– Пошли. А кто в школе из наших остался? – спросила Ксю. Марина посмотрела на нее с удивлением.

– А Катя тебе ничего не рассказывала?

– Нет. Мы не очень хорошо с ней общаемся. Раньше ругались, но жили по-человечески, а теперь не ругаемся, но в отношениях холодность.

– Ксюша, я тебе уже говорила, что твоя сестра стерва. Повторяю это еще раз.

– Стерва, – согласилась Ксю. – Но она моя сестра, ничего не поделаешь.

– Ты права. Так вот у нас многие остались. И мало кто в другие классы перебазировался, почти все у нас кантуются. Жанка обратно в свою гимназию отправилась – класуха ее тоже в десятом классе видеть не захотела. Сашка и Лиза на парикмахеров учатся, в Гродно, по-моему. Марину Литвинович в авторский класс перебросили, и Юльку Лунину тоже. Остальные девчонки у нас. Парни… Димка Филонченко в машиностроительном, в Минске, кажется. Кирюша Якимцев в вечерке учится и подрабатывает на заправке.

– А он-то чего? Родоки богатые ведь, чего ему работать?

– С батей поругался. Парню сестричкиному морду набил, потому что засек с какой-то бабой… Ну, ты же Кира знаешь – он себя уважает. Ну, а что его сестру обманывают, вроде как кровное Кириллу оскорбление. За разборкой дело не стало, ну, а сестра, когда узнала, что брат ее любимого отлупил, чуть ручки не вскрыла. А отец ясно на дыбки, Кирилла из дома выгнал… Так-то вот. Ну, а остальные парни по ГПТУ разлетелись – не суть важно. Валенская с нами в одном классе учится, – осторожно сообщила Марина, раздумывая, надо ли рассказывать. – Парень у нее какой-то…

– А Андрей?

– Андрей за границу уехал. Он программистом быть хочет, ну и попросил друга подковать его в комповых премудростях. Друг – компьютерный хакер, не то румын, не то молдаванин… В общем, Андрей у него там. А ты что – не знала?

– Нет. Я Андрея все лето не видела. С июля в Березина была, только в сентябре сюда вернулась.

– Марка видела? – оживилась Марина.

– Да.

– Ну, и как?

– Нормально.

– Я не о том. Думаешь ты о нем еще, или все перегорело? Так сказать, любовь прошла, завяли помидоры…

– Да нет, Мариш, не перегорело ничего. И я не выдержала, сказала ему…

– Что? Что влюбилась в него, сказала? – пораженно уставилась на Ксюшу Марина.

– Хуже. Я его поцеловала. В губы.

– Ты? Марка? Сама? И как ты осмелилась?

– Не знаю, как.

– И что? Большой нагоняй был за распутное поведение?

– Нет.

В это время они дошли до дома Марины. Марина открыла дверь, впустила Ксюшу, зашла сама и закрылась изнутри.

– А что было? Ксюш, не томи, интересно же! Что Марк сделал?

– Ответил на мой поцелуй.

– Что? То есть, не оттолкнул, не…

– Нет. Вцепился в меня натурально, что когда я пришла в себя, осознала, что так нельзя, и вырваться хотела, то не смогла.

– Фейерверк? И что еще, кроме поцелуя, было?

– Больше ничего. Ну, я сказала, что люблю…

– Нет, я так не играю! – надулась Марина. – Ты столько мучилась да страдала, на такой риск отважилась, а вы только поцеловались и все?

– А ты хотела, чтобы мы там на ковре в его комнате и сплелись? Или на кухне?

– Так это у него дома было?

– Ага. И его родители или брат могли зайти в любой момент. И поцеловались мы не один раз. Он меня у тети выловил, где я от него скрывалась, и отвез в милый скверик выяснять отношения, ну и в машине…

– И в машине вы тоже только целовались?

– А что ты хотела? Пойми, Марк – мой брат…

– Ну и что? Если вы любите друг друга…

– А с чего ты решила, что Марк меня любит?

– Ну, может, не любит, но нравишься ты ему. Иначе с какой стати ему тебя целовать?

– Не знаю, с какой.

– Не знаешь, так молчи. Я раньше думала, что это ерунда, но теперь мне кажется, что у вас могло бы что-нибудь получиться. Вот поехала бы в Березино…

– Какое Березино, ты сбрендела? Я теперь туда ни ногой!

– Ну, и зря. Была бы ты поактивней – Марк давно был бы у тебя в руках.

– А я не могу.

– Ладно, как знаешь, – махнула рукой Марина. Больше Марка они не вспоминали, просто разговаривали ни о чем. Вечером, когда Ксюша собралась идти домой, Марина позвала ее с собой гулять. Ксю подозревала, что этого делать не стоит – когда Ксюша звонила домой предупредить, где находится, бабушка говорила сухо и с какой-то злостью. Но желание провести хоть один вечер в приятной компании оказалось сильнее интуиции.

Домой Ксю вернулась в девять. По меркам молодежи – не поздно. Катя ежедневно появлялась дома лишь на полчаса раньше, причем после школы домой не заходила и не звонила, а просто исчезала. Но это Катя. Ксюша же так поступить не могла. Стоило девушке зайти в дом, как на нее обрушился град упреков.

– Дзе ты цягаешся? Дзевяць гадзiн, а яе дома няма! – встретила ее бабушка.

– Ну и что, что девять? А если бы я в одиннадцать пришла или в час ночи, как некоторые теперь делают? И я же звонила домой, сказала, где я. Я что – не имею права погулять?

– Пагуляць яна захацела! Усе хлопцаў ходзiць шукае! Найдзеш яшчэ! Рабiць iдзi, а то сядзiш у хаце!

– Найдите работу, пойду! – крикнула Ксю. – Не берут никуда, лет мало, несовершеннолетняя еще!

– Ну то дома сядзi!

– А Катя много дома сидит?

– Каця вучыцца i не лазiць так доўга!

– Ну, конечно! И всегда звонит домой и предупреждает, где она.

Ксюша думала еще поесть, но аппетит пропал, и девушка пошла к себе. Больше всего на свете ей хотелось спать. Надоела постоянная ругань и склоки в доме. Скорее бы год прошел, и можно было бы ехать поступать, чтобы больше глаза этого не видели.

А тут еще зашла позлорадствовать Катя. Но у Ксюши не было настроения слушать ее подколки, поэтому она, не церемонясь, выставила сестру вон из своей комнаты, выключила свет и легла спать.

4.

С утра после ухода Кати в школу началось такое шоу, что покруче реалити «За стеклом». Прямо битва титанов.

Бабушка заявилась в Ксюшину комнату сразу после того, как ушла Кэт, и принялась будить внучку. Все возражения Ксю на счет того, что еще рано и даже нет восьми, не возымели действия. Бабушка носилась по дому злая как пантера, то и дело заглядывая в комнату девушки. Пришлось вставать.

На кухне ждало заявление, что отныне Ксюша будет есть то, что есть в доме, а не выготавливать для себя что-то особенное. Стоило Ксюше заикнуться о том, что она ест как раз то, что есть в доме и никаких изысков, как бабушка разразилась криками. Каких только слов Ксю не наслушалась! Поначалу девушка еще как-то отбивалась, оправдывалась и язвила, но услышав оскорбления в свой адрес, замолчала. Ее словно молотком по голове ударили. Если о ней такого мнения родная бабушка, то чего ждать от других?

Скандал закончился, бабушка ушла по своим делам. Ксюша без всякого аппетита глотала остывший рис, машинально вымыла грязную посуду, расставила все по местам и пошла к себе. В ушах гулко-гулко звенели бабушкины слова о ее нахлебничестве, причиняя невыносимую боль.

«Я больше не буду нахлебницей!» – мысленно твердила Ксюша, складывая какую-то одежду в рюкзак. Она не осознавала, что творит, но ясно было одно – здесь оставаться она больше не может.

Ксюша была как во сне. Вырвав из какой-то тетради листок бумаги, девушка положила его на письменный стол, села, вытащила ручку и принялась торопливо писать: Я устала быть нахлебницей, поэтому ухожу. За меня не волнуйтесь, я позвоню, когда устроюсь. Сами меня не ищите. – Ксюша. Затем прикрепила записку к зеркалу при помощи кусочка скотча. Дальше убрала со стола книги на книжную полку, вынула дневник, затолкнула его в рюкзак, сбегала в ванную, забрала оттуда свой шампунь, зубную щетку, пасту, расческу и мыло и тоже отправила в рюкзак.

– Кажется, ничего не забыла, – сказала девушка вслух, оглядываясь по сторонам. Она еще раз зашла в свою комнату, в одной из книг нашла спрятанные когда-то деньги.

Ксю не чувствовала под собой ног, когда вышла из дома и направилась на автобусную остановку. Автобус подошел быстро, и так же быстро Ксюша оказалась на вокзале. Дальше все было как в тумане.

Только на одной из последних станций перед Минском Ксю опомнилась. Она находилась в поезде, сидела у окна. Ксюша даже не сразу поняла, как здесь оказалась. Вроде только что кружила по дому, собирая вещи, вышла на улицу… и вот, она в поезде по дороге в Минск. Вернее, не по дороге, а уже почти в Минске. А что она станет здесь делать? Денег уже почти нет, Ксю здесь никого не знает, а вернуться домой не сможет… Телефона Лизы Ксюша не помнит, адреса тоже. Номер Маркова мобильного как-то отложился у девушки в памяти, но Марк, скорее всего, в Березино. Сезон его работы закончился, что ему делать в Минске? А записную книжку Ксю с собой не взяла.

Поезд остановился, и Ксюша вместе с остальными пассажирами пошла к выходу. Через несколько минут она вышла на улицу из здания вокзала. Накрапывал мелкий холодный дождь, сильный ветер ударил Ксюше в лицо, и она ощутила себя невыносимо одинокой. По шоссе мчались машины, люди сновали туда и сюда, а Ксения была одна.

Спросив у какого-то прохожего, как пройти на почту, Ксю направилась по указанному пути. Найдя нужное здание, девушка зашла туда и попросила позвонить. Неуверенно, дрожащими пальцами, она набрала номер мобильного Марка. Слушая вызывные гудки в трубке, Ксю мысленно взмолилась: «Умоляю, Марк, откликнись! Возьми телефон, пожалуйста!»

– Да, – услышала Ксюша голос Марка. Она изо всех сил вцепилась в трубку, чувствуя, что у нее подгибаются колени.

– Алло, Марк… – с трудом выговорила девушка.

– Да-да, я слушаю.

– Марк, это Ксю.

– Ксю? Ты откуда звонишь? Из дома?

– Не совсем. Марк, ты сейчас где? В Березино?

– Нет, в Минске.

«Какое везение!» – подумала Ксюша.

– А ты сама где?

– Тоже в Минске. Я на вокзале.

– Что? Что ты там делаешь? Как ты там оказалась?

– Просто… вышла погулять. Теперь мне Барановичей мало, я добралась и до Минска, – сказала Ксю немного дрожащим голосом. Марк насторожился.

– Ксюш, что-то случилось?

– Ну…

– Я сейчас приеду. Никуда не уходи, я буду в вокзале через пятнадцать минут.

– Хорошо, – Ксюша опустила трубку на рычаг.

Заплатив за звонок, она пошла на вокзал. До него от почты было недалеко, поэтому можно было не торопиться.

Марка девушка увидела, подойдя к зданию вокзала. Парень собирался было заходить внутрь, когда Ксю его окликнула. Марк обернулся на голос, заметил ее и медленно пошел ей навстречу, а Ксюша замерла на мгновение. Она молча ждала, пока Марк подойдет к ней совсем близко, и порывисто прижалась к его плечу, обвила его шею руками.

– Ксю, что с тобой? – спросил Марк, обнимая ее. – Ты плачешь? Что случилось?

– Марк… – Ксюша подняла голову. Из глаз девушки катились слезы. – Марк, я сбежала из дома…

– Что? Ксю, что ты говоришь?

– Дома больше невыносимо находиться, бабушка вечно меня упрекает, а сегодня… сегодня мы поругались, и я ушла…

– То есть как – ушла?

– Просто взяла кое-что из вещей и ушла. Я была как во сне, когда в поезд садилась… Пришла в себя только здесь на вокзале, когда поняла, что идти мне некуда, и что я совершила ужасную глупость…

– Ты хочешь сказать, что никто не знает, где ты? – Марк нахмурился.

– Никто. Я и сама не знала, что поеду в Минск, думала, у знакомых перебуду какое-то время… Марк, я не знаю, что мне делать, но я не хочу возвращаться домой…

– Так, идем в машину, там все расскажешь по порядку, и разберемся, что делать.

– Марк, я не хотела отрывать тебя от дел…

– Ладно, ладно, – сухо отозвался Марк. – На данный момент у меня нет дел, и времени хватает. Только не думай, что я поддерживаю это твое сумасбродство.

– Марк, пожалуйста, не надо так.

– А как надо? Кто-то должен тебе мозги на место поставить, и если ты больше никого не слушаешь, то этим займусь я. Я в твоих делах погряз так, что самому совестно, так что одной разборкой больше, одной меньше…

Ксюше стало обидно. В его глазах она капризной сумасбродкой выглядит.

– Никто тебя не просил погрязать в моих делах, сам влез, так что не возмущайся.

– Никто? А кому ты сейчас позвонила? Не мне?

– Я вовсе не просила у тебя помощи, просто помнила только твой телефон. Но если бы знала, что ты примешься меня воспитывать, то не стала бы звонить!

– Ладно, хватит злиться, занозистая, – уже мягче сказал Марк, открывая дверцу машины, к которой они подошли. – Что стряслось у тебя?

– Не буду я тебе ничего говорить, – сердито ответила Ксю. – Для тебя я взбалмошный, глупый ребенок, которого можно поучать. Конечно, сам ведь взрослый уже, почему бы не давить своим опытом других!

– Ты, я так понимаю, хочешь, чтобы я тебя сейчас вот домой отправил, – прищурился Марк. – Так проблемы никакой – я это сделаю. Согласна?

– Нет.