— Нет, конечно. Но, Эймос, как же можно выдавать ребенка за своего сына, если на самом деле он не твой? Откуда в ней такая жестокость?

— Не думаю, чтобы Элен вообще понимала, что такое жестокость. Она не задумывается о подобных вещах, ей интересно только то, чего ей хочется и то, что поможет ей осуществить свои желания. Хорошо или плохо, жестокость или доброта — ничто подобное при этом не учитывается. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Сейчас Итан мой настоящий сын. Я его вырастил. Я его кормил и ухаживал за ним, когда он болел, и пытался научить его всему, что нужно в жизни. Он теперь намного больше мой сын, чем ее. И я сделаю все, чтобы защитить его от обид и неприятностей. И она это хорошо знает.

— Ты что имеешь в виду?

— Именно для того она и явилась сюда — угрожать, что расскажет Итану, кто она для него. По ее словам, она надеется, что он обрадуется встрече со своей матерью и, возможно, даже захочет поехать пожить у нее какое-то время.

— Нет! Никогда Итан не сделает этого!

— Не сделает? Я не уверен в этом. Если он узнает, что я его обманывал, уверял в том, что его мать умерла, тогда как все эти годы она была жива, он может возненавидеть меня. Ты не знаешь, как Элен умеет все представлять в нужном свете, как она может заставить других поверить во что угодно. Если она сообщит ему, что я заставил ее отдать ребенка мне и живописно расскажет ему какую-нибудь жалостливую историю о себе, если она откроет ему, что он вовсе не мой сын… — Эймос покачал головой, — я не могу рисковать. Я хочу, чтобы она убиралась из моей жизни. И она это знает! Она хочет, чтобы я заплатил ей за то, что она будет держать все это в тайне.

— Ты хочешь сказать, что она потребовала у тебя денег? И угрожала рассказать Итану всю правду, если не дашь?

— Конечно, именно так. А зачем еще ей нужно было приезжать? Она нигде, кроме города, не может жить. Она все время жила в Чикаго с тех пор, как бросила Итана. Никогда бы она не приехала сюда на ферму, если бы не алчность.

— О, а я то думала, что просто она с годами поняла, какую совершила ошибку и надеялась приехать сюда и выйти замуж за тебя.

Эймос расхохотался.

— Непохоже. Могу поспорить, что она просто лишилась последнего своего мужчины-защитника и пока не может найти другого. Она уже слишком стара: вокруг много других, более молодых женщин, охотящихся за богатыми старичками. У нее кончились деньги и она пришла в отчаяние, вот тут она и вспомнила обо мне и Итане и решила отдохнуть тут несколько дней и получить деньги для новых попыток в Чикаго.

— И ты намерен заплатить ей?

— Нет. — Эймос решительно сжал губы. — Она ничего не получит от меня. Если бы я дал ей денег, она бы снова и снова возвращалась с теми же угрозами, как только почувствует нужду. Я придумал единственный способ избавиться от нее — позволить ей пожить здесь несколько дней, пока она не затоскует и не захочет уехать. На это не потребуется много времени.

— Надеюсь, что ты не ошибаешься.

— Я тоже надеюсь. — Эймос вздохнул и поднялся, расстегивая рубашку и вытаскивая ее из брюк. Вдруг он остановился и повернулся к Джульетте с встревоженным видом. — Джульетта…

— Что?

— Не сердись, что она осталась здесь. Не надо бы тебе общаться с такими женщинами. Я знаю, это, наверное, оскорбительно для тебя. Но я не смог придумать ничего другого.

Джульетта улыбнулась.

— Все нормально. Мне и раньше случалось встречать таких женщин, как Элен, и даже хуже. Меня вовсе не обижает, что ты вынужден терпеть ее присутствие несколько дней, я все понимаю. Но мне страшно делается, как подумаю, что она может причинить боль тебе и Итану, — ее улыбка превратилась в лукавую усмешку. — Кстати, насколько я помню, ты не раз говорил, что я похожа на эту женщину.

— Ах, ты так? Ну, ладно. — Эймос приподнял бровь, но начав говорить с притворной суровостью, он не удержался и заговорил с шутливой интонацией: — Не напоминай мне о моих ошибках. Нужно забыть все глупости, которые я натворил до нашей женитьбы.

— А нужно ли? Где это сказано, хотела бы я знать?

— Так будет честнее. Нельзя требовать безупречных поступков от мужчины, когда на пути у него встречается женщина, на которой он хочет жениться.

— Ха, как будто бы ты знал, что мы поженимся!

Лицо Эймоса медленно расплылось в сладкой улыбке, от которой сердце Джульетты всегда таяло.

— Получается, что знал. — Эймос ухватился большими пальцами за подтяжки и сбросил их с плеч, затем стал снимать рубашку, приближаясь к сидящей на постели Джульетте.

Она смотрела на Эймоса, наслаждаясь озорными огоньками желания, загоревшимися в обычно спокойных глазах мужа. Сердце ее застучало чаще от волнения. Восхитительно было видеть, как Эймос поддразнивает ее, как он выходит из жесткого кокона, в который он был загнан слишком суровым воспитанием.

— Могу поспорить, — возразила Джульетта, также шутя, в глазах ее искрилось веселье, губы при этом приоткрылись, неосознанно приглашая к поцелую.

— Разве тебе было не удивительно, что я так яростно сражался с тобой? — тихим голосом спросил Эймос, останавливаясь у постели. Его крепко сложенная фигура склонилась над Джульеттой и он горящим взглядом заглянул ей в глаза. От этого взгляда и от предвкушения его ласки, его поцелуя у Джульетты участилось дыхание. Эймос был так близко, что она уже не в силах была следить за разговором.

— Наверное, чтобы избавиться от меня.

Эймос покачал головой.

— Я боялся. Потому что знал, что ты можешь сделать со мной.

— Сделать с тобой? — притворилась непонимающей Джульетта, широко открыв глаза. — Ты имеешь в виду вот это?

Она прижала ладони к его животу и провела ими вверх по груди, приподнимаясь на колени.

— Ага, — с трепетом согласился Эймос.

— И еще это? — Джульетта расстегнула две верхние пуговицы его рубашки и прижалась губами к его обнаженной груди.

— О, да. Особенно это, — пробормотал он. Голова Джульетты откинулась назад и губы Эймоса слились с ее губами в долгом и страстном поцелуе. Они вместе упали на постель и сразу же забыли о существовании Элен Бангстон.

ГЛАВА 18

Надежды Эймоса на то, то Элен Бангстон быстро заскучает и вернется в Чикаго не сбылись. Ясное дело, ей было здесь невыносимо скучно. Большую часть времени она проводила в маленькой тесной гостиной, смотрела в окно или в сотый раз листала привезенный с собой журнал мод. Ни в каких делах по дому она не участвовала. Не занималась она ни шитьем, ни вязанием, даже для себя самой. Казалось, она пребывает в полной расслабленности и не может найти себе занятие. Часто она вставала с постели и бродила по дому, тяжело вздыхая и жалуясь на недостаток культуры или каких-либо развлечений в Небраске. Но разговоров о возвращении в Чикаго от Элен не было слышно. Чем дольше она жила в их доме, тем более нервной становилась Джульетта. Эта женщина была совершенно невыносимой. И даже хуже того. До ее появления на ферме основные работы уже закончились, и Эймос много времени проводил дома, частенько посиживал на кухне, где читал или вырезал что-то из дерева. Обычно к ним присоединялся Итан и комната наполнялась разговором и смехом. Теперь же, когда в доме неотлучно находилась Элен, Эймос использовал всякую возможность уйти куда-нибудь. Сразу же после завтрака он исчезал в своем сарае и не выходил оттуда до конца дня, разве только на обед. Когда же он был в доме, настроение его было скверным, он раздражался по пустякам и ни с кем не хотел разговаривать.

Джульетте было очень неприятно, что Элен стала причиной постоянного отсутствия Эймоса дома. Однако к этому добавлялась и ее личная неприязнь к Элен. Эта женщина поднималась поздно, ленивой походкой входила на кухню и требовала завтрак гораздо позднее всех, когда Джульетта уже перемыла посуду и занималась другими домашними делами. Ни разу она не поблагодарила Джульетту и не предложила свою помощь. Она подкладывала свое белье в стирку, считая естественным, что Джульетта должна стирать его. Но и в ответ на это от нее не было слышно ни слова благодарности. Однако хуже всего было постоянное нытье Элен. Утром, днем и вечером она постоянно жаловалась на что-то. То ей было слишком холодно и нужно было протопить в маленькой гостиной, так как сидеть в теплой кухне она не хотела, заявляя, что там неудобные стулья. Элен не выносила сельской тишины, отсутствия развлечений. Она ужасно горевала, что не может пойти в магазин и купить себе новую шляпку. Эта женщина хныкала от того, что ветер холодный и даже от того, что за окном — унылый пейзаж. Поначалу Итан сидел с Элен и беседовал, находя удовольствие в новом общении и еще больший интерес разузнать что-то о своей матери. Но довольно скоро ему надоели постоянные жалобы и он тоже стал искать спасения в сарае вместе с отцом.

И получалось так, сердито думала Джульетта, что только ей некуда деться от этой женщины.

Первое время Джульетта изо всех сил старалась быть приветливой. В конце концов, любого гостя нужно уважать. Кроме того, Эймос побаивался, что Элен может открыть сыну всю правду, поэтому Джульетта чувствовала себя обязанной пытаться поддерживать Элен в хорошем расположении духа. Джульетта не хотела, чтобы Элен обрушила на Итана свои признания из-за ссоры с ней. Но проходили дни, и Джульетте все труднее было оставаться любезной с этой женщиной. Как раз в эти дни Джульетте нездоровилось и поэтому ей было еще тяжелее взваливать на себя лишнюю работу из-за непрошеной гостьи. Она необычайно остро на все реагировала, в результате чего беспрестанное нытье миссис Бангстон очень нервировало ее. Джульетта чувствовала постоянную усталость и частые приступы тошноты. Она все больше получала подтверждений, что была беременна. Однако Джульетта по-прежнему ничего не говорила Эймосу из-за присутствия Элен в доме. Джульетта понимала, что это глупо, но она не хотела примириться с тем, что эта женщина может вмешаться в такой радостный момент их семейной жизни.

Джульетта решила, что все расскажет Эймосу после того, как Элен уедет из их дома, и представляла, как она устроит специальный праздничный обед и потом откроет Эймосу свою тайну. Но временами Джульетта начинала задумываться, произойдет ли вообще это событие. Элен, похоже, надолго остановилась у них, и Джульетта все чаще задавалась мыслью, может ли хоть что-нибудь вынудить эту даму убраться восвояси.

Как-то днем, когда Элен стала жаловаться на холод в малой гостиной и, вне всякого сомнения, рассчитала, что Джульетта придет и протопит комнату для нее, получилось так, что Джульетта, к удивлению обеих, разрыдалась и выбежала из комнаты. Она поднялась в свою спальню и ничком упала на кровать, давая волю слезам.

Наконец, крайне утомленная, Джульетта уснула. Проснувшись, она вновь ощутила спокойствие и решимость. Ее терпению пришел конец. Больше она не станет сносить присутствия непрошеной гостьи в своем доме. Джульетта умылась и привела волосы в порядок, все время думая о том, как лучше избавиться от Элен. У нее появилась одна идея и она улыбнулась своему отражению в зеркале, удивляясь, как не додумалась до этого раньше. Вновь обретенное спокойствие придало ей новые силы, она решительно вышла из спальни и направилась на кухню.

Ужин на этот раз получился общим для всех, так как Джульетта значительную часть времени проспала днем вместо того, чтобы работать, однако она втайне даже радовалась этому. Она была уверена, что Элен не упустит случая сообщить всем про этот факт, а ей самой как раз это и поможет начать выполнение своего плана.

Как она и предполагала, едва только все расселись на кухне, Элен окинула пренебрежительным взглядом скудно накрытый стол и заговорила:

— Ах, какой чудесный маленький ужин ты все-таки успела приготовить, Джули. — Элен взяла привычку называть Джульетту кратким именем, которое часто использовал Итан, и это тоже раздражало Джульетту. — А то я так боялась, что после сегодняшнего случая ты вообще не сможешь ничего приготовить.

Услышав такое высказывание, Эймос поднял голову и посмотрел на жену, нахмурившись:

— Что? Что такое произошло днем?

— Я так переволновалась за тебя, — продолжила Элен с притворной сладкой улыбкой, глядя на Джульетту. — То есть, когда у тебя приключилась вдруг такая истерика… да, это меня так расстроило.

— Истерика! — недоуменно повторил Эймос. — Джульетта, о чем это она, черт возьми, говорит?

Джульетта как раз к такому разговору и готовилась и ответила успокоительной улыбкой:

— Да нет, Эймос, не беспокойся. Ничего особенного, просто немного переутомилась и расплакалась.

— Но из-за чего? — Эймос подозрительно глянул на Элен.

— Ой, я уже и не помню, — Джульетта повернулась к Элен, одаривая ту не менее сладкой улыбкой. — Но должна признаться, я переоценила, пожалуй, свои силы. Я имею в виду, что было и впрямь глупо так расстраиваться. В конце концов, не так уж и трудно было бы мне сразу принести для вас еще немного дров, не так ли?