А разве она может? Тем более сейчас, когда есть что терять. То есть, терять-то как раз нечего, но можно найти.

А как же Париж, проговорил кто-то в ее пустой голове.

В Париж надо съездить обязательно. Вряд ли от этого будет какой-то толк, но стоит ведь попробовать. Кто его знает, а вдруг среди французов найдется один — богатырского вида, с васильковыми глазами и чтобы непременно назывался Кирилл.

Ну, вдруг так бывает?

…В общем, она, конечно, сошла с ума.

Самое время сходить с ума, а как же! Перед ней прямо на блюдечке с голубой каемочкой положили мечту. Бери, пользуйся, воплощай, черт тебя побери!

А она умом тронулась! Ну, идиотка, право слово!

— Нет, — твердо сказала Алена, и Ольга приготовилась уговаривать, убеждать и дальше чинить свои «козни», — нет, такие вопросы с бухты-барахты решать нельзя. В Париж я, конечно, поеду. Но с переездом в Москву, это ты, Оль, загнула. Тут надо подумать.

— Да уж. Как раз тут и подумай.

— Прямо сейчас? — уточнила Алена.

— Ну, вообще, конечно, время есть. Послезавтра я уезжаю, решу все на месте, последние приготовления перед показом закончу.

Она устало вздохнула. Ну их к дьяволу всех, честное слово! И что это она вздумала пробоваться на роль доброй феи и разлучницы-судьбы заодно?! Как только взбрело такое в голову? Подтолкнуть решила. Помочь. Никогда еще Ольга не чувствовала себя так глупо.

И правда, дурацкая была идея.

Кирилл ушел курить и возвращаться не собирается.

Алена в полной прострации и ничего решить не может.

А ей, Ольге, давным-давно, между прочим, надо быть в Москве, укладывать чемоданы, устаканивать конфликты, раздавать затрещины и пряники. Ни разу в жизни, с тех самых пор, как из Нижнего она перебралась в столицу, и стало ясно, что дизайнер из нее куда лучший, чем художник, Ольга не пускала дело на самотек, успевая контролировать все и вся.

Работа была ее другом, любовником, учителем, пристанищем — всем! Потому и с Ромкой ничего не вышло. Когда он понял, что в Пензу она не вернется, письма пошли реже, приезд в гости все откладывался, а ее выманить из столицы он и не пытался.

Со временем они даже порадовались, что все сложилось так, а не иначе, и дружить у них получалось, а вот жить вместе — может, и не получилось бы.

И все-таки жалко. Обидно.

Она была уверена, что Кирилл поступит иначе. Если, конечно, все так, как ей кажется. Что он придумает выход, обязательно придумает. Ее брат соображает гораздо лучше остальных известных ей мужиков.

Наверное, что-то она упустила из виду. Не учла чего-то важного. Или просто вступила в игру слишком рано, когда еще толком ничего не понятно, и неизвестно, что делать и стоит ли вообще предпринимать какие-то шаги.

А ей вздумалось их заставить эти шаги пройти. Хотят ли, нет, готовы или не слишком — ступайте, ребята, и точка!

Отыграть бы назад. Подумать еще чуть-чуть. И дать им время подумать тоже.

Э-эх! Кажется, все-таки они с Киром похожи. И его обычная, несвойственная ей, горячность проявилась в самый неурочный час. Теперь отдувайся, милая, как знаешь.

— Ален, ты как будто расстроилась, — виновато произнесла Ольга, не зная, что больше сказать.

— Да нет, — та вздохнула и покосилась на дверь в нелепой надежде, что сейчас зайдет Кирилл и все решит за нее.

И никуда не надо будет ехать, и у них будет свой Париж — один на двоих. А больше ничего и не надо.

Почему Кирилл?

Разве она сама не может сделать хоть что-нибудь решительное, отчаянное, что-то, что навсегда избавит ее от тоски по белому пальто и всей остальной чепухи?

— Нет, — повторила она уверенно, — не расстроилась, а задумалась. Знаешь, я, правда, очень долго о Париже мечтала. Мы однажды с подружкой сбежали с уроков, кино смотреть, я уже не помню названия, но фильм был такой потрясающий, и как раз про Париж. Там все было, как… ну, не знаю… как в кино было. Женщина и мужчина. Они все мучились, не понимали друг друга и любили страшно. По-настоящему. Хм… в общем, наверное, по-другому и нельзя любить. Потом они поругались всерьез, что-то там было такое, знаешь, окончательное. Но она все равно его ждала. Всегда ждала. Однажды сидела в кафе на набережной и тоже ждала. Это было их кафе, понимаешь? И вот она сидела в своем шикарном белом пальто, вспоминала, плакала даже, кажется, и уже не верила, но все продолжала ждать. И он приехал.

Алена замолчала, пожала плечами и взглянула на Ольгу с усмешкой.

— Глупо, правда? Я так хотела, чтобы у меня все было, как там. А в жизни ведь так не бывает.

— Бывает, — без энтузиазма сказала Ольга, — только у других почему-то.

— Вот и я говорю. Даже белое пальто, такое, как в кино, никто в жизни не носит. Разве только артисты какие.

Они, не сговариваясь, потянулись к бокалам. Молча чокнулись, выпили, прикрыли глаза.

— Если ты серьезно, то я перееду в Москву, — медленно изрекла Алена, все не открывая глаз, — тут меня ничего не держит.

— Ничего?

— Ничего!

— Тогда давай, увольняйся, собирайся. Но сначала полетим в Париж.

— Полетим, — кивнула Алена.

И тут дверь распахнулась и внутрь ввалилась Ташка, раскрасневшаяся и сверкающая, как тульский пряник.

— Мам, правда? Правда, полетим? Ты не передумаешь?

— Ты подслушивала, что ли? — подозрительно сощурилась та.

— Нет, — ответил за Ташку Роман, — мы просто мимо проходили и услышали. Нечаянно.

— За нечаянно бьют отчаянно, — многозначительно произнесла Ольга, — сходи, крикни Кирилла, будем обмывать отъезд.

Ташка носилась вокруг стола, визжа и корча развеселые рожицы. Предстояло настоящее, восхитительное приключение, и она все не могла взять в толк, отчего лицо у матери такое печальное.

Алена и сама этого не знала.

Только когда вошел Кирилл и в его глазах она увидела отражение собственной тоски, в голове слегка прояснилось. Нет, нет, нет, она не хочет уезжать, она не может, ей не надо, нельзя!

Однако, за весь вечер он не вымолвил ни слова против их планов, злобных физиономий больше не корчил, в ее сторону глядел лишь изредка и с какой-то непонятной, но весьма отчетливой неприязнью.

Будто она подвела его, обманула.

* * *

Алена взялась мыть полы перед самым отъездом, но Юлька выхватила швабру и ворчливо заявила, что так не делается. Дороги не будет.

— Не будет, если после нас кто помоет, — возразила Алена. — А после мыть некому. Что ж квартира пылью обрастать будет?

— Приду на неделе и помою, — заверила Юлька, — и хватит разговоров, давайте сядем на дорожку. Ты родителям звонила?

— Ой, не надо об этом! — взмолилась Алена, не желая даже вспоминать, что ей пришлось выслушать.

«Интересно было бы знать, на какие такие деньги ты в Париж собралась? Мы с отцом всю жизнь работали, а вот что-то по заграницам кататься у нас средств не хватает. Да, да, да, лучше бы ты нас с мамой в Ленинград свозила, мы сто лет не были в Ленинграде, а там как раз сейчас открылась выставка…» И так далее, и тому подобное.

Она даже прощаться не заехала, послала по почте перевод. На Ленинград. Это очень сильно смахивало на откуп.

— Где Ташка?

— Во дворе с ребятами прощается. Господи, мы же никогда так надолго не уезжали, — всплеснула руками Алена, — я, конечно, возила ее в Москву, и в Питере мы были в позапрошлом году, и на море, но всего-то недельку, не больше…

— Прекрати завывания! — решительно остановила ее Юлька и позвала из комнаты Влада, который возился с компьютером.

— Ты еще! Приспичило комп чинить, который еще сто лет никому не понадобится! Они же на поезд опоздают!

— Не сто лет, а полмесяца всего! — возразила Алена слабым голосом.

Влад добродушно заявил, что это мандраж и никуда они не опоздают, а компьютер все равно надо сделать. Примерно в середине его тирады раздался телефонный звонок.

— Ну, вот, — Юлька сделала страшное лицо, — сейчас она еще прощаться будет часа три с какой-нибудь математичкой или историчкой.

— Нет, я с ними еще на прошлой недели попрощалась, — недоуменно высказалась Алена на пути к телефону.

— Тогда это родители, — обреченно решила Юлька и присела на чемодан в прихожей, — еще не лучше!

Действительно, или родители, или из школы. Больше-то звонить все равно некому. С Ольгой они еще утром по сотому разу все обмусолили и договорились встретиться на вокзале.

Может, просто номером ошиблись?

Ну, давай, давай, придумай еще что-нибудь, такое же реальное и безобидное. Ты же трусиха! Самая настоящая трусиха! Ты даже самой себе боишься признаться, от кого ждешь звонка.

Конечно, ошиблись!

Или родители!

С чего бы звонить ему?!

— Алло, — сказала она, добредя наконец до телефона.

Собственный голос показался похожим на мышиный писк.

— Здравствуй, — прозвучало в ответ, и Алена суматошно огляделась, в безумной надежде спрятаться от колокольного звона в груди, кроме которого в мире ничего не осталось.

Только ее разбухшее сердце и голос — близкий, будто он стоит рядом и обнимает за плечи.

Она никогда еще не слышала его голос по телефону и не узнала, но поняла, сразу поняла, что это он.

Наверное, надо что-то сказать. По телефону обычно общаются. Или нет? Или как?

— Алена, — позвал он встревоженно, — ты здесь?

— Ага, — глупо ухмыляясь, ответила она, — как поживаешь, Кирилл?

Хороший вопрос. Можно еще про погоду спросить. Тоже ничего себе тема.

— Я поживаю у твоего подъезда. Можно подняться?

— Куда? В смысле, как у подъезда? Что ты тут делаешь?

— Мне надо с тобой поговорить.

Нет. Этого не может быть. Что такое срочное он хочет обсудить? Или он не знает, что именно сегодня, через час с небольшим поезд №172 — или 173?! — должен увезти их с Ташкой в Москву. А потом самолет — тоже с каким-то там номером или они без номеров? Она никогда не летала на самолетах и не знает ничего такого! — В общем, самолет унесет их еще дальше. Аж до самого Парижу.

Вот как.

И вещи уложены. И мысли упакованы. С первым она справилась в полчаса. А второе было трудней, очень трудно. Но ведь получилось. Или только кажется?

А он хочет поговорить.

И вся упаковка к чертовой бабушке!

Она стояла, прижав телефонную трубку к плечу, и ровным счетом ничего не соображала. Пожалуй, лишь то, что он совсем рядом, и хочет зайти. Вот это Алена поняла отчетливо.

И что дальше?

— Так что? Я поднимусь?

— Конечно, Кирилл. Это ничего не значило.

Кретин! Как будто если бы она сказала «нет», ты бы остановился!

Кирилл резко вынул хендз-фри, едва не оторвав вместе с ним ухо.

А может, и остановился бы. И был бы трижды кретином. Ведь топтался же он на месте все это время! И было совершенно непонятно, почему.

Алена повесила трубку и мрачно уставилась на дверь. Нет, это ничего не значит. Он зайдет попрощаться. Передать гостинцы для сестры. Все просто.

— Ну, кто там? — выскочила из кухни Юлька. — Родители, да? Что они еще сказали? У тебя лицо… его как будто нет, этого твоего лица. Накапать валерьяночки?

Алена медленно провела ладонью по лицу, которого не было.

— Не надо валерьяночки. Ты… Вы с Владом можете меня во дворе подождать?

— А ты тут тем временем рыдать будешь, да? — возмутилась Юлька. — Что ты за человек такой, Алька?! Хоть раз в жизни плюнула бы на приличия и поревела мне в жилетку! Ален, ну чего ты?

— Пожалуйста, пожалуйста! Подождите меня снаружи.

— Влад, пойдем, — поняла, наконец, Юлька, — тут намечается прощание славянки.

За ними хлопнула дверь, и Алена замерла в коридоре.

Как в кино, вдруг подумалось ей, когда все решается в последний момент. Сердце точно сейчас лопнет.

Что решается-то, дуреха?! Что ты опять выдумываешь?

Шаги.

Это он идет. Только он ходит так, что стекла начинают припадочно дрожать.

Он идет к ней. А она, как дура, сидит на чемодане. Очень трогательно. И правда, прощание славянки. Отыскать бы еще белый кружевной платочек. Боже мой, ну что же делать?! Как, как это пережить? Пусть бы был уже завтрашний вечер, и столичные огни, и суматоха, и одиночество, и слезы в три ручья, когда голова коснется чужой подушки в чужой кровати.

И чтобы точно было известно, что назад пути нет.

Лопнуло не сердце, лопнуло что-то в голове, и от этого осмыслить происходящее было невозможно. Оставалось только сидеть и ждать.

— У тебя открыто, — сообщил Кирилл с кривоватой усмешкой, возникнув в коридоре.

— Я тебя ждала, — пояснила Алена, взглянув на него снизу вверх со своего чемодана.

Он прислонился к стене. Говорить было трудно. Если б кто знал, как трудно было говорить!

Оттого и усмешка, что скулы сводило тоской и рот от тяжести непроизнесенных, неизвестных слов съехал на сторону.

— Ты едешь? — спросил Кирилл зачем-то.

— Еду, — кивнула она.