— Приехали. Тебя подождать?

— Не надо, можешь заехать пока на почту. Я до твоего возвращения немного прогуляюсь.

Они договорились встретиться у больницы через час, чтобы Пруденс, отдав письмо, успела спокойно дойти до библиотеки и обратно. Она хотела еще раз поговорить с тем стариком.

— Чем могу помочь? — спросила сидевшая за огромным столом молодая женщина, едва Пруденс вошла.

На скамье в уголке примостился юноша, читавший газету.

— У меня записка для мистера Джонатона Уэллса. — Пруденс протянула конверт.

Секретарша взяла его:

— Ваше имя, пожалуйста.

— О, это не от меня. Это от моей… подруги.

— Мне все равно нужно знать, кто его доставил. Таковы правила, — улыбнулась женщина.

Пруденс почувствовала себя глупо.

— Извините. Меня зовут Пруденс Тэйт.

За спиной зашуршали газетные листы.

— Будете ждать ответ? — поинтересовалась женщина.

Пруденс замешкалась. Ровена ничего на сей счет не сказала.

— Да, наверное.

— Присядьте.

Пруденс направилась к скамье. Оттуда на нее с недоумением смотрел русоволосый юноша, и она забеспокоилась: может, у нее что-то расстегнулось или не так с лицом.

— Я не ослышался, ваша фамилия Тэйт?

— Да, — кивнула она. — Пруденс Тэйт.

Затем она осознала, что мог означать этот вопрос, и пульс у нее участился.

Юноша встал и протянул руку:

— Моя тоже. Меня зовут Уэсли Тэйт. Я думал, что знаю всех Тэйтов в округе, но вас не припоминаю.

Пруденс растерялась, на миг позабыв о манерах. Он мог оказаться ее родственником.

— Здесь родились мои мать и отец, — ответила она, вновь обретя голос. — Возможно, мы родня. Отец умер, когда я была совсем маленькой. Я даже не знаю его имени, но мать звали Элис. Девичья фамилия мне неизвестна.

Брови юноши взлетели над голубыми, словно небо, глазами. В горле Пруденс образовался комок. Совсем как мамины.

— Постойте. Вашу мать звали Элис Тэйт?

— Вы ее знали?

Молодой человек замер, так и не отпуская ее руку.

— Нет.

У Пруденс все оборвалось внутри. Молодой человек отреагировал почти так же, как и библиотекарь, когда она упомянула имя матери, однако Уэсли ответил:

— Она уехала, когда я был ребенком. — Он улыбнулся и крепко сжал руку Пруденс. — Мой отец — ее старший брат. Выходит, мы с вами кузены.

Пруденс пришлось отвернуться, настолько ее переполняли эмоции. Признательность и надежда мешались с облегчением. У нее есть семья. Она всегда считала своей семьей Ро и Вик, но за последние недели все перевернулось с ног на голову, и Пруденс уже не знала, кто ей родня. А когда Ровена замкнулась в себе и стала обращаться с ней как со служанкой, она ощутила себя совсем чужой. Может быть, сейчас ей повезет и она обретет настоящую семью.

Пруденс глубоко вдохнула и с дрожью в голосе произнесла:

— Очень приятно познакомиться, Уэсли. Мне даже не выразить… — Она замолчала, не в силах вынести избытка чувств.

Юноша подвел ее к скамье:

— Присядьте. Вы сейчас в обморок упадете.

— Спасибо. Обычно я не склонна к обморокам. — Пруденс с облегчением села.

Они устроились друг против друга, почти соприкасаясь коленями.

— Дома редко упоминают вашу мать. Я только знаю, что она переехала в Лондон, когда ей исполнилось семнадцать. Я и понятия не имел, что у нее есть дочь.

— Вы не знали о ребенке? — нахмурилась Пруденс. — Странно. Я родилась здесь. Мы переехали в Лондон после смерти отца.

И вдруг она задохнулась от догадки. Выражение лица Уэсли красноречиво свидетельствовало о том, что он тоже все понял. Тэйт — девичья фамилия матери. Как и Пруденс. Щеки вспыхнули от стыда. Мать никогда не была замужем.

Пруденс даже не пыталась притвориться, будто не поняла, что он все знает. Она уставилась на свои дрожавшие руки. Мир пошатнулся, затем выровнялся. Она попробовала сложить пальцы домиком, но промахнулась.

— Понятно, — с трудом сглотнула она. — Теперь я знаю, почему мама ни разу не привозила меня домой на праздники.

Пруденс вымучила улыбку, и Уэсли сжал ее ладони:

— Вы правда ничего не знали?

— Нет, — помотала она головой. — Даже не подозревала. Да и с чего? Мама редко говорила о своих родителях, об отце, но я и не спрашивала. У меня были семья и счастливое детство. Мне и в голову не приходило выискивать нестыковки. Она умерла несколько лет назад, теперь уже не спросить.

В голове мелькнула мысль: знал ли сэр Филип? Возможно, он пожалел ее мать и потому произвел горничную в гувернантки. И кто же ее отец? Она поежилась. Кем была ее мать, если на то пошло? Она помнила степенную, здравомыслящую женщину, любившую свою дочь, но оказалось, что мать всю жизнь лгала ей. Теперь, быть может, она никогда не узнает правды. Все, кому она была известна, лежали в могиле.

— Счастливое детство? Значит, ваша мать вышла замуж?

Пруденс бросила взгляд на кузена, чьи голубые глаза потемнели от тревоги. Переживает за нее? Или боится семейного скандала? Она зарделась при мысли, что ее позор был известен человеку, которого она едва знала.

— Нет. Мы жили у Бакстонов. Мама служила гувернанткой у дочерей сэра Филипа.

— Чтоб мне провалиться. — Брови Уэсли взлетели чуть не до линии волос.

Она прикрыла глаза, боясь, что и впрямь лишится чувств. И что теперь делать с обретенным знанием? Ей предстояло разобраться слишком во многом, но только не в присутствии незнакомца, пусть даже тот оказался ее кузеном. Пруденс проглотила комок и сменила тему:

— Ну а вы? Получается, ваш отец приходится мне дядей?

Уэсли, похоже, понял ее желание.

— Очевидно, да. Он содержит платную конюшню, чуть дальше по улице. Они с мамой отказывали себе во всем и накопили денег на собственное дело. Пришлось нелегко, но они справились.

Пруденс услышала гордость в его голосе и испытала тоску. Не так давно она тоже гордилась собой и своим семейством, теперь же знала обо всем этом меньше, чем прежде.

— Они собирались завещать дело нам, но даже им ясно, что будущее за автомобилями. Старший брат уже трудится на заводе за городом; там же в конторе работает и сестренка, так что конюшня, скорее всего, отойдет мне. Хорошо хоть, что мне нравится ухаживать за лошадьми.

— А кроме мамы, у вашего отца есть братья и сестры? — Информационный голод Пруденс десятикратно усилился.

— Еще четверо и куча двоюродных, — усмехнулся Уэсли. — Кинь в этом городишке камень — и обязательно попадешь в Тэйта. Рождественские сборы, было дело, смахивали на ярмарку, но в последнее время мы не собираемся всей семьей. Нас слишком много.

— Здорово.

Она не лукавила, хотя Рождество в доме Бакстонов ей тоже нравилось. Сэр Филип осыпал всех подарками, и она получала не меньше, чем Ровена и Виктория. Пруденс сморгнула навернувшиеся слезы. Что с ней творится? До чего же она стала сентиментальной.

— Так что же вы здесь делаете? У вас, надеюсь, все в порядке? Это, разумеется, не мое дело, я не хочу быть навязчивой.

— Да полно вам, о чем речь. Я пришел навестить бабушку. Она недавно упала и сломала ногу. Жду, пока медсестра закончит процедуры. — Неожиданно Уэсли посмотрел на Пруденс широко раскрытыми глазами. — Она ведь и ваша бабушка.

Сердце Пруденс едва не выскочило из груди.

— Я никогда ее не видела.

Вернулась секретарша с запиской в руке:

— Ответ для мисс Ровены Бакстон.

Пруденс встала, взяла записку. Сунув ее в карман, она повернулась к кузену:

— Очень рада была познакомиться. И буду счастлива увидеться снова, если не обременю. Мне еще столько всего нужно узнать.

— Могу себе представить. — В голубых глазах юноши читалось сочувствие, затем он просиял. — А может, прямо сейчас заглянете к бабушке?

Пруденс отступила на шаг и замотала головой:

— Не думаю, что это хорошая мысль. Совершенно очевидно, что мама покидала дом под давлением обстоятельств, и мы теперь знаем каких. Я не хочу огорчать бабушку, тем более с такой серьезной травмой.

— Ха! Вряд ли сломанная лодыжка сильно подействовала на нее. Нора, а ты как думаешь?

Вопрос адресовался вернувшейся за стол женщине. Та фыркнула.

Уэсли понизил голос:

— Мы ей не скажем, кто вы такая. Объявим просто, что вы моя хорошая знакомая. Я видел фотографию вашей мамы. Вы с ней не очень похожи. Только линией рта. Мне кажется, все выйдет отлично. Разве вам не хочется познакомиться с бабушкой?

Пруденс сделала глубокий вдох. Мамина мама.

— Да. Вероятно, хочу.

Женщина выглянула из-за стола. Она откровенно подслушивала.

— Медсестра уже закончила, можете идти.

Уэсли посмотрел на Пруденс, и та кивнула.

Они проследовали в главное крыло больницы. Удушливо пахло лимоном и серой, и Пруденс на миг задумалась, за какой ширмой скрывается Джонатон Уэллс, но тут же позабыла обо всем. Уэсли подвел ее к узкой белой кровати, на которой лежала пожилая женщина. Ее лицо с годами чуть расплылось и размякло, как это случается с дородными женщинами. Помимо зорких голубых глаз, Пруденс не заметила в ней почти никакого сходства с матерью.

— Я уж решила, что ты устал ждать и оставил меня страдать одну, как принято у вас, безбожников.

Женщина говорила резко, но взгляд, которым она наградила Уэсли, был нежен, и Пруденс поняла: любимый внук, несмотря ни на какие слова.

— Ты, видно, спутала меня с неблагодарными братьями и сестрами, ибо я ни за что на свете не покину свою досточтимую бабулю. — Уэсли выдержал паузу и усмехнулся. — Кому-то же надо присмотреть за сиделками.

Женщина фыркнула, а он подмигнул в ответ, затем потянул за руку Пруденс:

— Смотри, кого я привел. Это моя подруга, знакомьтесь.

— Я заметила, но предпочла не верить глазам. Неужто внучек решил развлечь бабушку знакомством, когда та лежит беспомощная и никого не в состоянии напугать.

— Уверен, что ты изыщешь способ. Бабушка, это Пруденс. Пруденс, это моя бабушка Милдред.

Пожилая женщина моргнула и зашарила по прикроватному столику, пока внук не протянул ей очки в проволочной оправе.

— Было бы очень приятно познакомиться, дорогая моя, не будь я в столь невыгодном положении. Как твоя фамилия? Очевидно, моему внуку неизвестно, как правильно представлять людей.

Единым острым взглядом женщина мгновенно оценила одежду, прическу и осанку Пруденс. Та замялась, подбирая ответ.

— Бакстон, — не думая, выпалила она. — Пруденс Бакстон.

Мертвая тишина была красноречивее слов. Все долго молчали, и грудь Пруденс сдавило стальным обручем.

— Ты из Бакстонов, — наконец произнесла Милдред. — Темные волосы, зеленые глаза. Погубили многих городских девушек. — В ее голосе проступила горечь, но затем она стряхнула ее недовольным кивком седой головы. — Я слышала, вы приехали в Саммерсет после смерти отца. Зачем же ты якшаешься с моим внуком? Он вроде чуть ниже тебя по статусу.

— Не волнуйся, бабуля. Ты не о том подумала. Мы просто друзья.

Уэсли бросил на Пруденс свирепый взгляд, и та слабо улыбнулась в ответ.

Она не собиралась называться Бакстон. Фамилия сама сорвалась с ее губ. Вот и вышла путаница. Очевидно, Милдред приняла ее за Ровену.

— В мое время девочки дружили с девочками, а мальчики с мальчиками. Но ваше поколение считает, что нужно перевернуть мир с ног на голову, так что разницы, думаю, нет. Но помяните мои слова, ничего хорошего из такой дружбы не выходит. — Она пристально смотрела на Пруденс.

— А по-моему, выходит много хорошего, — уязвленно ответила та. — Если бы я не дружила с вашим внуком, мы бы с вами не познакомились.

— Ты унаследовала красноречие Бакстонов. — Губы женщины дрогнули в улыбке. — Некоторые люди вашего круга считают, будто могут получить все, что угодно, по праву рождения, но вы, Бакстоны, добиваетесь своего речами. Это ничего не меняет. В итоге вы все равно делаете, что хотите. А теперь ступайте, оба. Уэсли, постарайся быть джентльменом, даже если ты им не родился. — Она откинулась на подушку и закрыла глаза.

Уэсли наклонился и поцеловал ее в щеку.

Затем он взял Пруденс за руку и молча вывел ее из больницы на свежий осенний воздух.

— Зачем вы это сделали? Все равно она рано или поздно узнает правду.

— Простите. Само вырвалось.

Уэсли вытащил карманные часы и проверил время:

— Мне пора в конюшню. Может, как-нибудь заглянете на ужин? Я уверен, что отец будет рад познакомиться.

— Уверены, да? Я бастард. — Пруденс буквально выплюнула это слово. — Незаконнорожденная дочь падшей женщины. Если в вашей семье не вспоминают о моей матери, то ясно, что они хотят забыть о позоре.