Даниэла Стил - Семейный альбом

– Фэй, что заставляет вас это делать? – Он вдруг осмелился назвать ее по имени и сразу понял, что ему приятно произносить его, а она, казалось, не возражала. Во всяком случае, она сразу же ответила:

– Ну, это необходимость… отплатить за все хорошее, что произошло со мной. На самом деле я никогда не чувствовала, что заслуживаю всего того, что у меня теперь есть. А долги надо отдавать при жизни.

– Обычно так же говорила Кэти, и слезы подступили к глазам Варда. Сам он никогда не чувствовал необходимости платить «долги». А теперь тем более.

– А почему женщины всегда так рвутся отдать долги?

– Не только женщины. Мужчины тоже. А вы разве так не считаете? Неужели вам никогда не хотелось сделать что-то приятное другому парню за все хорошее, что случилось с вами?

Он поднял на нее глаза. Взгляд потяжелел.

– Ничего хорошего со мной давно не случалось… По крайней мере, с тех пор, как я здесь.

– Но вы же живы, не так ли, Вард? – Голос звучал мягко, а глаза впились в его лицо.

– Иногда этого мало.

– Да, пожалуй, но в таком месте, как здесь, уже много. Нужно уметь быть благодарным. Оглянитесь вокруг. Каждый день раненые, искалеченные мальчики, инвалиды… и те, кто никогда уже не вернется домой…

Что-то в ее тоне проникало прямо в душу, и впервые за последние месяцы ему пришлось бороться с собой, чтобы не расплакаться.

– Я стараюсь не видеть этого.

– А может, стоит? Может, тогда вас порадует то, что вы живы?

Ей хотелось докричаться до него, унять его боль. Он встал.

– Мне уже на все наплевать, Фэй. Останусь ли жив, умру ли… Мне все равно. И безразлично, что станется с другими.

– Это ужасно – так говорить. – Фэй была потрясена, ощутив почти физическую боль, и снова подняла на него глаза. – Что заставляет вас так мрачно смотреть на мир?

Вард долго смотрел на нее, уговаривая себя промолчать, и вдруг ему невыносимо захотелось, чтобы она ушла. Но она ждала ответа, и внезапно ему стало все равно, кто перед ним. Какое это имеет значение? Главное выговориться.

– Полгода назад я женился на армейской медсестре, а через два месяца ее разорвала японская бомба, будь она проклята. После этого довольно трудно хорошо себя чувствовать здесь. Понимаете?

Она застыла на скамейке, потом медленно склонила голову. Так вот почему такая пустота в его взгляде. Вот в чем дело. Неужели он навсегда останется таким? Может, все-таки снова оживет когда-нибудь? Может быть.

– Простите, Вард. – Что еще могла она сказать? В военное время таких случаев много, ей нечем его утешить.

– Это вы меня простите. – Он слабо улыбнулся. Не стоило взваливать на нее такое. Она ведь не виновата и совсем не похожа на Кэти. Та была тихая, простая, и он так отчаянно ее любил. А эта – ослепительная красавица, но в то же время земная до кончиков ярко накрашенных ногтей. – Мне не надо было рассказывать вам о своем горе, подобных случаев тысячи.

Фэй знала, что так оно и есть, но от этого не легче. Она ему очень сочувствовала, и когда они медленно возвращались к джипу, порадовалась, что не попала на ужин к командиру, о чем и сообщила ему. В ответ Вард повернулся к ней с легкой улыбкой, странным образом трогавшей ее гораздо больше, чем самые ослепительные улыбки Голливуда.

– Приятно слышать.

Ей захотелось дотронуться до его руки, но она не решилась. Сейчас здесь не было актрисы Фэй Прайс, она была самой собой.

– Хорошо, что вы поделились со мной своим горем, Вард.

– А почему? Зачем вам страдать из-за меня, Фэй? Я уже взрослый и могу сам о себе позаботиться. Что и делаю уже давно.

Но она видела то, что когда-то до нее видела Кэти, даже больше – понимала, как ему отчаянно больно, одиноко, что он не может выйти из шока после гибели своей маленькой медсестры…

– Я все думаю о том, как здорово, что вы приехали сюда, к этим парням, уставшим от войны.

– Спасибо.

Он остановил джип, и они долго сидели, глядя друг на друга. Каждому хотелось очень многое сказать, и каждый понимал, что здесь это невозможно. С чего начать? Какими словами? Несколько лет назад он читал о ее связи с Гейблом. Интересно, продолжаются ли их отношения. А она думала о том, как долго он будет оплакивать свою любовь.

– Спасибо за ужин. – Фэй робко улыбнулась, и он рассмеялся, открывая ей дверцу и помогая выбраться из джипа.

– Я ведь сказал вам, что это как «21»…

– В следующий раз потребую хаш.

Они снова подтрунивали друг над другом, но, доведя ее до палатки и раздвинув полог, он опять погрустнел, и в его глазах промелькнуло что-то тихое, глубокое и живое. Еще несколько часов назад он смотрел иначе.

– Зря я рассказал, только расстроил вас. – Он коснулся ее руки.

– А почему, Вард? Что в этом плохого? С кем еще вы могли бы здесь поговорить?

– Тут мы не говорим о подобном. – Он пожал плечами. – Все всё и так знают. – Внезапно слезы, с которыми Вард так упорно боролся, снова подступили к глазам, и он отвернулся, однако Фэй схватила его за руку и повернула лицом к себе.

– Это хорошо, Вард. Это хорошо… Вам нечего стыдиться.

Они плакали оба – он по умершей жене, а она по этой незнакомой девочке, по тысячам других погибших и тем, кому еще суждено погибнуть. Они плакали от страданий, потерь и страшного горя, неизбежного здесь. Потом он посмотрел на нее сверху вниз, нежно проведя рукой по шелковистым волосам. Более красивой женщины он никогда не видел. Вард совсем не чувствовал вины за эту мысль. Поняла бы его Кэти? Может быть, это уже не имеет значения, ведь Фэй не вернется сюда… Он никогда снова не прикоснется к ней так, как сейчас… и вряд ли когда-нибудь ее увидит. Он знал также, что хочет немедленно переспать с ней, пока сам не погиб, пока не погасла искра, вспыхнувшая в обоих с такой силой, словно рядом разорвалась бомба.

Фэй медленно опустилась на единственный стул и посмотрела на Варда. Он сел на ее спальник. Они молча держались за руки. Просидеть бы так целую вечность, и пусть где-то там идет своя жизнь…

– Я никогда не забуду вас, Фэй Прайс. Надеюсь, вы понимаете это.

– Я тоже буду вас помнить. И знать, что всегда, когда вспоминаю о вас, вы живы и здоровы.

И он поверил, что так все и будет. Она добрая, несмотря на известность и славу, на это вычурное платье из серебряной парчи. Она назвала это нарядом. Ну да, так и есть. Наряд. Часть ее красоты.

– Может, я удивлю вас – возьму и заскочу к вам на студию, когда вернусь домой.

– Обязательно, Вард Тэйер. – Ее голос звучал тихо и твердо, а глаза после слез стали еще красивее.

– А вы меня не вытолкаете вон?

Казалось, эта мысль его позабавила, а она всерьез рассердилась.

– Конечно, нет!

– Во всяком случае, я постараюсь.

– Хорошо.

Фэй снова улыбнулась, и тут он увидел, как она устала… Уже пятый час утра. Меньше чем через два часа ей вставать и ехать дальше, на следующий концерт. Несколько месяцев она вкалывала без остановки, на пределе сил. Два месяца в пути. А перед этим работала без единого выходного над большой картиной, и по возвращении ее ждет новый фильм. Фэй была настоящей звездой, и у нее головокружительная карьера, но все это, казалось, его не трогало. Она просто красивая женщина, с добрым, щедрым сердцем, и он уже был готов влюбиться в нее, даже за такое короткое время.

Вард встал, осторожно сжал ее тонкие пальцы и поднес к губам.

– Спасибо, Фэй… Даже если я никогда больше не увижу вас, спасибо за эту ночь.

Она долго не отнимала руки, но глаз не поднимала.

– Когда-нибудь мы обязательно встретимся. Он очень сомневался в этом, но ее словам хотелось верить. Неожиданно для самого себя он вдруг выпалил:

– Бьюсь об заклад, то же самое вы говорите и другим парням.

Она рассмеялась и тоже встала, а он медленно пошел к выходу.

– Вы невозможны, Вард Тэйер. Он оглянулся.

– А вы совсем неплохой человек, мисс Прайс. Теперь она стала для него просто Фэй, и он с трудом вспомнил, кто она еще? Да, Фэй Прайс… Кинозвезда… актриса… певица… знаменитость… Нет, для него она теперь просто Фэй. Во всяком случае, на эту ночь.

Лицо его стало серьезным.

– Я увижу вас утром?

Вдруг Фэй почувствовала, как много это для них значит, и для нее даже больше, чем ему кажется. Ей хотелось увидеть его еще раз, до отъезда.

– Может, удастся перехватить по чашечке кофе перед тем, как начнется это сумасшествие?

Она знала, что экипаж и оркестранты не спали всю ночь, гудели с солдатами, медсестрами; так было везде, куда бы они ни приезжали. Им надо было расслабиться, и они не упускали случая весело провести ночь. Но на следующий день, перед отлетом, все меняется. Еще два часа продлится безумие, а потом они наконец погрузятся в самолет, который доставит их на следующую базу. Через все это она проходила почти ежедневно и знала, что в самолете все уснут и будут спать без задних ног до самой посадки, потом все начнется сначала. Ей предстояло многое сделать до отъезда, помогать грузиться, но может быть… Может быть, появится минутка и для него.

– Я найду вас.

– Я буду где-нибудь поблизости…

Но когда она пришла в столовую в семь утра, Варда не было: он срочно понадобился командиру. Только около девяти он нашел Фэй, у самолета – все ждали, когда прогреется мотор. В ее глазах мелькнул слабый намек на панику, что обрадовало его. Он выскочил из джипа и сразу заговорил:

– Простите, Фэй… Командир…

Голос потонул в шуме моторов. Режиссер начал давать распоряжения членам группы, столпившимся вокруг нее.

– Все в порядке.

Фэй улыбнулась своей блистательной улыбкой, но было заметно, как она устала – ведь не спала и двух часов. Вард сам почти не спал, но давно к этому привык. Фэй была в ярко-красном костюме и в сандалиях на танкетке, что заставило его улыбнуться. Последний писк моды, и где, – на Гвадалканале!.. Вдруг, как вспышка, в памяти возникло лицо Кэти, и он снова ощутил знакомую боль. Он взглянул на Фэй, но тут кто-то выкрикнул ее имя.

– Мне надо идти.

– Понимаю. – Они кричали уже оба, чтобы перекрыть шум. Вард сильно сжал ее руку. Страшно хотелось поцеловать ее в губы, но он не осмеливался. – Увидимся на студии.

– Что? – На ее лице отразилось страдание. Никто из всех встреченных здесь мужчин не взволновал ее так, как этот человек.

– Я сказал… увидимся на студии.

Фэй улыбнулась. Увидит ли она его снова?

– Поберегите себя.

– Конечно. – Но какие здесь могут быть гарантии? Их ни для кого нет. Даже для нее. Самолет могут сбить на пути к следующей базе. Они все уже привыкли и не думали об этом, покуда с кем-то не случалась беда – с товарищем, соседом по койке. Кэти… Вард старался отстранить ее образ. – Вы тоже позаботьтесь о себе. Что говорят таким женщинам? Желаю удачи? Она не нуждалась в этом. У нее было все. А было ли? Интересно, есть ли у нее сейчас мужчина? Но об этом слишком поздно спрашивать…

Она уже догоняла остальных, оглядываясь и махая ему рукой. Вдруг появился командир, чтобы сказать прощальное «спасибо». Фэй пожала ему руку, а тот долго смотрел ей вслед. А потом, уже у трапа, в самый последний миг она помахала и ему, и красный костюм исчез из его жизни. Может, это к лучшему. Скорее всего, он никогда больше ее не увидит. А Фэй смотрела на него сверху и спрашивала себя – чем же он так затронул ее душу? Может быть, пора возвращаться домой; похоже, мужчины, которых она встречала на гастролях, стали чересчур занимать ее, а это опасно. Нет, совсем не то. В нем было что-то такое, чего она никогда раньше не знала. Но об этом нельзя думать, надо жить дальше. А в ее жизни для него места не было. Он воюет на фронте, а ей хватает своих сражений – на гастролях, в Голливуде… «До свидания, Вард Тэйер, желаю удачи…» Фэй откинулась на спинку, закрыла глаза… Но его лицо, глубокие голубые глаза еще долго преследовали ее – лишь где-то через месяц она сумела выбросить Варда из головы. А потом он появился. Наконец.

На киносъемочной площадке царила напряженная, тяжелая тишина. Почти четыре месяца они ждали этого момента, а теперь всем хотелось замедлить его приход, перенести на другой день. Это был один из тех замечательных фильмов, где почти все прошло гладко. Казалось, работая над ним, все они стали друзьями, все с ума сходили по главному герою, и половина женщин, а может, и больше – влюбились в режиссера. Мужскую роль играл Кристофер Арнольд. Все говорили, что это самая яркая звезда среди мужчин в Голливуде. И не без основания. Он был профессионал, и сейчас все стояли и слушали его заключительный монолог. Он говорил тихо, из глаз лились слезы. Было бы слышно, если бы муха пролетела по Пасадене. Фэй Прайс в последний раз вышла на площадку. Голова опущена, по щекам катятся настоящие, неподдельные слезы. Арнольд смотрит, как она уходит… Вот, наконец, финальная сцена… Все кончено.