общество.

Но ведь он не сноб, она видела. И глаза у него изумительные, когда он не кричит, а просто смотрит на нее — серьезно и очень внимательно. И кажется, что на васильковое поле вот-вот брызнет солнечный веселый свет.

Жаль, что он ни разу не улыбнулся ей.

Очень жаль.

Наверное, это здорово — узнать его улыбку.

* * *

У него было два дня, чтобы успокоиться и все тщательно продумать. Ему не пятнадцать лет, и он вполне может контролировать ситуацию. В конце концов, это просто ужин. И даже не романтический. Он справится.

Он будет в меру предупредителен, молчалив и постарается не пялиться на нее слишком откровенно.

Он полностью владеет собой.

Или нет?

Он только и думает о том, что снова увидит ее. Он только и думает, как бы поскорей покончить с ужином, сестру и гостей отправить бандеролью в Австралию и наедине с ней постараться выяснить, что происходит. Нет, не так. Плевать ему на то, как именно это называется и что означает. Он просто хочет побыть с ней вдвоем. Один вечер. Он больше не допустит ошибки и не станет вести дурацких разговоров. О шарфах, бандитах и ее муже.

Они вообще не будут разговаривать.

Многоточие.

Он услышал, как сестрица лихо въехала во двор, и понял вдруг, что боится. Жутко боится, что ничего не получится. Вот так вот просто — ничего.

Всю жизнь, с тех самых пор, как умерла бабушка, и стало ясно, что не всегда можно ответить ударом на удар, что не все зависит от тебя, какой бы ты ни был сильный, Кирилл шлифовал свою неуязвимость. Чужие проблемы его не касались, а своих не было. Продажа дома стала первой и последней проблемой. А потом он устроил жизнь так, что ничего важного, ничего ценного в ней не хранилось. Ей нельзя было это доверить, вот и все. Гораздо надежней запихнуть поглубже в сердце, в память, закрыть на тысячу замков, и никогда не прикасаться, и даже на секунду не доставать наружу, чтобы не уронить ненароком, не потерять, не дать выбить из рук кому-то, с кем бессмысленно спорить.

У него была сестра, работа и любимые ручка «паркер» и джип.

Больше ничего.

Ах да, еще дом, где можно было расслабить галстук и плюхнуться в горячую ванну, или в постель, время от времени согретую чужим теплом. Но дом был как бы понарошку, ненастоящий. Потому что невозможно поверить, будто на самом деле ему одному нужна эта громадина с бесчисленным количеством комнат; с гулким эхом в просторном холле, с нежилым запахом в спальнях и гостиной, куда он заходил только случайно, перепутав двери; с неуместными радостными лучами, пробравшимися в открытые окна на безупречный паркет, с тишиной — единственной его постоянной спутницей.

А все остальное ему было не нужно. Он убедил в этом и себя, и других. И теперь, когда вдруг совсем близко оказалось что-то совсем иное, неведомое, странное, несказанно желанное, он не знал, имеет ли право впускать это в свою жизнь.

А вдруг слишком поздно? А что, если ключ давно заржавел пли потерялся? И придется стоять по другую сторону двери, в бессильной ярости сжимая кулаки и уже твердо зная, что выхода нет?

Он боялся.

Но как только Кирилл вышел на террасу и в сумеречном ноябрьском дворе увидел рыжеволосую фигуру в широком, нелепом пальто, страх испарился, только ознобно было в ногах, и радость не помещалась нигде, и невозможно гремело в груди сто сорок в минуту.

— Вижу, ты нам рад, — первым подошел Ромка и даже смутился немного, растерянно глазея на счастливую физиономию приятеля.

— Привет, — сказал Кирилл, не глядя протягивая ладонь.

— Кир, загонишь машину? — издалека закричала Ольга, и та, что шла рядом с ней, внезапно покачнулась, будто споткнувшись.

Кирилл напрягся и ринулся было подхватить, но в этот момент подбежал незамеченный ранее веснушчатый олененок в пузатой смешной куртке и длинных просторных сапогах, из которых торчали острые коленки.

— Привет, — сказал олененок и задумчиво дернул свою рыжую косицу, — ой, а я вас знаю. Вы не депутат случайно? Нет? А может, ведущий? Вы похожи на ведущего. Или нет, на актера. Дядя Рома, это ваш друг, да? Он актер, да?

Кирилл засмеялся в тот момент, когда девчонка предположила, что он — депутат, остановиться уже не мог, а давать пояснения сквозь хохот было несподручно.

Ромка вынужден был ответить, что Кирилл — не актер.

— Нет? — разочарованно протянул рыжик. — А где же я вас видела? А тетя Оля говорила, у тебя… то есть у вас бассейн есть. Правда, есть? Что, прямо в доме?

— Ташка, пошли, я тебе покажу, — принял огонь на себя Ромка, и Кирилл мимолетно улыбнулся ему с благодарностью.

Ни за что на свете он не пропустит этот момент, даже чтобы пообщаться с самым замечательным рыжиком в мире!

Вот сейчас, вот еще немного, пару шагов, ну!

— Кирилл, ну чего ты стоишь? Загони машину! Алена догнала Ольгу, ткнула в бок и прошипела:

— Ты же сказала, его не будет! Как это понимать? Та покосилась недоуменно.

— А что тебя беспокоит? Ну, ошиблась я, никуда он сегодня не собирался, разве это так страшно? Или вы лютые враги и не имеете права сидеть за одним столом?

О, Господи! Ведь, действительно, теперь сидеть за одним столом!

Может, пока не поздно, сослаться на головную боль, похмелье, беременность, срочную работу, на конец света, который вот-вот наступит, и сбежать?

Или получится незаметно проскользнуть, а? Чем черт не шутит!

— Загони машину, Кир! — упрямо повторила Ольга и прошла мимо него в дом, бросив на ходу: — Ален, вы тут недолго, ладно?

Алена от возмущения забыла, что пытается прошмыгнуть незамеченной, и воинственно поинтересовалась:

— В каком смысле? Оля, подожди! Что ты хотела сказать?

Кажется, она себя выдала, кретинка! Нужно было сделать вид, что ничего особенного не происходит. Спокойно поздороваться и с достоинством удалиться. То есть, наоборот, присоединиться к гостям. И не смотреть на хозяина. Не смотреть!