Тери Браун - Семейная тайна

С другой стороны стола умоляюще смотрела Виктория. Напрасно, добра не будет. Ровена опустила глаза и промолчала.

И за это она себя ненавидела.

Все было неправильно.

Семейный склеп располагался в миле от особняка, позади старой часовни, которая пришла в запустение, после того как прадед Виктории возвел новую, примыкавшую к дому. Усыпальницу, встроенную в небольшую берму,[9] переносить не стали. На верху бермы на высокой мраморной стене были выбиты имена упокоившихся мужчин из рода Бакстонов. Женщин же хоронили вокруг бермы.

Вся семья собралась наверху, созерцая недавно выгравированное в самом низу имя Филипа Александра Бакстона.

Хотя нет, не вся, отметила про себя Виктория. Не хватало Пруденс.

Перед выходом из особняка Виктория шепотом обратила внимание Ровены на этот факт, но в ответ получила убийственный взгляд. Ровена не хотела раскачивать лодку; она боялась выпасть и утонуть.

А вот Виктория не боялась.

Она то и дело поеживалась и переминалась, чтобы согреться. Сестры с кузиной отказались от поездки в карете и отправились к склепу пешком. Они предусмотрительно закутались в вязаные шарфы и надели твидовые платья и удобные туфли, но холод пронизывал, и Виктории не терпелось, чтобы викарий перестал наконец вещать и перешел к делу. Но тот все говорил и говорил, хотя в его речи не было ни малейшего смысла. Вчера за обедом Виктория усвоила урок — лучше помалкивать.

Разговорами отца не вернешь.

В основании стены белели принесенные кем-то лилии-звездочеты, и Виктория подалась к Ровене:

— Ему же не нравились Ulium orientalis, он любил Scilla nutans.

Она старалась говорить шепотом, однако тетя Шарлотта шикнула на нее, а викарий выдержал паузу.

— А куда деться, если это правда, — упрямо пробормотала Виктория.

Желая отвлечься, она рассматривала старую каменную часовню, сплошь заросшую английским плющом. Hedera helix, сказала она себе. Каштаны, разросшиеся на задворках, скрыли старый сад, а многие витражные окна были разбиты. Вид часовни вполне отвечал настроению девушки: одиночество, пустота и холод.

Со вздохом она повернулась к викарию и заметила, как что-то метнулось в окне. Она присмотрелась, но ничего не увидела. Что это было? Лицо? Животное? По спине пробежали мурашки. Может быть, призрак?

Виктория выбранила себя за разыгравшееся воображение и сосредоточилась на службе. Викарий наконец замолчал, и люди зашевелились. Гроб подняли и чинно понесли по узкой тропинке, ведущей от памятной стены на вершине к склепу по другую сторону бермы.

Сердцебиение Виктории участилось под впечатлением бесповоротности происходившего.

Папа!

Она вдруг поняла, что не вынесет удара железной двери, которая навсегда отрежет отца от солнечного света, и повернулась к роще по другую сторону часовни.

— Увидимся дома, — бросила она через плечо.

— Виктория, подожди! — окликнула Ровена.

Но девушка уже спешно спускалась по склону холма.

Ей хотелось бежать, но она понимала, что со своими легкими далеко не уйдет, и ограничилась быстрым шагом, молясь, чтобы никто не последовал вдогонку.

В роще она ощутила себя в безопасности. Виктория автоматически взялась перечислять роды и семейства деревьев в осеннем убранстве, мимо которых шла. Береза белая, Betula pendula, береза пушистая, Betula pubescenc, яблоня дикая, Malus sylvestris, вяз горный, Ulmus glabra.

Названия были знакомы ей благодаря многолетним прогулкам с отцом по таким же лесам, где сэр Филип готовился к лекциям, а она слушала. Страсть к ботанике оказалась заразна, и Виктория не знала дела милее, чем изучать растения, выхаживать их и классифицировать. Наблюдения за тем, как семя преобразуется в росток, который расцветет и даст новые семена, являли бесконечное круговращение жизни, утешавшее и восхищавшее Викторию. Она гадала, есть ли в мире ботаники-женщины. Ей следовало спросить у отца.

Ныне ее мечта стала почти несбыточной.

Возле ручья Виктория приметила большой, покрытый мхом камень и села, тоскуя о Пруденс. В ее обществе она неизменно чувствовала себя лучше — не то что с Ровеной, особенно теперь. После приезда в Саммерсет Ровена почти не разговаривала с ней и только смотрела с печалью, затаившейся в больших зеленых глазах. Почему она не боролась за Пруденс? Ситуация сложилась поистине возмутительная.

Виктория обхватила себя руками, жалея, что не оделась потеплее и ограничилась твидовым жакетом. Внезапно слева что-то хрустнуло. Виктория резко обернулась и уставилась в сумрачный лес, выглядывая зверя. Ничего. Звук повторился, и на сей раз она уловила движение за старым вязом.

— Кто здесь? — неуверенно и совсем по-детски крикнула Виктория.

Из-за дерева выступила пожилая женщина в старомодном черном платье до пят. Голову и плечи закрывала вязаная шаль. Лицо избороздили морщины, совсем как у сказочной карги.

— Вы ведьма? — спросила Виктория. — Предупреждаю, я совершенно невкусная.

Женщина рассмеялась:

— Да, мои юные подопечные называли меня ведьмой, а то и хуже, но я пока не съела ни одного из них.

Ее голос звучал на удивление молодо, что вовсе не обрадовало Викторию.

— Тогда кто же вы?

— А ты кто?

— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?

Женщина улыбнулась, и лицо ее сморщилось вконец.

— А ты всегда скрываешь свое имя?

Виктория усмехнулась и уселась на камне поудобнее:

— Я могу пожаловаться на вас за вторжение в частные владения. Это земля моего дяди.

— Неужели? Тогда ты, видно, из дочек Филипа. Соболезную тебе, дитя.

Виктория кивнула, будучи не в силах ответить из-за комка, внезапно образовавшегося в горле.

Старуха подошла ближе и протянула джутовый мешок:

— Я собираю алтей. Племянница кашляет, надо приготовить отвар.

— Значит, вы ведьма, только добрая. — Виктория соскочила с камня. — Althaea officinalis из семейства Malvaceae. Я видела ее по дороге сюда. Пойдемте, я покажу вам.

— О, ты папина дочка, — насмешливо фыркнула та.

Они пошли назад, повторяя маршрут Виктории.

— Откуда вы знаете моего отца?

— Я меняла ему пеленки, шлепала по мягкому месту и обучала грамоте.

Виктория в изумлении остановилась:

— Так вы няня Айрис!

— Она самая, — торжественно кивнула та.

— Но этого не может быть! Няня Айрис была краса… — Виктория в ужасе зажала рот рукой, но старуха лишь рассмеялась:

— Красавицей? Твой папа бывал горазд на похвалу. Но веришь или нет, в свое время я была очень мила.

Они шли, и Виктория лихорадочно соображала.

— Но что вы здесь делаете? Папа говорил, что вы исчезли после того, как родители наняли ему гувернера.

— Едва ли я исчезла. Получила пособие и отправилась путешествовать. Мне всегда хотелось повидать пирамиды и греческие острова, так что почти двадцать лет я скиталась по свету. Несколько раз была замужем и пережила великое множество приключений.

— Приличное же вам выплатили пособие.

— Я экономила, — фыркнула няня Айрис, — а когда деньги вышли, преподавала английским всем, кто платил. Как только надоедало, снималась с места и ехала дальше.

История была в высшей степени любопытной.

— И как же вы снова оказались здесь?

— В какой-то момент я решила провести последние годы в окружении близких, которые обо мне позаботятся.

Девушка указала вперед:

— Вот вам Althaea officinalis.

— Отлично. Не соберешь ли семян? Я посажу их в огороде.

Виктория кивнула и опустилась на колени подле старухи, позабыв о новом платье для прогулок.

— Откуда вы знаете, что алтей помогает при кашле? Что он делает?

— Смягчает горло и прочищает нос. Научила меня мать, а она узнала от своей матери. К тому же во время путешествий я узнала о травах много нового. Хочется верить, что это я привила твоему отцу любовь к растениям. Я учила его возиться в саду задолго до того, как мы приступили к буквам и цифрам.

— А дядю вы тоже учили? — спросила зачарованная Виктория.

— Этого я ничему не могла научить, — фыркнула няня Айрис и насмешливо скривилась. — Он уродился слишком высокомерным, чтобы водиться с такими, как я. С детства считал, что ничего нового от меня не услышит, а мать знай поддакивала. Зато твой отец впитывал знания как губка.

У девушки снова перехватило дыхание, и старуха потрепала ее по руке, но промолчала, за что Виктория прониклась к ней еще большей симпатией.

Какое-то время они молча собирали травы, покуда няня Айрис не натрудила спину.

— Достаточно. Не надо опустошать лужайку.

Виктория встала и помогла няне подняться на ноги.

— Проводить вас до дома?

— Боже упаси, дитя мое. Я знаю дорогу. И я не ошибусь, если скажу, что если ты вскоре не вернешься, то в доме поднимется переполох.

Виктория вздохнула, признав ее правоту:

— Ровена будет волноваться. И Пруденс тоже.

— Это девочки, с которыми ты стояла у часовни?

— Ровена — моя сестра. Та, что темненькая, в шляпке. А другая — это моя кузина Элейн.

— А где же была Пруденс?

Виктория насупилась, вновь охваченная негодованием.

— Пруденс не разрешили пойти.

— А, вот оно что.

Няня Айрис не стала расспрашивать, а Виктория — объяснять.

— Ну что же, ты милая девушка, и я буду рада, если ты меня как-нибудь навестишь. Я очень любила твоего отца.

— С удовольствием. Где вы живете?

— В маленьком коттедже по эту сторону Бакстона. Спроси любого, тебе покажут.

Повинуясь порыву, Виктория обняла пожилую женщину.

— Спасибо. Как сумею — сразу приду.

— Очень хорошо. И знаешь что, Виктория? — Она вдруг заговорила серьезно, и девушка вскинула голову.

— Да?

— Не ходи по этому лесу одна. Он не особо приветлив к таким юным барышням.

Не успела Виктория спросить почему, как старая женщина повернулась и шустро заковыляла прочь.

* * *

— Здесь все работают. — Стряпуха — главная повариха — швырнула Пруденс тряпку. — Помоги Сюзи надраить кастрюли.

Пруденс недоуменно посмотрела на тряпку в руке. Она хотела только чая. Утро обернулось кошмаром. Миссис Харпер разбудила ее ни свет ни заря, хотя Пруденс знала, что пройдет еще несколько часов, прежде чем Ровене или Виктории что-нибудь понадобится. Но ее отправили помогать Сюзи чистить морковь и лук для консоме; овощам предстояло весь день томиться на плите. Не успела Пруденс глотнуть чая, как экономка послала ее наверх разжечь камины в комнатах сестер. Затем пришлось бежать вниз, чтобы перекусить в зале для слуг.

Это помещение ничем не походило на шикарный Главный зал наверху. То, что оба назывались залами, было, видимо, чьей-то шуткой. Пол покрывал старый коричневый линолеум, а вокруг шаткого стола сгрудились такие же ненадежные стулья. Зал был жалок и мал — второстепенное место в доме, где кухня, наоборот, отличалась продуманной планировкой и современным стилем. Привезенная из Индии напольная плитка была надраена до блеска; одну стену целиком занимали огромная плита и фаянсовые раковины. Над плитой громоздился пузатый медный бак с краном — постоянный источник горячей воды.

Единственной дневной передышкой явилась помощь Ровене и Виктории — они переодевались к выходу, но даже это событие омрачилось тем, что сестры отправлялись проститься с отцом, а Пруденс этого не позволили, невзирая на ее безутешное горе.

И вот она таращилась на тряпку, не вполне понимая, чего от нее хотят. Ей никогда не приходилось чистить кастрюли и сковородки. Этим всегда занималась Кейти. Сюзи схватила ее за руку и потащила в моечную — грязную комнату без окон с двумя гигантскими раковинами.

— Давай покажу. Вдвоем мы быстро управимся.

Мышиного цвета волосы Сюзи были забраны в тугой пучок. Закатанные до локтя рукава бело-синей полосатой блузки обнажали руки, удивительно крепкие для миниатюрной особы. Сюзи была ниже и моложе Виктории — Пруденс не дала бы ей больше пятнадцати, — но делала свое дело толково и споро.

Сюзи поставила перед собой небольшую миску и смешала в ней белый садовый песок, соль, уксус и немного муки. Потом нанесла полученную пасту на стенку кастрюли:

— И трешь, вот так.

Она быстро растерла средство круговыми движениями.

Состроив гримасу, Пруденс зачерпнула горсточку пасты. Сюзи ободряюще кивнула:

— Да. А теперь натирай.

От соли и уксуса щипало руки, но Пруденс осторожно терла, пока Сюзи не вмешалась и не прижала ее руку к кастрюле.