Или взглянуть мельком. Равнодушно.

Ну, хорошо, равнодушно не получится. Посмотри, но только недолго, разрешила себе Алена.

И посмотрела.

Он запомнился ей здоровенным, уверенным, сильным чужаком, который по чистой случайности оказался так близко, что ей удалось рассмотреть складки у рта и усталую отрешенность синего взгляда. И показалось возможным, почудилось на минуту, не отпускало все эти дни — приблизиться еще немного, на шаг, на год, на вечность, чтобы увидеть все остальное.

Его утреннюю сердитость, небритые щеки, задумчивые губы над чашкой кофе; его смех, его привычки, его нетерпеливость, силу, слабость, крепкие пальцы на руле, расслабленные плечи под душем, вмятый в подушку профиль.

Она знала, что не сделает этого шага. Что будет топтаться на месте, как топталась всю жизнь, и все останется как прежде, и в белом пальто за столиком парижского кафе она никогда не дождется его.

А никто другой ей не нужен. Ни там, ни здесь. Ни сейчас, ни через минуту, ни спустя двести лет.

Она знала это, и еще немного, самое главное — ему все равно. Он сам по себе, отдельно, в другой, далекой, недосягаемой жизни.

И только взглянув на него, она вдруг поняла, что знать — это мало. Это ничего, ровным счетом ничего не стоит.

Она увидела его совсем не таким, как запомнила. Он едва улыбался, и у него было некрасивое, искаженное этой странной, смутной, вымученной улыбкой лицо. Подбородок выпячивался вперед, словно защищаясь. Под глазами лежали тени.

И страх навалился еще тяжелей, придавив к земле, не давая дышать.

Он был повсюду, он заполонил ее с кончиков пальцев до макушки, и можно было с ума сойти от этого ужаса, и сердце непременно разорвалось бы, если бы в ту же секунду стремительно и властно не завладела им непостижимая, сокрушительная нежность.

— Здравствуй, Кирилл, — сказала она вместо Алены и протянула ее ладонь ему навстречу.

— Здравствуй.

Он сжал ее пальцы, и Алена невольно поморщилась от боли.

— Извини, — быстро проговорил он, не отрывая взгляда от ее лица, — извини, пожалуйста. Пойдем.

Легонько потянув ее за руку, он помог подняться и распахнул дверь.

— Ты забыл машину поставить, — вдруг вспомнила Алена.

— Да?

— Да.

Они стояли по разные стороны у двери.

— Поставлю потом, — решил Кирилл и вошел следом за ней, — я хочу показать тебе дом.

Вообще-то, ничего подобного он не хотел. А если и хотел, то в пятую очередь. Нет, в девяносто пятую.

На губах у нее дрожала нерешительная, ласковая улыбка, и больше всего на свете ему хотелось попробовать каково это — целовать ее радость.

И печаль тоже. И растерянность, и сомнения, и непонимание, и усталость — узнать, какие они на вкус, и разделить их с ней, и открыть свои.

Черт возьми! Ну, кто решил, что это ему не нужно, и немыслимо, недостижимо, и никогда не случится того, чему он никак не мог дать названия, что смутно представлял, о чем так жадно мечтал последние недели.

Чтобы она была рядом, так близко, что он смог бы, наконец, понять, почувствовать, увидеть, бывают ли чудеса. Возможно ли кого-то пустить в свою жизнь, а самому войти в чужую, и перепутать их, совсем непохожие друг на друга. И просыпаться оттого, что затекла рука под ее попкой, и потешаться над серьезным видом, с которым она усядется впервые за руль, и злиться, когда она в темноте будет стучать спицами, и тревожиться, если задержалась в магазине. Валяться до обеда в кровати в редкие выходные, щелкать каналами и пить остывший кофе из одной чашки, бродить по городу, взявшись за руки, спешить на работу и сталкиваться лбами, и орать раздраженно, и сопеть в притворной обиде, пока она не догадается оттрепать его за уши, а потом поцелует так, что он будет торопиться с работы за продолжением.

У него — сестра, дом, джип и… что там еще?

У нее — дочь, сбежавший муж-ворюга, русская литература и километры пряжи, неизвестно куда ведущие.

И сложить это трудно. Зато он знает, что будет в сумме.

Или ему просто хочется в это верить?

— Давай пальто, — сказал Кирилл, но она отступила в глубь холла, и оттуда прогудела встревоженно:

— Ташка! Ташка, ты где? Вечно с ней так! — обернулась к нему Алена. — Оставить на секунду нельзя, уже исчезает.

— Ромка ей бассейн показывает, — успокоил Кирилл, — ты сегодня снимешь пальто или у вас принято ужинать в верхней одежде?

Алена пробурчала, что его ирония неуместна.

Раздеваться ей вовсе не хотелось. Под пальто был новенький, но совершенно никчемный костюм — бесформенная блуза и юбка колом. Уроки вести — в самый раз.

Она ведь не знала, что предстоит ужин. Ее давным-давно не приглашали ужинать. Тем более, в такой… мм… приятной компании.

— Куда повесить? — спросила Алена, кое-как стащив с себя пальто и прижав его к груди, как последнюю защиту.

— Давай, — развеселившись, Кирилл потянул его к себе.

Некоторое время она сопротивлялась, потом отпустила.

Ну, и черт с ним! Он, конечно, сейчас же увидит, как она нелепо одета, и что фигуры у нее нет никакой, тоже увидит, а когда она снимет сапоги, вообще получится ерунда! Туфли надеть не догадалась, так что придется жить в чужих тапочках.

Просто блеск! Мало того, что лифчик заштопанный, волосы растрепались на ветру, юбка колом, блузка висит мешком, так еще и в тапках!

Чучело!

— Не разувайся, — разрешил он.

Это был выход. Но в сапогах она тоже чувствовала себя неловко.

Наверное, надо присоединиться к остальным и сразу нырнуть в бассейн! Ах нет, тоже нельзя! Купальника нет, а лифчик с заплатками. Никакого выхода!

— Твоя дочка решила, что я — актер, — внезапно признался Кирилл, напуганный странным выражением ее лица.

Будто только что ей сообщили очень печальную новость.

— Актер? — переспросила она и на секунду забыла, что должна переживать по поводу нижнего белья и неудавшегося наряда, — а что, ты на самом деле похож…

— Это комплимент? — уточнил Кирилл, прищурившись.

Появление Ташки избавило ее от необходимости пояснить.

— Мам, ну ты чего? Мне дядя Рома бассейн уже показал, там такой охренительный фонтан, и глубина — десять метров, представляешь? Не то что у нас в школе! Полный отстой! А ты чего в сапогах еще? Тетя Оля тыщу раз уже орала, что стол накрыт, и…

Алена почувствовала, как привычно начинает гудеть голова, а при упоминании «охренительного» фонтана и «полного отстоя» затеплились щеки, и стало ясно, что лучше бы дочь полюбовалась на бассейн еще немного.

Сюда бы Макаренко с его педагогической системой, пусть бы помучался!

— Ташка, прекрати, пожалуйста, выражаться, как сапожник, — прошипела она дочери, которая тем временем испытывала перила на предмет скольжения.

Перила оказались хороши, и Ташка съехала еще раз. Кирилл захохотал и выдвинулся из полумрака прихожей.

— Давно хотел так попробовать, да все не решался, — сказал он Ташке, — слушай, а не больно?

Ташка чуть смутилась, сообразив, что хозяину дома могло такое обращение с интерьером и не понравиться. И теперь он просто из вежливости интересуется подробностями. Взрослые они же жуть как вежливы! Даже если злятся!

— Извините, — она присела в книксене. Кирилл развеселился пуще прежнего.

— Да катайся ради Бога! Только нос не расшиби.

— Что значит, катайся? — возмутилась Алена. — Ты ей только волю дай, она тут устроит «русские горки»!

Ташка скептически хмыкнула, давая понять, что на подобный аттракцион вовсе не претендует. Алена махнула рукой и развернулась, намереваясь все-таки вернуться в прихожую и разуться, и налетела на Кирилла, который подошел слишком близко.

Хм… Очень близко.

Ташка вдруг нахмурилась и выкрикнула с упреком:

— Так вот где я вас видела!

— Что ты орешь! — встрепенулась Алена.

Одна из дверей приоткрылась и показалась довольная физиономия Романа.

— Олька сейчас всех прибьет! — сообщил он убежденно. — Пошли за стол, а?

— Мам, ну ты помнишь? — Ташка дернула ее за руку. — Мы тогда пальто хотели померить, то есть ты хотела, то есть ты не хотела, а… в общем, в магазине мы были, а там он…

— Точно! — стукнул себя по лбу Кирилл. — А я-то все думаю, откуда мне эти рыжие знакомы?

— Какие рыжие? — насупилась Алена.

— В смысле, рыжие волосы. А что? Разве они у тебя не рыжие? И у Ташки тоже…

Ташка между тем приняла воинственный вид и смотрела на него исподлобья.

— Ребята, это все очень трогательно, — снова возник Ромка, — но давайте вы подробности выясните за ужином.

— Ты иди, — махнул ему Кирилл, — ты Ольку сто лет не видел и врал, что соскучился. Иди и дальше ври!

Ромка обиделся и действительно ушел.

Кирилл, улыбаясь, оглядел дочь с матерью. Ему очень нравилось на них смотреть. И еще нравилось, что у них с ним есть общие воспоминания.

Глупо, конечно. Но он был рад. И как это ему раньше не удалось вспомнить? Ведь чувствовал что-то такое… Ведь знал, что где-то они встречались раньше… Даже стал подозревать, что она ему приснилась. Вот так просто, взяла и приснилась, а потом, увидев, что ему совсем худо, и что кроме работы и дома, и джипа, и ручки «паркер» — будь она проклята! — нет ничего, она сбежала из сна и стала настоящей. И примчалась к нему в кабинет, размахивая руками, и устроила истерику, и вытирала влажное пятно на его свитере своим изумительным, дурацким шарфом. И все это было лишь началом.

А теперь — продолжение.

— Ну, что? — Кирилл подмигнул Ташке. — Значит, мы уже знакомы? Так что давай на ты, только не говори мне «дядя», а то я стану звать тебя тетей.

— Как свою тетушку из Бразилии? — ехидно осведомилась та, уперев руки в боки.

— Наталья!

— Какую тетушку?

— Не слушай ее! Пойдемте за стол! А ты сейчас отправишься домой, если не перестанешь городить глупости!

Ташка посмотрела на мать с жалостью, а на Кирилла — презрительно.

— Мам, ты что, не помнишь? Он же твое белое пальто купил своей фифе! Тетушке из Бразилии!

Алена отчаянно вскрикнула и заявила, что пальто было вовсе не ее, и не Ташкиного ума дело, кто и кому его купил.

— Ты обиделась на меня, что ли, Наташ? — догадался Кирилл.

— Вот еще! Вы того не стоите! — пфыкнула она.

— С чего ты так решила? — искренне удивился он. — Мы же только познакомились.

— А вы врете все время, вот с чего! Сказали, что жены у вас нет, а сами ей пальто купили. И сейчас тоже врете. Тетя Оля маме сказала, что вас дома не будет, а вы — вот!

Алена, стойко переживавшая этот кошмар в поисках гостевых тапочек, от последнего заявления пришла в неописуемый ужас. Самое время было падать в обморок, лишь бы избавиться от позора.

Теперь он уж точно сочтет ее распоследней идиоткой!

Наверное, придется с этим смириться. Отужинать, вежливо попрощаться, вернуться домой и засадить дочь в чулан. Или нет, на горох коленями! А перед этим выпороть за все прошлые и будущие фортели!

Зря она, кстати, раньше этого не практиковала. Глядишь, ребенок вырос бы смирным, вышивал бы гладью, носил белые кружевные платочки в карманчике платьица и в разговоры со взрослыми вступал только по крайней необходимости. Отпроситься, например, погулять.

Подумав таким образом несколько мгновений, Алена слегка успокоилась и даже смогла продолжить поисковые работы, сделав вид, что ничего особенного не услышала.

— А что, Ольга на самом деле так сказала? — обратился Кирилл к ее согнутой спине.

— У? — промычала Алена, не оборачиваясь.

— Слушай, что ты там роешься? — разозлился он. Ташка тотчас встала на дыбы.

— А что вы орете на маму?!

— Я не ору. Извини. Ален, повернись к нам, пожалуйста. У нас с твоей дочерью возникли некоторые разногласия. Она говорит, что я вру, а я — ни ухом, ни рылом!

Алена возмущенно передернула лопатками и все-таки обернулась.

— Кирилл! Что за выражения, черт побери?! Я думала, что люди твоего положения и…

— При чем тут положение?!

— Мам, ты сказала «черт побери»! — опешила Ташка. Они разом посмотрели на нее, потом друг на друга, и нерешительно хихикнули.

— Это заразно, — пояснила Алена смущенно, — я больше не буду. — И добавила с угрозой в голосе: — Если вы не будете.

— Я постараюсь, — сдержанно пообещала Ташка и взглянула на Кирилла выжидающе.

— Зуб даю, — поклялся он в свою очередь.

Алена покачала головой, Ташка рассмеялась довольно, но все-таки внесла ясность:

— Тогда еще пообещайте не врать больше.

— Наташа, честное слово, я тебя…

— Я и не врал! — упрямо заявил Кирилл, не желая поддаваться на провокацию. — А пальто…

— Прекратите! — взмолилась Алена. — Что еще за выяснение отношений, а? Кирилл, ну ты же взрослый человек! Слушать ничего не хочу про это дурацкое пальто!

— А про фифу? — уточнила Ташка и получила-таки вполне заслуженный подзатыльник.

Кирилл хотел попросить для себя такой же, но тут в дверях показалась разъяренная Ольга, и всем моментально сделалось стыдно. В одну секунду нашлись тапки для гостей и подзатыльник для хозяина. Только не совсем такой, который ему хотелось.