Аспирин, который она приняла в полицейском участке, не помогал. В обоих висках пульсировала пронзительная боль, лоб словно стянуло железным обручем. Хотелось одного — вытянуться на мягкой постели в темной комнате и провалиться в забытье.

Ее душили горечь и стыд. Теперь она ему ненавистна. С каким презрением Филипп смотрел на нее! Может, он и прав, но она не уверена, поскольку сейчас не способна четко мыслить. И все-таки грустно и обидно.

Еще больше она злилась на себя. Они знакомы считанные дни. Как случилось, что за такое короткое время его мнение стало столь важно для нее, если она даже отдаленно не допускала возможности зарождения каких-либо взаимоотношений межу ними, кроме сугубо официальных?

Взаимная симпатия, не грозящая затронуть струны души; несколько приятных часов в обществе друг друга. Вот как это предполагалось. Почему она позволила себе увлечься?

Но Сибилл знала, что, когда он обнимал ее, доводя до исступления долгими чувственными поцелуями, она желала большего. И вот теперь она, женщина, никогда не считавшая себя чрезмерно впечатлительной и падкой до сексуальных наслаждений, превратилась в жалкую несчастную развалюху, потому что некий мужчина растормошил замок, а отпирать его не хочет.

Придется смириться, сказала она себе. Безусловно, при сложившихся обстоятельствах какие-либо личные отношения между ней и Филиппом Куинном изначально были исключены. Теперь если им и предстоит общаться, то только по делам, касающимся Сета. Они оба взрослые люди, сумеют держаться в рамках холодной учтивости и, она надеялась, благоразумия.

Ради Сета.

Услышав, что официантка ставит перед ней салат, Сибилл открыла глаза, но лучше б не открывала. Нестерпимо видеть жалость к себе в лице чужого человека.

— Что-нибудь еще? Может, еще воды?

— Нет, спасибо. Это можно забрать, — добавила она, кивком показав на пустой бокал Глории.

При виде еды к горлу подступила тошнота, но она заставила себя взять в руку вилку и минут пять ковыряла салат, постоянно поглядывая в дальний конец ресторана.

Должно быть, Глории опять плохо, устало думала она. Придется вновь идти за ней, держать ей голову, слушать бесконечные причитания и убирать грязь. Еще одна модель.

Сгорая от стыда и возмущения, она поднялась из-за стола и направилась в уборную.

— Глория, с тобой все в порядке? — Возле раковин никого не было, из кабинок никто не отзывался. Смирившись с унижением, Сибилл стала открывать дверцу за дверцей. — Глория?

В последней кабинке она увидела свой кошелек на крышке унитаза. Он был открыт. Потрясенная, она схватила кошелек, проверила отделения. Все документы и кредитные карты лежали на месте.

А все наличные исчезли вместе с ее сестрой.

ГЛАВА 10

Измученная, больная мигренью, опустошенная, Сибилл трясущимися руками открыла дверь своего номера. Только бы добраться до постели в темной комнате и провалиться в забытье, тогда, возможно, у нее еще есть шанс достойно пережить завтрашний день. Тогда, возможно, она найдет в себе силы предстать перед Куиннами — в одиночку, с позорным чувством вины.

Они сочтут, что она помогла Глории бежать. Но разве имеет она право обижаться на них за это, если уже зарекомендовала себя лгуньей и подлой пронырой в их глазах? В глазах Сета.

Да и в своих собственных, вынуждена была признать Сибилл.

С нарочитой медлительностью она повернула язычок замка, поставила его на предохранитель и прислонилась к двери, собираясь с силами. Ноги не держали ее.

Когда вспыхнула лампа, она сдавленно охнула и ладонью прикрыла глаза, защищаясь от яркого света.

— Ты права, — произнес от балконной двери Филипп. — Вид отсюда прекрасный.

Филипп, как она заметила, уже снял пиджак и галстук, но в остальном выглядел таким же, каким предстал перед ней в полиции. Элегантным, изысканным и разгневанным.

— Как ты сюда вошел?

Он наградил ее холодной улыбкой, обратившей его глаза в два пугающе бездушных колодца цвета морозного зимнего солнца.

— Ты разочаровала меня, Сибилл. Я-то думал, что, собирая информацию об «объекте», ты установила тот факт, что в числе некогда усвоенных мною навыков есть и такой, как беспрепятственное проникновение в любое помещение.

— Ты был вором? — Она так и стояла, прислонившись к двери.

— И вором тоже. Однако хватит обо мне. — Он шагнул от балкона и присел на подлокотник дивана, словно добрый приятель, заглянувший поболтать. — Я восхищен тобой. Твои записи исключительно информативны, даже для дилетанта.

— Ты читал мои записи? — Ее взгляд метнулся к переносному компьютеру на рабочем столе. Из-за дикой боли в голове она не могла в полной мере выразить свое негодование. — Ты не имел права являться сюда без приглашения, лезть в мой компьютер и читать заметки.

Потрясающе спокойна, отметил Филипп. Что же это за женщина? Он поднялся и достал из мини-бара бутылку пива.

— В данной ситуации я не считаю себя обязанным придерживаться условностей. Ты солгала мне, использовала меня. Все заранее обдумала, верно? Когда на прошлой неделе ты вплыла в нашу мастерскую, у тебя уже был готов план действий. — Он не мог сохранять спокойствие Чем дольше она стояла, глядя на него без всякого выражения, тем сильнее он распалялся. — Внедриться в лагерь противника. — Он с громким стуком поставил бутылку на стол. От скрежета стекла по дереву у нее возникло ощущение, будто ей в голову вонзился топор. — Наблюдать, делать выводы, передавать информацию сестре. При необходимости пожертвовать своим телом, если это поможет втереться в доверие. Ты готова была переспать со мной?

— Нет. — Сибилл прижала руку к голове, едва не уступив одуряющей потребности соскользнуть на пол и скорчиться у порога. — У меня и в мыслях не было доводить…

— Думаю, ты лжешь. — Он подскочил к ней, взял за плечи и чуть приподнял, вынуждая ее встать на цыпочки. — Уверен, ты пошла бы на что угодно. Так сказать, провела бы очередной научный эксперимент, верно? А заодно помогла бы своей сволочной сестричке выжать из нас еще денег. Сет значит для тебя не больше, чем для нее. Просто средство для достижения собственной цели.

— Нет, это не… Я плохо соображаю. — Она едва не теряла сознание от боли. Если бы он не держал ее, она упала бы на колени и молила его о пощаде. — Я… мы завтра все обсудим. Мне нехорошо.

— Прямо как Глория. Меня не проведешь, Сибилл.

У нее перед глазами поплыли круги, дыхание участилось.

— Извини, но я не в состоянии что-либо обсуждать. Мне нужно сесть. Прошу тебя. Я должна сесть.

Разъяренный, он пристально посмотрел на нее. Ее щеки покрыла мертвенная бледность, глаза остекленели, дыхание вырывалось из горла судорожными хрипами. Если она симулирует недомогание, подумал Филипп, значит, Голливуд потерял в ее лице звезду первой величины.

Выругавшись себе под нос, он поволок ее к дивану. Сибилл буквально повалилась на подушки и закрыла глаза.

— Мой портфель. В нем таблетки. — От боли она забыла про всякое смущение.

Филипп взял черный портфель из мягкой кожи, стоявший у стола, и, порывшись в нем, извлек пузырек с таблетками.

— Имитрекс? — Он взглянул на нее. Она сидела с закрытыми глазами, закинув голову. Ее стиснутые в кулаки руки лежали на коленях. — Сильный болеутоляющий препарат против мигрени.

— Да. Я принимаю его время от времени. — Сосредоточься, расслабься, приказывала себе Сибилл. Но, как она ни старалась, мучительная боль не уменьшалась. — Мне следовало взять его с собой. Если бы таблетки были при мне, я не довела бы себя до такого состояния.

— Держи. — Он подал ей одну таблетку со стаканом воды, взятой из мини-бара.

— Спасибо. — Сибилл едва не захлебнулась, спешно запивая таблетку. — Она не сразу начнет действовать, но это лучше, чем инъекция. — Она опять закрыла глаза, молясь про себя, чтобы Филипп ушел и оставил ее в покое.

— Ты ела?

— Что? Нет. Сейчас все пройдет.

Истерзанная болью, Сибилл казалась хрупкой и беззащитной. Она заслужила эти страдания, думал Филипп. Ему следует удалиться, пусть сидит тут и мучается от боли. Но вместо этого он снял телефонную трубку и заказал в номер ужин.

— Я ничего не хочу.

— Помолчи. — Он заказал порцию супа и чай и принялся вышагивать по комнате.

Как мог он так непростительно ошибаться, когда, казалось бы, до совершенства развил в себе навык быстро и верно оценивать людей? Он считал, что познакомился с умной интересной женщиной, наделенной тонким вкусом и чувством юмора, а на поверку вышло, что под привлекательной внешностью и изысканными манерами скрывается беспринципная лгунья и авантюристка.

— В своих заметках ты пишешь, что единственный и последний раз видела Сета, когда ему было четыре года. С чего вдруг теперь такой интерес?

— Я думала, что смогу помочь.

— Кому?

Надежда на то, что боль скоро отступит, придала ей силы. Она открыла глаза.

— Не знаю. Хотела помочь ему, Глории.

— Помогая ей, ты обрекаешь мальчика на страдания. Я ведь прочел твои записи, Сибилл. «Вступила в контакт с объектом». И ты еще надеешься убедить меня, будто он тебе небезразличен? Это ребенок, а не объект, будь он проклят.

— Я пыталась соблюдать объективность.

— Тебе нужно попробовать пробудить в себе человечность.

Его слова ужалили ее в самое сердце.

— Я не очень хорошо разбираюсь в чувствах. Моя специализация — реакции людей и модели поведения. И я надеялась, что, наблюдая развитие ситуации со стороны, сумею верно проанализировать ее и найти приемлемое решение проблемы для всех заинтересованных лиц. Как выяснилось, я оказалась не на высоте.

— Почему ты раньше ничего не предпринимала? — спросил Филипп. — Почему не пыталась анализировать обстоятельства, когда Сет жил с твоей сестрой?

— Я не знала, где они. — Она тяжело вздохнула и покачала головой, понимая, что сейчас не время оправдываться, тем более что мужчина, взирающий на нее холодными глазами, в любом случае не примет ни одну из предложенных версий. — И, честно говоря, никогда по-настоящему и не пыталась выяснить. Время от времени посылала ей деньги, если она просила. Наши с Глорией отношения, как правило, носили непродуктивный и неприятный характер.

— Ради Бога, Сибилл. На карту поставлена жизнь ребенка, а ты толкуешь о своих взглядах на соперничество между сестрами.

— Я боялась привязаться к нему, — вспылила она. — Потому что однажды, когда это случилось, она забрала его от меня. Это ее ребенок, не мой. Что я могла сделать? Я предлагала свою помощь, но она не захотела. Она растила его одна. Мои родители от нее отказались. Мама даже признавать не желает, что у нее есть внук. Я знаю, что у Глории есть проблемы. Но ведь у нее нелегкая жизнь.

Филипп смотрел на нее, изумляясь про себя.

— Ты это серьезно?

— Ей не на кого рассчитывать, — начала Сибилл и закрыла глаза, услышав стук в дверь. — Извини, но я сейчас не способна проглотить ни крошки.

— Способна.

Филипп отворил дверь, впустив в комнату официанта. Он жестом показал ему поставить поднос на столик перед диваном и быстро отпустил, присовокупив к счету щедрые чаевые.

— Ешь суп, — приказал он Сибилл. — Необходимо подкрепить организм, пока тебя не стошнило от лекарства. Не забывай, у меня мама врач.

— Хорошо. — Она медленно поднесла ко рту ложку с супом, убеждая себя, что принимает очередное лекарство. — Спасибо. Я понимаю, ты сейчас не в настроении проявлять доброту.

— Бить лежачего не в моих правилах. Ешь, Сибилл, а потом продолжим.

Она вздохнула. Боль в голове чуть притупилась. С такой болью она уже справится, подумала Сибилл. И с Филиппом теперь, пожалуй, тоже.

— Попытайся понять мое видение происходящего. Глория позвонила мне несколько недель назад. Она была в отчаянии. Сказала, что потеряла Сета.

— Потеряла? — Филипп издал саркастический смешок. — Забавно.

— Я поначалу решила, что его похитили, но потом мне удалось вытянуть из нее кое-какие подробности. Она объяснила, что мальчик в вашей семье, что вы отняли его у нее. Денег на адвоката у нее нет, а ей приходится в одиночку бороться с целой семьей, с системой. Я выслала ей денег на адвоката и обещала помочь. Сказала, чтобы она ждала, когда я свяжусь с ней.

Чувствуя, что организм постепенно приходит в норму, она взяла из хлебницы булочку и разломила ее.

— Я решила приехать сюда, чтобы оценить ситуацию собственными глазами. Я знаю, Глория не всегда рассказывает всю правду; ей свойственно передергивать факты в угоду своим интересам. Но в данном случае главный факт налицо: Сет у вас, а не у нее.

— И слава Богу.